Пробежавшись по «куполам» белых пешек, Сергей оттянул уголки губ и предположил:
— Я не комбинировал стратегии, — припоминая ход партии, он чуть тише закончил:
— А ещё увлёкся завоеванием ваших фигур.
Голубой взгляд метнулся на учителя. Улыбка его подсказала — Сергей озвучил верно, но едва ли это помогло справиться с внутренней тревожностью: оная теперь ядовито переключила своё внимание на самого Разумовского, мол, разве он не мог заметить ещё тогда, что увлёкся поеданием чужих фигур?
— Верно, — отвлёк его от мыслей голос учителя. — Также приглядитесь к пешкам, Сергей.
— Зачем к ним приглядываться? — в непонимании и чересчур бойко даже для себя парировал Разумовский. — Они же слабые.
— Всё так. Куда сильнее у нас конь, ладья, офицеры, — учитель попеременно указал на оставшиеся фигуры на доске, и большинство из них были его цвета — чёрного, — и, конечно, венец силы — ферзь. — Палец пару раз стукнул по макушке чёрного ферзя, объявившего белому королю мат. — Но задача шахмат — объявить мат королю, и для его цели действуют все фигуры: от слабых пешек до самых сильных.
Сергей нахмурился. Внутри всё с одной стороны закипало от несогласия, с другой — пока слабо — отзывалось пониманием. Учитель не мешал, потому воспитанник сам разглядывал фигуры и припоминал ход сражения. Вскоре Разумовский вспомнил уроки истории и выдохнул:
— Как лёгкая пехота.
— Именно.
Учитель помедлил, и тогда воспитанник ещё раз осмотрел партию, после дал себе задание в следующей попробовать изменить стратегию и уделить внимание в том числе и слабым маленьким пешкам. «В конце концов, пешка может стать ферзём», — припомнились ему правила игры, на которые чуть другим отозвался следующий вопрос:
«Тогда как она может быть слабой?».
— Но, — подавший голос Игорь Ларионович вырвал Сергея из размышлений, и последний приметливо глянул на него, — следует избегать чрезмерного заигрывания с ними. Видите ли, — учитель вдохнул и указал на этот раз на собственную чёрную пешку, оторвавшуюся от «коллектива», — такие могут создавать слабые поля…
— И создают возможность для вторжения чужих фигур, — испытывая стыд, прервал его Сергей и заметил, как, действительно, вокруг вражеской пешки можно было проскочить конём и перекрыть мат — а он этим не воспользовался.
Разумовский вздохнул — тяжело и не совсем понимая: испытывать стыд за то, что не увидел очевидной возможности или за то, что заигрался в захвате сильных фигур противника, обделил вниманием пешки и прочее-прочее-прочее. С каждым доводом воспитанник становился всё мрачнее, а смешок Игоря Ларионовича вызвал и вовсе пущенный на него колючий взгляд.
— Во всём нужен баланс и концентрация, Сергей.
Воспитанник невольно обратился всем слухом к учителю. Слегка поутихла и тревожность, осознав, что ругать и унижать его не собираются, а лишь дают советы.
— Каждая фигура в партии играет свою роль тогда, когда спокоен их полководец. Но это приходит с опытом. И для своих лет вы играете достаточно хорошо.
«Но могу лучше», — хмыкнул Сергей, осмотрел партию и выдохнул — опыт так опыт. Отказываться от слов учителя или спорить было неразумно, потому он кивнул с тихим:
— Благодарю, Игорь Ларионович.
Собрав свои вещи, Сергей помог учителю сложить шахматы — не только их партии, но и других, какие воспитанники оставили на столах. Игорь Ларионович всегда причём складывал интересно: внутри доски фигуры не просто были сваленными, а лежали в строгой последовательности и так, чтобы паз одной создавал возможность положить контуры другой фигуры. В итоге получалось красиво.
Структурировано.
И аккуратно.
Сергею нравилось, и он всякий раз пытался повторить за учителем. Пока не совсем получалось, но Сергей старался. Уточнив, будет ли следующее занятие, Разумовский распрощался и покинул кабинет, а там столкнулся почти лицом к лицу с другой воспитанницей.
Он замер у дверей и прямо посмотрел на девчонку, да не сразу вспомнил, что та причислялась к их потоку. А там память услужливо подсказала: именно она зарядила в него снежком. Тело также отреагировало — плечо заныло, будто снежок в него кинули сейчас.
Сергей и Марго — а именно так «белую» звали — несколько секунд разглядывали друг друга, но когда девчонка спрыгнула с подоконника, Разумовский сделал шаг в сторону и бросился бежать по коридору. И если он ещё сомневался в том, что Марго здесь из-за него, оклик «А ну стоять!» всё расставил по местам.
Далеко Сергей не убежал. Уже у лестницы девчонка вырвалась вперёд и перегородила ему путь. Разумовский отпрянул, тяжело дыша и лихорадочно соображая, как спасаться. Внутри нарастала ядовитая паника, захватывая всё, до чего могла дотянуться, и вопросы так и атаковали сознание.
Что, если она сейчас выкинет его на улицу, где уже не снежок станет проблемой, а сугробы?
А что, если она сейчас, как Васюткин, спустит по лестнице, которая не так и далеко?
А что, если-если-если…
Множество вариантов начали перебивать друг друга и нарастать по степени ужасности, потому Сергея начала бить дрожь страха, особенно когда он понял, что оба располагались слишком близко друг к другу. Марго — незнакомая, неизвестная и чужая — заступила на его границы… Тревожность достигла предела, но потом в тишине коридора раздалось следующее:
— Олег в беде.
Девчонка выпрямилась и сделала шаг назад. Сергей почувствовал себя спокойней, а множество тревожных мыслей осколками застыли, будто не понимая и не припоминая, кто был этот Олег. Меж тем Марго продолжала:
— Его Васюткин погнал. Скорее в коробку увели и, — она глубоко вдохнула, — одна я не справлюсь, — тише закончила Марго. — Мне нужна помощь.
— О-олег? — смог едва выдавить он из себя.
— Олег. — Марго нахмурилась, и Сергей только тогда понял, какую глупость сморозил.
Мысли начали успокаиваться, хотя внутреннее продолжало шипеть и щетиниться — присутствие кого-то рядом незнакомого и «неразрешённого»… оказалось новым и непонятным, а оттого воспринималось через призму пройденного опыта.
Болезненного.
Полного мрака, боли и синяков.
А ещё глубже — всё пахло пеплом.
«Стоп», — Сергей вдруг отвёл взгляд в пол, когда сознание повторило фразы Марго: она упомянула, что ей нужна была помощь.
— Олег, твой сосед, — в нетерпении пояснила воспитанница. — Вы вместе живёте.
Сергей прикусил внутреннюю часть щеки, продолжая изучать носки побитой обуви. Олега он помнил — сосед, который проявил должное внимание к его границам и пару раз даже укрывал, когда во сне Сергей падал с кровати. Никогда не мешал заниматься, держался на своей половине и с расспросами не лез. А ещё оставил записку, какую Сергей бережно хранил в тетради, не зная, как к ней относиться. Она была странной, непонятной и такой же чужой, но отчего-то несущей вместе с хаосом нестабильности что-то тёплое.
«Странно».
— Он ещё защищал тебя, помнишь? Алё? — Марго щёлкнула пальцами перед носом Сергея, и тогда последний глянул на неё.
Во рту пересохло, внутренности стянуло в тугой комок ужаса. Мысли в голове продолжали разбиваться о сознание единственным требованием: «Уйди-уйди-уйди». Марго стала для него подобной той записке от Олега — вторгнувшейся в его пространство с предложением, внёсшим смуту и хаос, где одно настаивало на ужасных последствиях, какие последуют в случае принятия, а другая — намного глубже и почти забытая — отзывалась почти щемящей просьбой дать утвердительный ответ.
Помочь?..
Ему?..
Странному соседу, который держался и с которым было почти спокойно?
Соседу, который вступился тогда после урока и отдал рисунок?..
Тот рисунок Сергей, к слову, восстановил так, как подсказал Олег — через рукотворную копирку из карандашной стружки.
И в конце концов: помочь соседу, который оставил ту самую записку?..
«А что, если она врёт?» — отозвалось въедливое подсознание, и Сергей стушевался. Марго могла и соврать, она ведь чужая, и видел её Сергей только на уроках и мельком в баторе.
«А какой резон?» — отвечая вопросом на вопрос, парировал Сергей, который припомнил другое: как над девчонкой издевались так же, когда ловили, особенно шкеты их потока. И Марго слишком много и долго бегает, чтобы вдруг изменить сектор иерархии. В баторе в принципе редко кто менял эту позицию сразу.
Внутреннее медлило с ответом, оттого ярче прозвучала брошенная фраза:
— Не хочешь — сама справлюсь. — Марго фыркнула и отвернулась.
Тревожность стала угасать со словами «так пускай сама геройствует», но Сергею эта фраза не понравилась. Было в этом что-то неправильное и нехорошее, оттого, собрав всю волю в кулак, он, наконец, отмер.
— Постой. — Сергей сделал шаг и ухватил её за рукав, а когда Марго задержалась, мигом отпустил его. — Я… Я не знаю, как я могу помочь.
— Ну, — Марго вдохнула, поворачиваясь обратно. — Две головы лучше против четверых, чем одна, потому найдём выход.
— Ты… — Сергей сглотнул. — Его в коробку утащили?
— Угу. Бывал там?
Сергей отрывисто кивнул, готовясь к очередной язве или к чему-то с душком насмешки, однако Марго только глубоко вдохнула, и он цепко посмотрел на неё исподлобья.
— Ничего, — взгляд Марго скользнул по воспитаннику, — все там бывали, — Сергей вскинул брови, уловив будто бы понимание. Никто насмехаться и не думал, — но Олега надо спасти. Это… Он же нас спасал и… Ладно, — она выдохнула, — не знаю. Вещи-то твои где?
— Внизу оставил, в общей.
— Тогда пойдём.
Оба воспитанника направились вниз по лестнице, причём Марго практически сбежала по ней. Ускорился и Сергей, пытаясь совладать с тревожностью, которая ощетинилась на то, что он дал согласие, и шипела-шипела-шипела, порой правда и кричала почти по-птичьи.
Но где-то под этим хаосом залегало спокойствие, и Разумовский знал: так было правильно. Оказавшись в общей раздевалке, Сергей устремился к своей верхней одежде и пока одевался заметил, как Марго из сумки пояс достала, сбоку которого на самодельной петле свисал старый огромный фонарь.
— Коробку мы все знаем. Сейчас и темнеть начнёт, потому зайдём с двух разных ходов. — Девчонка зафиксировала пояс вокруг себя, следом проверила фонарь.
— Это же фонарь Степаненко, — поймав её взгляд, осторожно проговорил Сергей. Он потянул «язычок» молнии, застёгивая так курточку, да напрягся — может, не стоило так говорить.
Но Марго спокойно парировала:
— Это световой меч.
Сергей тогда улыбнулся, после увидел, как Марго достала из рюкзака книги и протянула их ему.
— Спрячь себе. Зайдёшь с левой лестницы, там окно есть, можно удобно кинуть в обидчиков. А я с правой. Так рассеем их внимание, и, может, создадим Олегу возможность.
— Так она разбитая же. — Сергей расстегнул рюкзак и поочерёдно сложил протянутые книги, вот только если Гарри Поттер не вызвал у него интереса, на Звёздных войнах он так и застыл.
— Я заберусь, — настояла Марго и, приметив внимание к книжке, склонила голову к плечу. — Что не так?
— Я думал, у нас в библиотеке только эпизоды, — отстранённо пробормотал Сергей, повернув к ней книгу обложкой. — Таких не видел.
Разумовский спрятал книгу к другим — как к своим, так и к Марго, поднялся и, присмотревшись к воспитаннице, заметил, как она, пытаясь скрыть улыбку, всё же широко улыбнулась.
— И верно, что не видел. — Марго хохотнула. — Я их прячу так, чтобы гаврикам не достались. Они вечно малюют и портят. А я почитать хочу. Но если тебе интересно, то с тобой поделюсь. Забили? — Она протянула руку.
Протянутая ладонь оказалась такой же, как записка от Олега и вмешательство Марго: полная неопределённости, какую пытался разрешить воспитанник, оглядываясь на болезненный опыт, а предложение, высказанное с ним, как показалось, почти беззаботно, нашло какой-то тёплый отклик. Сергей глянул на девчонку, которая не убирала ладони, держалась так же, соблюдая границы, и выжидала. Она предлагала, потому что?..
«Она предложила просто потому что предложила», — кинул поверх тревожности фразу Сергей и дополнил её следующим: иногда люди предлагали просто, а иногда даже с желанием помочь. Как Марго желала спасти Олега, потому… Такое бывало. Просто Сергей отвык. Нервно больше из страха он улыбнулся и ухватился за протянутую белую, едва тёплую руку своей, точно тёплой.
— Забили. — Сергей неуверенно пожал её в ответ, чувствуя смешанное: с одной стороны обиду за то, что из-за действий воспитанницы напротив он так и не прочёл продолжение любимой серии, а также некоторое незнакомое от её же предложения.
Марго, отпустив руку, щёлкнула себя вдруг по носу.
— Ну, идём. Если помрём, так не стыдно будет, — приободрила она его и устремилась наружу.
— Хорошо бы без помираний.
— Ну-у-у этого я обещать не могу!
Хмыкнув, Сергей направился следом и только уже на полпути к «коробке» понял смысл жеста с носом: они у него и у Марго были почти одинаковой формы.
========== Вместе ==========
Всё закончилось быстро, и ещё тогда, когда Марго отвлекла двух шох от Сергея, а последний кинул в них оставленные краски. Снегирёва расхохоталась, Васюткин скомандовал побег (который очевидно являлся скорее стратегическим отступлением), а Олегу оставалось только продолжать со связанными руками наблюдать за своими внезапными спасителями. И если увидеть Марго он ожидал (особенно когда услышал её голос), то вот заметить Сергея — неудачливого (или всё же удачливого?) метателя вещей — оказался не готов, оттого и уставился на него удивлённо.
И ненадолго.
С очередным сквозняком он поёжился. Марго, вернувшаяся от окна, оглядела Сергея, затем Олега и спохватилась.
— Абажди.
Она метнулась к нему за спину, где спустя несколько секунд развязала руки.
— Как вы тут? — Олег продолжал осматривать Сергея.
— Как-как? Вот так… Или недоволен? — парировала Марго и, откинув верёвку, вышла вперёд.
— Доволен, но как? — Олег потёр поочерёдно запястья.
— Обычно, — настаивала Марго, приподняв брови. — Да и вообще, это наша тайна. Птичьеносовая.
Олег громко кашлянул, требовательно уставился на девчонку, но та больше не поясняла. Мазнув себя по носу, Марго отвлеклась на разбросанные вещи и была такова. Понаблюдав немного за ней, Волков растянул про себя следующее: «Не только спасли, но и, выходит, спелись, птички», — и переключился вниманием на более насущное. Он попытался «оживить» правую щёку, затем кое-как вытереть с правого глаза жижу из красок, но тщетно — дрянь так и застыла, а стоило попытаться отколупать кусочек хотя бы от щеки, как кожа отозвалась резкой саднящей болью.
Потому Волков отставил затею, следом оглянулся в поисках вещей и замер, увидев, как его куртку протягивал ему Сергей. Очевидно, пока Марго развязывала ему руки, Сергей потратил время на поиски верхней одежды.
— С-спасибо. — Из-за холода и трясучки фраза вышла скомканной. Олег принял куртку, натянул её, застегнул деревянными руками — едва стало теплей, но скоро станет лучше. Издавая нечленораздельные звуки-ругательства, Волков спрятал руки в карманах и втянул голову в хилый ворот.
«С-с-собачий холод», — фыркнул он про себя, прикрывая глаз, когда под кожей снова прокатилась дрожь, и подивился: и внутренний голос дрожал.
— Ещё вот.
Олег отвлёкся: «А-а, так говорить умеешь, всё-таки», — и поглядел на протянутый Сергеем ему старый ржавый фонарь. Волков шмыгнул носом, осмотрел сиротливо горящую свечу внутри и протянул к нему руки.
— Видимо, у погибшего Ильича стащили.
— А он? — Олег взялся за фонарь двумя руками под донышком. Пальцы, сначала не чувствовавшие тепла, вскоре стало покалывать.
— Смотритель доков. — Их взгляды пересеклись, и Сергей отвёл свой в сторону почти сразу. — Погиб как шесть-семь лет.
— Угу-у-у, — протянул Олег, не в силах выдать кое-что более осмысленное опять же из-за холода.
Хотя в кое-чём он всё же убедился, украдкой поглядывая на Сергея, а именно в том, что говорить чудик-то умел. Пускай и тихо, и слабо, отчего его почти не слышно было при завывании ветра.