Благодарю.
2. Олег Волков и Евгений Васюткин — две параллели разных путей.
История Олега Волкова будет раскрываться по мере всей истории «Батор», а пока напомню и может чуть-чуть расширю уже данные в тексте отсылки.
Олег Волков родился на Юге на границе с Дагестанской ССР (Республикой Дагестан) и Чечено-Ингушской АССР и во время, когда в последней назрела революция, в ходе которой 8 июня 1991 года Дудаев провозгласил Чеченскую Республику (Нохчи-чо) таким образом, в республике сложилось двоевластие. Спустя три месяца был произведён захват здания Верховного Совета ЧИАССР и убит председатель городского совета. [Читайте больше в хрониках Первой чеченской войны].
Его отец — татарин, а мать — русская, принявшая ислам. Отец погиб во время боевых действий в Грозном в ходе Первой чеченской войны, а матери пришлось бежать с Кавказа к родственникам в Санкт-Петербург, где и жили они до того, как наступило ещё одно переломное событие.
Олег живёт долгое время на улице и упоминает коммуналку, а также нового отчима. История с ним будет рассказываться далее по сюжету, потому пока я это опущу, и заострю внимание на том, что благодаря существованию на улице Олег Волков является уже более зрелым и самостоятельным, чем Марго и Сергей — он долгое время обеспечивал себя сам и выживал, оттого знает, как, что и где стоит поступать. Отсылки в Префазе всегда даются, когда Олег пытается наложить опыт существования в иерархии улицы на иерархию батора. И из первой он сбежал во вторую в поисках безопасности, когда на улицах в феврале происходит убийство таджикской девочки. Заострю внимание: в батор он попадает почти добровольно, ибо здесь ему предстоит выживать с такими же детьми, но не сталкиваться со скинхедами, группы которых включали совершеннолетних отморозков.
Оставим на время Олега и переключим внимание на Евгения Васюткина.
Евгений Васюткин родился в Санкт-Петербурге, попадает в батор в 2000 году примерно в возрасте 9 лет. В главе «Вместе» упоминается, что родителей он потерял после взрыва в подземном переходе под Пушкинской площадью в Москве. Тогда в результате теракта погибли 13 человек, ранения разной степени тяжести получили 118 человек. Теракт до сих пор в реальной истории так и не раскрыли.
Но вернёмся к образу Евгения Васюткина. Его бабушка не переживает известия о смерти дочери и зятя, случается инфаркт, из которого она не выбирается. В итоге ребёнок теряет и родителей, и единственного последнего близкого человека — бабушку. Попадает в детский дом, где никто не учит его справляться травмой, с потерей и болью, которая буквально душит маленького ребёнка. Я напоминаю, что психологических кабинетов тогда никто не вводил, да и на воспитателей особой надежды нет (см.1 пункт), потому, что происходит с Васюткиным? Наблюдая за иерархией в баторе, он начинает транслировать свою боль в агрессию и срываться на беззащитных детях.
Оправдывает ли это его? Нет. Но ребёнок знает только такой путь решения своих проблем и трансляции травмы, другого выбора он не знает, ему никто не пояснял, с ним никто не работал. Потому даже если бы он понимал, что так неправильно, он не знает, как пережить эту душащую его боль иначе.
Другая ситуация происходит с Олегом Волковым, рядом с которым была патрон-мать. Она помогла ему пережить утрату, была рядом весь путь до Санкт-Петербурга, отчего сознание ребёнка-Олега пускай и сыграло в защитную реакцию, но сохранило только тёплые воспоминания о детстве, лишённом войны. Во многих главах неслучайно Олег с теплом и трепетом вспоминает Юг, где было спокойно, тепло и уютно, где были отец, мать, родные с улицы, детвора, с которыми они ужей на танцы закидывали. Благодаря матери Олег пошёл по другому пути отработки боли и сохранил только воспоминания и истории, которые придают ему сил.
Потому-то попадая в батор и обозначая для себя иерархию, Олег не может выбрать, какую роль ему занимать — избиение беззащитных ему неинтересно (ведь на улицах кражи нужны были, чтобы добыть пропитание, а в баторе, где оно выдаётся, нет в этом нужды, да и издевательства не доставляют ему удовольствия), но и сам он не хочет терпеть издёвки. А они следуют.
Уже в главе «Радуга» Олег сталкивается с Евгением. Воспитательница неосознанно упоминает про то, что отец Олега — татарин, это слышит Васюткин.
Но, к слову, вот ещё момент: Олег, видя национальные розни в центре Питера, специально называет себя русским и напрягается, когда воспитательница говорит о татарских корнях, ибо это небезопасно. Собственно, так оно и выходит.
В дальнейшем Олег познаёт иерархию («Маргарита Снегирёва») и в итоге вступается за Сергея после урока математики («Сергей Разумовский»), и уже после «шкеты» решают действовать — так как Олег не только принадлежит к ненавистной Васюткиным национальности, которую он винит в смерти родителей, но и посмел нарушить личную вендетту против ученика, не давшего списать.
И уже в главе «Олег Волков» мы получаем столкновение двух путей преодоления боли от потери. Васюткин с болью и яростью обращается к Олегу будто обращается ко всей расе, обобщённо, на что Олег останавливает его одним вопросом — «Чем конкретно я ответственен перед тобой?» — и пытается пояснить, что первыми от действий на Юге пострадали сами южане, включая тех, кто принадлежал к единому народу. Но боль Евгения настолько сильна, что он не слышит, а может и не желает слышать.
Итогом становится спасение Олега Марго и Сергеем, но эти ветки показывают в Префазе то, как из-за влияния обстановки в итоге дети, потерявшие родных из-за конфликта, по-разному стали вести себя дальше. И никто из них ни хороший, ни плохой. Они действуют так, как их научили и как они научились самостоятельно.
Васюткин — через агрессию. Волков — через сохранение теплоты воспоминаний и принятия.
Также в заключение акцентирую внимание вот на чём: и Олег, и Евгений влияли на окружение. Евгений сколотил вокруг себя шестёрок, которые начали подражать ему и плодить агрессию, но даже среди его подопечных нашлись несогласные в лице Палочкина. А вот пример Олега показывает, как его действия и поступки, а также мораль, привитая погибшими родными, вносит смуту в привыкших следовать системе Марго и Сергея. Последние задумываются, размышляют, и о них мы говорим дальше.
3. Маргарита Снегирёва и Сергей Разумовский — путь со дна за пределы иерархии.
Я уже упоминала, что детский дом — это страшная вещь, и чем раньше ребёнок попадает в него, тем более он не подготовлен к реальному миру и законам функционирования системы, какие диктует и общество, и государство. Так же, как и с Олегом, я вскользь упомяну детство Марго и Сергея.
Марго — отказной ребёнок по причине своего альбинизма. И с пелёнок она сначала жила в коррекционном центре, затем её перевели в обычный детский дом. Потому Марго как раз это пример детдомовской, которая знает только систему, сложившуюся в детском доме и какая не отвечает требованиям внешнего мира. Она занимает позицию дна, порой успешно бегает от проблем в лице притеснений по причине внешности, и редко даёт сдачи. Сама её система взглядов описывается как в главе с одноимённым названием — «Маргарита Снегирёва», так и в главе — «Сергей Разумовский», когда она искренне не поняла, зачем Олег вступился за чудика, ведь не его вещи портили.
Это как раз является показателем влияния той системы, под давлением которой формировалась личность её — заботиться только о себе и закрывать глаза на справедливость. Отдельный кусочек главы даже посвящён её рассуждениями, где она упоминает, что все высокие слова о чести и долге — лишь в книжках бывают. А жизнь не имеет такого.
Может ли она узнать другую систему ценностей и поступков? До появления Олега — нет. Ибо буквально с детства она приучается к той системе батора, в какой росла, и у неё банально не было иного, с чем можно было сравнить и выбрать. Потому действия Волкова вносят серьёзную смуту в её устоявшиеся принципы и заставляют сомневаться в них, думать и размышлять над тем, правильная ли та система, какой она придерживается? А что, если эта система дала ложное понятие — что такое зло, а что такое добро? Немало здесь помогают и книги, которые она читает и с героями которых ребёнок себя ассоциирует. Но страх выбраться из одной системы и прыгнуть в другую — незнакомую, чужую и основанную только на поведении Олега — силён.
И такой же страх присутствует у Сергея, только углубляется он тем, что Сергей долгое время был бойкотирован воспитанниками после случая на пляже, отчего он замыкается и уходит в себя окончательно, а после перехода в среднюю школу, где посвящает себя науке и учению, он становится предметом травли, когда не желает помогать одноклассникам с заданиями и не даёт списывать сделанное.
В итоге если Марго приняла позицию бегства, Сергей насмешки терпит и только огрызается тогда, когда его «перещёлкивает». Как раз такое происходит в момент, когда Олег вступается за него. Для Сергея это становится шоком.
Серьёзно.
Ребёнок, привыкший терпеть издевательства и понимать, что он — никто, вдруг получает защиту. Это ломает его систему, вносит смуту посильней, чем разговоры между Олегом и Марго, и совершенно ставит его в тупик, отчего он не понимает и не знает, как реагировать на спасение, что сказать, а может Олег отбил его у Васюткина, чтобы сейчас посильней ему дать по ушам?
И оттого как закрытый ребёнок тогда в коридоре он ожидает одного — чтобы Олег вышел за территорию его границ, чтобы Сергей мог расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Именно поэтому в комнате — обратите внимание Сергей долгое время живёт совершенно один, для ребёнка, которому нужна социализация, это чудовищно — Сергей с появлением Олега ревностно охраняет границы. Он строит «мягкие баррикады» и с трудом засыпает, потому что присутствие рядом незнакомого и чужого воспитанника — для него просто воспринимается базово как угроза. И пускай Олег не нарушает границ, внутренняя тревожность Сергея повышена, потому как всякая коммуникация с другими воспитанниками заканчивалась болезненным опытом.
А стоит Олегу оставить записку, так Сергей совсем теряется: он не получал таких приглашений, оттого базово считает снова, что его хотят просто избить. Повторюсь: как и Марго он пускай и попал в детдом в 8 лет, он пережил потерю родителей и, если Васюткин выплёскивал её наружу, Сергей проецировал её через замкнутость и через рисунки. Но вместе с тем он также принял свою модель поведения, где не знает, что существует другая, иная с другими системами ценностей, где банально не всё решается кулаками.
Вот и выходит — сначала он тайком следует за Олегом, после прячет его записку, пытаясь разобраться, и также думает и задумывается, а что если всё бывает иначе? Но если Марго в принципе не особо-то получала поддержку и заботу, то Сергей начинает припоминать то, о чём поклялся не вспоминать — о тепле, какое ему даровали патроны-родители. И постепенно кокон замкнутости, в который он себя намеренно загнал, чтобы сбавить боль от травли и унижений, начинает трескаться.
Итак. Марго и Сергей — воспитанники со дна, которые привыкли следовать определённому шаблону поведения. И действия, слова и поступки Олега вносят смуту в каждого.
Именно поэтому для каждого становится тяжело принять решение помочь Волкову. Марго думает сбежать и сделать вид, что ничего не видела, а Сергей — просто скрыться и перетерпеть. Но оба в переломной главе совершают поистине отважный поступок: они решают испытать ту модель поведения, которую им продемонстрировал Олег — незнакомую, непонятную и прыжок в неё подобен для каждого прыжку в пропасть. Потому неслучайно вещи, которыми бросаются по итогу они в обидчиков, важны для них.
Для Марго — это книга по Звёздным Войнам и Гарри Поттеру.
Для Сергея — это Преступление и Наказание Достоевского.
Каждый — и Марго, и Сергей — совершают серьёзный и огромный шаг смелости и мужества для своих лет: доверяются, принимают новый путь и итогом становится формирование «Вместе».
Но и там выходит непросто: ведь своими действиями они вывели себя за пределы иерархии и как быть с этим — оба не представляют и не знают, более того — они продолжают присматриваться друг к другу и пока не спешат назвать дружку «друзьями». А как будет дальше? Что делать с этой системой? Как поступать? Ответы на эти вопросы им ещё предстоит дать.
Фу-у-уф, это было тяжеловато и много. Уверена, даже очень информативно. Это основные ветки подтекста, которые мне хотелось упомянуть. Другие хэдканоны и вещи содержатся в специальном треде о Баторе в твиттере, ссылка на который дана в «Примечания автора» в шапке фанфика.
Надеюсь, данная статья прояснила основные моменты Префазы.
Благодарю каждого за интерес!
Увидимся в следующих главах!
С уважением,
Лейтенант.
========== Ворон (1) ==========
Первая фаза: Сгущёнка раздора
1 сентября 2004 год
Что, если попытаться представить оживлённый образ северной столицы? Выходит любопытно. Сергей пока не определился с деталями, но знал, что, определённо, это барышня. Причём чем ближе к Центру, тем больше кисеи, шелков, тем выше причёска, бледнее макияж, выше поднята голова, и тем больше появляется желание исправлять каждого, если незадачливый человек даже с пригорода назвал функциональный и конструктивный элемент строения — вход в многоквартирный дом — «подъездом», но не «парадной».
Сергей вздохнул и, перекатившись на носках, улыбнулся. Да уж. Жаль ему вдруг стало этого незадачливого человека — огребёт он тогда уж по полной.
Также обязательным элементом «диалога» или «образа» дамы города на Неве являлась мушка. Или несколько. И каждая (если их всё-таки несколько) располагалась на лице согласно изобретённому в давние времена языку и терминологии. Шифровка эта представляла нечто сложнее азбуки перестукивания, какую отчасти придумали в Петропавловской крепости. И не каждый даже «свой» из Народа догадался бы, что обозначала жирненькая мушечка на самом кончике припудренного белого носика, которая в следующий раз могла и вовсе мигрировать на правую бровь.
Сергей вынырнул из размышлений, услышав шум сбоку, и посторонился, чтобы пропустить шумных учеников младшей школы. Он приметливо осмотрел их. У многих девчонок на макушках красовались огромные пышные банты, от которых отходили ленточки, а у пацанов ему приметились чистые выглаженные костюмы, которые, правда, сейчас сбились, вероятно, от чрезмерной активности самих детей. Отличались и портфели: идеальные и яркие с необычными рисунками, они не шли в сравнение с серыми сумками для сменной обуви и с отремонтированными не по одному десятку раз рюкзаками. Рисунки на последних — если и были — стали просто выцветшим облезлым полотном. Именно поэтому баторцев всегда было проще различить в толпе. Девчонки их потока не хвастались огромными белыми-белыми бантами, порой волосы они и вовсе перевязывали отрезанным от шарика «колечком», а серая форма напоминала рюкзаки — застиранная, бледнеющая и полнившаяся заплатками.
«Да уж», — Сергей грустно вздохнул и отвернул голову. Он прошёлся вдоль стены до самого угла, отвернулся и направился обратно ко входу в магазин. Постепенно Разумовский променял невесёлые мысли о различиях детей из семей и баторцев на незавершённую логическую цепочку про символический образ барышни-города.
Итак, барышня. Было в этом что-то, что определённо мешало добиться целостности. Вот, допустим, если взять обратный путь, то выходят противоречия: чем дальше от Центра, тем меньше становятся шелка и пышность юбки, и иначе бывает причёска. В некоторых районах, судя по рассказанному Волковым, барышня вообще меняет неудобные туфли на кроссовки, платья — на спортивки, а с волосами?.. Волосы тоже меняются, как и в речь наплывает больше жаргонизмов. И в руках вместо веера появляется бита.
Но разве это делает их не питерцами?
Сергей призадумался, скользнул взглядом по вывеске «Перетлёнок» и, отвернувшись, медленно побрёл обратно к углу.
«Вряд ли», — уверенно заключил он.
Даже пригород Санкт-Петербурга — это всё ещё Санкт-Петербург, а значит и многогранность, присущая жителям северной столицы, определённо должна быть включена в символический образ.
Но как?