- Guten Morgen (Доброе утро).
- Guten Morgen Laura. Wie geht es? (Доброе утро, Лаура. Как дела?)
- Gut. Danke. Peter schl;ft noch. Soll ich f;r sie Cafe machen? (Хорошо. Спасибо. Петер ещё спит. Мне приготовить вам кофе?)
- Ja, das ist genau so, was wir jetzt brauchen. Danke (Да, это как раз то, что нам сейчас нужно. Спасибо).
Усадив, как обычно стесняющуюся Лауру, за стол, мы пили кофе, Лиза без умолку болтала, и от звуков её полного радости голоска отступала наша подавленность. Пришёл Петя, ещё заспанный, и сразу же стал выпрашивать разрешения уйти к своему приятелю на весь день играть. Лаура, узнав, что на сегодня она нам больше не нужна, радостно убежала, видимо, уже имея на воскресенье что-то в виду. Настя осталась с детьми, а я направился принять душ, по дороге зажигая свет, так как за окнами всё ещё было темно. День, успевший сменить утро, был таким же мрачным.
Начинало накрапывать. Я залез под горячую струю, с наслаждением смывая усталость, оставшуюся от вечера, потом, спустившись на кухню, уже пустую, сварил ещё кофе. Настя заглянула в дверь предупредить, что она с детьми отойдёт к соседям, и я остался в доме один.
И небо стало водой. Начав с редких капель, упавших из матово серого, насколько мог охватить взгляд, пространства не облаков, но неба, ставшего дождём, кто-то, ускоряя темп, всё лил и лил сверху холодные струи, пока не выбрал ритм тоски, заставлявший думать, что дождь будет идти вечно. И дождь шёл. И казалось, что серое небо давит, потом поднимается выше, но не даст трещины, и не будет солнцу пути к земле. Маурин уже не плакала больше. Она ждала. У неё не получалось ещё две строчки, без которых невозможно было позвать не солнце, но хотя бы один из лучей его. Маурин сидела в комнате с окнами на север, где лишь на секунду прозрачным стал потолок, чтобы ещё тяжелее опуститься на неё. Но золотом на серебре замёрзли на полу последние упавшие из глаз слёзы, и Маурин вспомнила своё имя. И начала ждать в каменном городе, где всё ещё не оставались на стенах жёлтые и розовые цвета, хотя люди красили в них свои коричневые дома и радовались, что перестал идти снег.
- Ты ещё кофе сделал! Я бы тоже выпила чашку. Возьмёшь её? - Настя передала мне Лизу, дремавшую у неё на руках, та поудобней перевернулась, прижалась ко мне и сразу совсем крепко заснула.
- Она встала в рань несусветную, как обычно, когда нас нет, а Лаура сразу тоже встаёт, вот Лиза и не спит дальше, - сняв куртку, всю покрытую мелкими каплями дождя, Настя села за стол.
- О, холодный! Я свежий сделаю, а то мне тоже сонно и к тому же холодно. Ты всё время так и сидел здесь?
- Задумался... Слушай, я отнесу её в кроватку и приду.
На меня тоже сделай, я ещё чашку выпью. А потом пойду по работе материалы просмотрю, мне завтра опять шефу отчитываться.
- Так ты даже не отдохнул из-за меня, - она вздохнула.
- Ну почему из-за тебя? А потом, успею я отдохнуть.
- Из-за меня. Я тебя на эти шашлыки потащила. Лучше бы отказались...
- Перестань. Сейчас Лизу уложу и расскажу тебе кое-что. А то смотри, она ворочается, как бы не проснулась.
- Как же, разбудишь сейчас её! Вот в четыре утра вставать - это любимое дело. Ну ладно, давай иди.
Я быстро устроил дочку в кроватке, оделся и вернулся на кухню. Кофе для меня уже стоял на столе, Лиза подливала молоко в свою чашку.
- Сахар положила. Ну, рассказывай.
Я отпил глоток, закурил и объяснил ей свою идею составить доклад таким образом, чтобы моё личное присутствие в киевском отделении не выглядело необходимым, что впрочем, соответствовало действительности. Я служил в очень крупной фирме, которая в настоящее время расширяясь, открывала новые филиалы в разных странах, и, согласившись заниматься техническим и документальным переводом, причём за небольшую зарплату, оказался втянутым в бесконечные командировки, где плохо перенося самолёт, я постоянно чувствовал себя нездоровым, а потребовать больше денег не умел.
Впрочем, всем иностранцам, работавшим здесь, платили меньше, чем своим, часто имея при этом в их лице лучших специалистов. В пятницу, вернувшись из Киева, в среду я должен был лететь на два дня в Москву, и перспектива потом опять ехать в Киев никак меня не прельщала.
Через полчаса я уединился в кабинете, где, разложив на столе свои заметки, попытался сосредоточиться на завтрашнем докладе и провозился с ним до вечера. Вернулся Петя, я немного поиграл с ним, потом сели ужинать. Вечер уже потихоньку уходил в ночь. Уложив детей, мы ещё немного посидели. Я курил, Настя пила чай. Поболтав чуть-чуть ни о чём и, по молчаливому сговору, не касаясь случившегося в субботу, мы отправились спать.
Три недели пробежали незаметно, полные обычной суеты. Лето кончилось, пусть не календарно, но атмосферно. Мне всё не удавалось договориться об отпуске, хотя чувствовал я себя совсем больным. Был вечер пятницы, я приехал из очередной поездки совершенно разбитый. Несмотря на поздний час, Настя ещё не спала, но ждала меня. Она была явно взволнована.
- Слушай, вчера приходил полицейский. Комиссар, не в форме. С тобой очень хотел поговорить. Завтра будет звонить.
- В субботу?
- Да. Но он мне понравился. Приятный. Только, знаешь, он всё спрашивал про Николая.
- Какого Николая?
- Да этот, с Игорем который работает. Ты его не любишь.
- Странно.
- Я тоже удивилась.
- А он что-нибудь сам рассказал?
- Нет. Я спросила, что тогда случилось всё таки, ну... С Хансом...Он сразу так уклончиво: "Ведём расследование".
- Но почему Николай? Остальные его не интересовали?
- Представляешь, нет! Ты не помнишь, он не выходил тогда из-за стола?
- Понятия не имею. Кажется, нет. Да, точно, он же рядом со мной сидел. Ещё чавкал так противно.
- Стас, ты ещё полицейскому про это расскажи! Он и так Николая, по-моему, в чём-то подозревает!
-Некультурное поведение за столом ещё не служит доказательством вины. Что ты смеёшься? Ладно, я устал страшно, приму душ и сразу лягу.
- Есть не будешь?
- Нет, после самолёта не смогу. Ты спать идёшь?
- Я ещё посижу.
- Тогда спокойной ночи.
Я поцеловал её, быстро облился водой и провалился в сон.
В субботу я встал поздно и ещё в полусне завтракал, когда телефон заставил меня, наконец, проснуться. Это был комиссар полиции, очень вежливо настаивающий на встрече через час. Я уступил, сказав, чтобы он заехал ко мне и, естественно, ни на чём не мог больше сосредоточиться, вспоминая злосчастные шашлыки и ещё раз обдумывая, что же могло случиться.
Полицейский оказался пунктуален, минута в минуту через час он уже стоял на нашем крыльце.
- Hornfelder, - представился он.
- Stanislav Kaj.
Настя не ошиблась, это был приятный, располагающий к себе человек моих лет. Я проводил его в гостиную, предложил кресло и сел сам, в ожидании вопросов.
Вместо этого он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:
"Ханс Хольцман был убит выстрелом в сердце, предположительно из пистолета". Он назвал марку оружия, ни о чём мне не говорившую и продолжил: "Смерть наступила через несколько секунд. Можно воды?"
- Да, да. Конечно.
Я принёс воды и подал ему. Хорнфельдер протянул руку, неудачно перехватил, стакан выпал у него из рук и вода каплями, вместе с осколками стекла ударившись о ковёр, подпрыгнула и застыла в воздухе.
Габриэль умел многое. Он имел власть ветра, пасущего облака, дурачась, управлял течением воды, изменяя скорость рек, знал, как позвать весну, рождающую из почек листья. Единственное, чего Габриэль не мог без Маурин - это уйти. Он хотел спеть разбивающуюся белую песню волны, но Маурин с ним не было, а для неё смерть давно не была таинством. Наверно поэтому она и не умерла, хотя без Габриэля Маурин не умела жить. Но имела власть ждать и ждала. И продолжала ловить обрывки слов и воспоминаний, и слова стекали песней с губ её и не законченным звуком обрывались, но Маурин пробовала снова и снова. А Габриэль тосковал у своей реки и тоже складывал своё горе в строчки и тоже ждал, потому что власть надежды была дана ему навсегда.
Я заблудился в пустоте,
Я строил город в темноте,
Но потерял его огни.
Течёт далёкая река,
Меня уносит в облака,
Где были только мы одни,
Снег ляжет на день, пасмурный день,
Который начался с дождя
Снег ляжет на день, пасмурный день
В котором снова нет тебя
Я среди тысячи дорог
Знакомый путь найти не смог
И нацарапал на окне.
Как в море сбудется волна
Ты не останешься одна,
Ты всё равно придёшь ко мне,
Снег ляжет на день, пасмурный день,
Который начался с дождя....
Габриэль не мог сейчас искать сложных слов, но и простые слова вызывали музыку и Габриэль плакал вместе со струной.
- О, извините, как я это неловко...
- Ничего страшного. Одну минутку, - я очнулся, быстро сходил на кухню за веником, убрал осколки и принёс новый стакан.
- У меня к вам несколько вопросов.