Марго повертела сгущёнку руками, нахмурилась, не представляя, как Сергей будет её вскрывать, а потому просто передала на растерзание другу. Спустя где-то десять минут банка была побеждена — часть её Сергей оттянул, но по кругу всё равно оставались зазубрины. «Итак сойдёт», — Марго потянулась за ложкой, придвинула ближе к себе кирпич, и оба молчаливо приступили к тому, что в книгах порой называлось «вечерить» или — иногда грубее старшеклассницами — «ночной дожор». Прямо как фильм, только «дожор».
Разговорились, однако, бодрствующие Вместе тогда, когда Сергей, вернувший нож в тайник, под уставший взгляд Марго принялся фигуры на доске расставлять.
— Как думаешь, что случилось? — осторожно-тихо спросил Сергей, выставляя линию похожих друг на друга белых фигур.
«Пешки, вроде», — припоминая безуспешные попытки пояснить ей правила раз за разом, предположила Марго, медленнее облизнула ложку и, посмотрев на спящего Волкова, призадумалась. Заговорила она несколько минут спустя, когда Сергей закончил расставлять фигуры.
— А есть варианты? — Марго протянула ему банку с вложенной внутри ложкой, а сама потянулась за обедневшим кирпичиком. Отломав ещё кусок — причём ломали они, избегая жёсткой корки, — она внимательно глянула на Сергея, теперь завозившегося с банкой.
— Думаешь?
Марго пожала плечами и присмотрелась к стоявшим фигурами. «Шахматы», — вспомнила она название этой игры и то, как Сергей и Олег частенько играли в неё в свободные дни, когда Вместе укрывались в китризке. Сергей всегда белыми, да и много выигрывал, но иногда реванш брал Олег чёрными. Марго же их интереса не разделяла — куда больше ей понятны были карты, но, судя по разложенной партии, Сергей с привычной дотошностью не отступил от идеи попытаться научить её играть или хотя бы различать фигуры и их ходы. Но кое-что Марго всё же запомнила.
— Полгода неспокойные были, — зашептала она ещё тише обычного, удерживаясь взглядом за чёрную армию, — помнишь, февраль? А май? На девятое прямо…
Сергей медленнее завозился со сгущёнкой, набирая её на ложку. Марго на вдохе посмотрела на него, передала ему хлеба, а в сознании эхом стали отдаваться мельком виденные репортажи — часто урывками, ибо упрямый Олег, как замечал, так упрямо уводил обоих от новостей. Будто знал и понимал всю сетку вещания до того, как её озвучивали по каналам.
Марго, закинув остатки хлеба в рот, сунула чутка липкие руки в подмышки и втянула голову в плечи. От последних репортажей Олег их не увёл — и те яркими картинками всплыли в сознании: о погибших от взрывов в небесах и на земле.
— Что, если, — всё продолжала падать она в панику, тщетно сражаясь с вязкой-тягучей, что утягивала наоборот в себя, — сейчас ещё хуже? — Взгляд метнулся с Олега на притихшего Сергея.
Разумовский ложку в рот-таки отправил, облизнул её также медленно, тоже раздумывая, а Снегирёва вскоре вернулась вниманием к Волкову — ей было страшно за него. Произошедшее за сегодня не напоминало те дни, когда они даже под гнётом не успокоившегося Васюткина скрывались на берегу, в школах, либо исподтишка устраивали сами тёмную шестёркам — в основном тогда, когда те переходили границы в отношении Вместе. Как они условились ещё зимой, трио не устраивало намеренные травли, существовало для себя и пыталось игнорировать действия шестёрок.
Но чтобы поселиться здесь на неделю… И в тёплые деньки, летом, Вместе предпочитало тёплый батор, нежели китризку.
Сергей наконец отставил банку, занялся хлебом, а Марго краем глаза заметила, как с ним было покончено, друг провёл костяшкой согнутого указательного пальца по своему птичьему носу. Хмыкнув, Снегирёва повторила за ним по своему птичьему — подобное стало их своеобразным ритуалом, родившимся почти сразу после спасения Олега тогда в коробке.
Внутри стало легче и не так тревожно — в конце концов, происшествия всегда происходили в крупных городах, но не в пригороде.
— Разберёмся, — произнёс как можно увереннее Сергей, поворачиваясь к партии.
— Конечно, — чуть менее уверенно поддержала Маго и хмыкнула:
— Вме-есте.
Сергей рядом вторил её смешку, а Марго подивилась его изобретательности — столь простое наречие, но заключавшее порой всё. Постепенно жуткие картинки репортажей и мельком услышанные разговоры воспитателей стали улетучиваться из памяти. Сергей начал разыгрывать партию сам с собой, и Марго, пока не хотевшая спать, заинтересовалась. Вот только было ещё кое-что, что её тревожило — и причина этого лежала на матрасе, неспокойно порой дрожа.
— Не место ему здесь, — пробормотала она и, поймав на себе удивлённый взгляд, уточнила:
— В китризке. Если хуже станет? Мы же не крестовые…
— Подумаем. Сейчас в ночь никто никуда не пойдёт, — кивнул Сергей и вернулся к фигурам.
Марго оставалось только позавидовать спокойствию друга. Она взяла отставленную Разумовским банку, зачерпнула на кончик ложки немного сгущёнки и, наблюдая за ходом партии, вскоре подловила себя на головной боли — странные эти шахматы, и что в них интересного? Да не заметила за собой, как совсем застыла с ложкой во рту и помрачнела, будто не сгущёнку сладкую ела.
— Пояснить? — сделав ход белой фигурой с короной на шапке, Сергей убрал с доски поверженную чёрную фигуру, чья шапка была острой, и посмотрел на Марго.
Застигнутая врасплох, Снегирёва не сразу сообразила, как ответить — только вытащила изо рта ложку, да перестала хмуриться, а после, растерянная, одновременно и плечами пожала, и головой качнула. Сергей хохотнул и тут же притих, покосившись на Олега.
— Ладно, — выдохнула Марго. Она отставила наполовину опустевшую банку на стол рядом с хлебом и посмотрела на поле боя. «А может, не надо?» — белые брови вскинулись, губы скривились. Марго пребывала в замешательстве, но что ещё делать?
Спать не хочется, да и спать придётся если не на полу, так на стульях… Сергей не торопил её, зато поглядывал со знакомой Марго ехидцей — и уже взгляд говорил лучше слов. В конце концов, она вздохнула:
— Делать всё равно нечего, давай.
— Значит, смотри… — начал Сергей своим любимым «заумным» тоном, какой жутко порой бесил Марго, но сейчас она была слишком уставшая, чтобы как-то возражать.
Разумовский начал стандартную схему объяснения, какая повторялась за последнее лето уж точно раз пять. Снегирёва подпёрла липкой ладошкой щёку, устало наблюдая за пояснениями. Волков спал, оберегаемый верно Бимом. А за пределами китризки завывал ветер, кидая волны всё больше на берег…
========== Ольга Петровна ==========
Комментарий к Ольга Петровна
В тексте содержатся упоминание трагедии в Беслане и речь Президента В.В. Путина от 4.09.2004 года после трагедии.
В Батор Марго и Сергей возвращались на неделе часто — во многом для того, чтобы забрать вещи, разведать обстановку, однажды даже пледы потаскали, а в последний раз решили воспользоваться новым затишьем, чтобы медикаменты поискать и стащить из кабинета. Крестовая обозначала наименования в карточке Волкова, и последний дал наводку, где конкретно искать и её, и шкаф, где та их брала. Потому, придя в очередной раз в батор, Марго и Сергей условились встретиться на первом этаже после забора вещей в комнате, да только Марго помедлила, когда спускалась вниз. И остановила её тишина, в которой раздалось почти громко следующее:
«Говорить трудно. И горько…»
Голос эхом прокатился по пустому коридору, следом за ним наступило шипение — такое, какое издавали старые телевизоры, когда на записи вещания брали паузу. Марго замерла на последней ступени лестницы, ведшей на второй этаж и огляделась. Голос ей показался знакомым, но вспомнить, кому точно он принадлежал, она быстро не смогла. Меж тем пауза закончилась, и некто продолжил:
«На нашей земле произошла страшная трагедия…»
«Трагедия?» — Марго отвернулась от схода, приблизилась к стене и выглянула за неё: центральный холл пустовал, детей вывели на вечернюю прогулку, более того, в последние дни — насколько воспитанница украдкой подслушала — были задействованы все секции в школе и в баторе, будто шнури и учителя хотели максимально увлечь детей и вывести из зданий. Зачем? Никто не знал, но Марго и Сергей успешно пользовались этим, чтобы не быть пойманными ни шнурями, ни братвой.
«Все последние дни… »
«Ага!» — Марго нахмурилась, выглянула больше и приметила открытую дверь грымзенной — именно оттуда доносился эхом знакомый голос, после, вновь оглядевшись и убедившись, что коридор пустой, перебежала к стене и стала подбираться по ней к двери.
«…каждый из нас глубоко страдал и пропустил через своё сердце всё, что происходило в российском городе Беслане. Где мы столкнулись не просто с убийцами, а с теми, кто использовал оружие против беззащитных детей».
Марго замерла, сжала руку, какой придерживалась за стену, в кулак и совсем притихла. До заветной двери оставалось не так много, но девчонка не смогла сделать и шага. Голос Президента — а она припомнила его по выступлению в новостях в феврале, мае и августе — и его слова вызвали зябкую дрожь. И будто намеренно он продолжал говорить страшное:
«И сейчас я прежде всего обращаюсь со словами поддержки и сопереживания к людям, потерявшим самое дорогое в жизни — своих детей, своих родных и близких. Прошу вспомнить всех, кто погиб от руки террористов в последние дни».
Президент помолчал. Коридор громче наполнил скрежет помех телевизора. Марго затряслась, тяжело задышала и отмерла тогда, когда из грымзенной донеслись шёпот и приближающиеся шаги. Тогда она юркнула в узкий пролёт между дверью в досуговый кабинет и коридором, прижалась к стене и, поборов страх, выглянула.
Смотрящие выступление Президента шнури только дверь закрыли — хлопок её огорошил коридор и стал таким громким, что Марго вновь зажмурила глаза и приподняла плечики. Отпрянув обратно к стене, воспитанница задумалась: стоило ли соваться?
Сомнений не было — что-то снова случилось, но при чём тут дети? Разве это возможно? Разве агрессия, всегда существовавшая между взрослыми, могла пойти на детей? Особенно в таких масштабах, когда гибли десятки и десятки… Неужели кто-то осмелился поднять руку на таких, какой была Марго, Сергей и Олег?
Воспитанница вдохнула глубже, припомнила события первого сентября и состояние Олега и всё же решила — правда стоила того, чтобы узнать, потому, покинув укрытие, она продолжила подбираться ближе к дверям. Из-за того, что их закрыли, дальнейшая речь шла тише и неразборчивее, и Марго предположила, что шнури также звук убавили.
Оказавшись перед входом в грымзенную, Марго вновь осмотрелась, сделала осторожный шаг и, положив руки на белую старую дверь, приникла к створке ухом. Сначала она слышала только учащённый стук собственного сердца. Ей было страшно. И куда больше её волновало не то, что её поймают, — Марго привыкла бегать и сейчас убежит — а та самая истина, какая скрывалась за трагедией. Сознание дербанили противоречия и сомнения: не могло быть так. Власти врали.
Постепенно голос Президента стал чётче:
«…Нужно признать, что мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом.
Во всяком случае, не смогли на них адекватно среагировать. Проявили слабость.
А слабых бьют».
Марго отпрянула от створки, удивлённо уставилась на свои руки и помотала головой — нет, чепуха. Помрачнев, Снегирёва снова приникла ухом и прислушалась, пытаясь уловить в словах то, что опровергнет всё, сказанное ранее. Однако, чем дальше, тем больше подтверждений получала другая сторона:
«…Мы, как я уже многократно говорил, не раз сталкивались с кризисами, мятежами и террористическими актами. Но то, что произошло сейчас, — бесчеловечное, беспрецедентное по своей жестокости преступление террористов»
Руки сжались в кулаки, глаза прикрылись, Марго продолжила упрямо слушать:
«Это не вызов Президенту, парламенту или Правительству. Это вызов всей России. Всему нашему народу».
Это — нападение на нашу страну…»
Наступила пауза. Плечо ощутило тяжесть. Марго дёрнулась, её придержали, а когда она мотнула головой, то прикусила язык, выдыхая через нос. Рядом оказался всего лишь Сергей. Прислонив палец к губам, он убрал руку с её плеча и также приник к другой створке ухом. Оба воспитанника вслушивались в то, что говорил глава Российской Федерации.
«Террористы считают, что они сильнее нас. Что они смогут запугать нас своей жестокостью, смогут парализовать нашу волю и разложить наше общество. И, казалось бы, у нас есть выбор — дать им отпор или согласиться с их притязаниями. Сдаться, позволить разрушить и «растащить» Россию в надежде на то, что они в конце концов оставят нас в покое…»
Марго видела, сколь сильно помрачнело лицо Сергея. Друг также зажмурился и внимательно вслушивался, а меж тем шнури за дверями зашептались, часто больше удивлённо выдыхая и говоря знакомые восклицательные выражения, какими обычно осыпали провинившихся детей, а в этих часто упоминали их. Кто-то даже плакал. Вроде бы.
«…В действительности никакого выбора у нас просто нет. Потому что стоит нам позволить себя шантажировать и поддаться панике, как мы погрузим миллионы людей в нескончаемую череду кровавых конфликтов по примеру Карабаха, Приднестровья и других хорошо известных нам трагедий. Нельзя не видеть очевидного.
Мы имеем дело не просто с отдельными акциями устрашения, не с обособленными вылазками террористов. Мы имеем дело с прямой интервенцией международного террора против России.
Мы обязаны создать гораздо более эффективную систему безопасности, потребовать от наших правоохранительных органов действий, которые были бы адекватны уровню и размаху появившихся новых угроз.
Но самое главное — это мобилизация нации перед общей опасностью. События в других странах показывают: наиболее эффективный отпор террористы получают именно там, где сталкиваются не только с мощью государства, но и с организованным, сплоченным гражданским обществом…»
Сергей отпрянул и покачал головой. Марго хотела остаться и продолжить слушать, однако раздавшиеся по ту сторону уже громкие шорохи подсказали — время бежать. Переглянувшись, оба воспитанника устремились в конец коридора, где располагалась боковая лестница и только успели зайти за двери, как грымзенная отворилась. По коридору эхом, мешаясь с заключительными словами Президента, посыпались обсуждения.
Вместе не слышали ни их, ни главу страны. Оба взбежали на этаж выше, где, приникнув к противоположным стенам, тяжело дышали и пару минут разглядывали друг друга. Слов не было. Только страх. А ещё злость. Марго в поисках спасения от такого обняла себя за плечи и отошла к зарешёченному окну.
Через него едва проглядывался задний двор, где сейчас почти беззаботно носились разные потоки, включая их, третий. Детские голоса смешались со словами Президента, и Марго показалась увиденная радость чем-то противоестественным, потому она посмотрела чуть выше, где напротив здания «прикладного творчества и досуга» был корпус столовой. Вот только у её ворот стоял не грузовик — такие приезжали обычно раз в две недели по понедельникам с утра — а чёрная-чёрная девятка.
— Беслан, — прошептала Марго, прикрывая глаза.
— Да, — выдохнул Сергей. Его голос дрожал.
Донеслись шорохи, и Марго цепко посмотрела на Сергея. Разумовский достал изнутри также распухшей от вещей куртки — они порешили нести на себе взятое — сложенную в несколько раз газету. Развернув её, он протянул бумагу Марго, которая сделала глубокий вдох, увидев на титуле полосы заголовок «БЕСЛАН: ИЗ АДА».
Снегирёва вырвала газету из рук и притихла, изучая её вскользь — взгляд пробегался по тексту, цеплялся за данные трагедии и выискивал цифры. Их было меньше по колонкам, будто составители газеты не знали ещё точно, сколько доподлинно было убито… А Марго всё искала и искала, и масла в панику подливали слышимые с внутреннего двора батора детские голоса. И вскоре взгляд зацепился за следующее:
«К утру четвёртого сентября в больницы Беслана и Владикавказа поступило свыше 700 раненых, более половины которых составили дети. Многие раненые были эвакуированы авиацией МЧС в различные медицинские центры федерального подчинения…»
Марго вдохнула, сложила резко газету и протянула её Сергею обратно.