-- Скажи этому специалисту, если он не уймётся, мы вышлем его обратно в Румынию. И дай ему строгача с занесением.
И Бодюл, в воспитательных целях, действительно пригрозил репатриацией как вопросом, который будет рассматриваться.
Для Монтяну будто небо упало на землю.
По воспоминаниям он метался по кабинетам Мосфильма и Госкино, ища, видимо, заступничества -- как, его, знаменитого режиссёра, за якобы аморальное поведение собираются выслать. При слове "выслать" от него все шарахались.
-- Первый раз не считается, -- ухмыльнулся в коридоре Мосфильма знакомый кинооператор, -- партбилет на стол, и руководи себе любительской студией во Дворце культуры. А что, Румыния такая уж плохая страна?
III. Действующие лица
В те времена в столице жила легендарная Фаня Абрамовна, секретарь секции мультипликации Союза Кинематографистов, человек добрейшей души, обаяния и природной мудрости. Её знала, кажется, вся так называемая богемная Москва. Журналист Артём Боровик в своих заметках из кошмара Афганистана среди роящихся в голове московских подсознательных ассоциаций упоминает о ней.
К ней хаживало много всякого народа -- кто по делу, кто посоветоваться по жизни, а бывало и просто пообщаться и поделиться новостями. И находилось и тепло, и участие, и здравый смысл. Словом, не как тётка чужая, а как мать родная. Мультипликаторы, её подопечные, вообще на неё молились. У нее была лёгкая рука -- неведомо как проблемы рассасывались, дела улучшались, а новый день становился светлее предыдущего.
Супруга автора, как уже было сказано, имела некоторое отношение к кинопроизводству, и на каких-то московских кинопосиделках познакомилась с Фаней Абрамовной, выбранной в президиум.
Фаня Абрамовна могла достать билеты в любой театр на любой спектакль. Супруга подходила к окошечку администратора и неуверенно произносила:
-- Я от Фани Абрамовны.
И чудесным образом появлялся заветный билетик.
Михай Монтяну добрался до Фани Абрамовны, и та сказала:
-- Мишенька, высылают только политических. Из-за женщины не выслали еще ни одного человека. В крайнем случае, вас посадят, но сидеть вы будете в Советском Союзе... А вы не пробовали, Мишенька, заняться работой? Покажите им, что вы стоите.
И он показал, и доказал, что стоит много.
Но и Михай урок выучил -- быть осторожным. И -- никакой антисоветчины. Он настолько всего остерегался, что даже не переписывался с матерью и братом, живущими в Румынии.
Как-то Ермаш, председатель Госкино, спросил своего зама Павленка, отвечающего за художественное кино, что тот думает о Монтяну.
-- Благонамерен, -- осторожно ответил Павленок, -- несмотря на непролетарское и некоренное происхождение.
Ермаш буркнул:
-- У нас таких хватает. Ну, тебе видней.
Итак, она звалась Натальей.
Это имя матери Михая, чьё влияние на его судьбу, судя по всему, было решающим. В начале 1944 г. семья Монтяну, до этого проживавшая в Бессарабии, оказывается в Румынии -- бежит от наступающей Советской Армии. Они, бездомные, пользовались поддержкой государства, значит, у них было румынское гражданство. Когда же они стали гражданами Румынии?
Не после ли аншлюса Гитлером Австрии, когда румынское правительство вдруг озаботилось, что значительная часть населения Бессарабии, прихваченной после развала Российской империи, ещё ходит с паспортами российскими? Был предпринят простой и эффективный способ давления -- угроза сверхналогов для неграждан. И множество людей запросили румынское подданство.
Михай признавал, что отец владел мельницей. Но если они были "буржуями", почему в 1940 г. после вхождения Молдавии в СССР их не "подняли", т. е. в течение одной ночи не отправили в Сибирь? А если они были евреями, как они уцелели в массовых расстрелах начала войны?
Румынская Википедия утверждает из ряда вон выходящее -- Наталья Монтяну после войны работала в советском посольстве в Бухаресте. Так просто в наши посольства не попадали. Возможно, она владела несколькими языками, но являлась перемещённым лицом, что, наверное, было известно. В 1940 г. все жители Бессарабии автоматически получили гражданство СССР, а в период оккупации 1941-1944 гг. вновь действовало румынское подданство. Считало ли посольство Наталью сохранившей советское гражданство? Читатель ещё не запутался?
На наше письменное обращение, какую должность занимала в посольстве Наталья Монтяну, и каков был круг её обязанностей, архив МИД России сообщил, что кадровый состав советских дипломатических представительств находится ещё -- кто бы сомневался! -- под грифом секретности.
Семья Михая, как мы знаем, избежала большевистской высылки. Не была ли Наталья в довоенной Бессарабии связана с коммунистическим движением?
Не секрет, что по мере приближения советских войск режим диктатора Антонеску удивительным образом смягчался по отношению к румынским евреям, а перед падением уже впрямую защищал их от немцев. И не являлась ли эвакуация семьи Монтяну в Бухарест агентурной заброской в целях политической разведки?
Напомним, что в Румынии и во время войны продолжало действовать коммунистическое подполье. Издавалась и подпольная газета. Советский Союз активно зондировал правящие круги и элиты Румынии на предмет заключения мирного договора и выхода из войны. Немцы потеряли бы румынскую нефть, и это стало бы концом Германии.
Теперь известно: королевский двор и оппозиционные партии договорились о госперевороте, а вооружённые отряды дали коммунисты. После ареста Антонеску моментально оказался под охраной на конспиративной квартире Компартии, а затем был вывезен в Москву.
В любом случае, если Наталья работала в советском посольстве, то была полностью проверенным и даже доверенным лицом. И тогда понятно, кто обеспечил репатриацию Михая -- документы на него готовили в посольстве, где работала его мать.
И ясно, как вся семья смогла позже встретиться в молдавских Бельцах -- Наталье не составляло труда получить советскую визу. Именно там они втроём, утверждает брат Михая Лука, смотрели какой-то американский фильм, произведший на Михая незабываемое впечатление, и приведший его, в конечном счете, во ВГИК.
Но кто был у Натальи в Бельцах? Была ли она оттуда родом? Почему Лука буквально пишет -- "на квартире матери в Бельцах"? Сам Лука Монтяну тоже загадочен. Можно даже сказать, что воспоминания Луки есть, а вот его самого как бы не существует. Неизвестно, когда он родился, где учился, чем занимался. В своих записках он невнятно пишет о детстве -- судьбе было угодно, чтобы Михай остался с отцом, а я с матерью.
Возможно, есть вещи, о которых он хочет умолчать.
Интернет полнится Михаем, а о родном ему человеке ничего. Всеведущий Google всего лишь указывает, что некий Л. Монтяну имел отношение к продюсированию румынского кино, и что в Facebook имеется ник "Лука Монтяну", зарегистрированный в Бухаресте. Однако на запрос с разъяснением нашего интереса к личности Михая Монтяну владелец ника не ответил.
Никто не слышал, чтобы Михай упоминал о брате. Конечно, он был пуганой вороной, сроднившейся со стреляным воробьем. Времена были смутные, и не все контакты за границей приветствовались. Возможно, Михай не хотел засвечиваться связью с родственником, проживающим за границей, да ещё в Румынии. Но может быть, как ни горько это звучит, он не считал его братом. Во всяком случае, вопреки упомянутым запискам, в эвакуацию Михай отправлялся ещё только с отцом и матерью. Вероятно, именно появление в семье Луки стало причиной разлада у родителей Михая. Странно, что младший брат замалчивает место и год рождения. Не мог ли быть у Луки другой отец? Не появилась ли время спустя у Натальи другая семья?
Отношения Румынии со старшим восточным другом были не безоблачными.
Румыния своевольно не желала плыть в предписанном ей Советским Союзом фарватере, и Москва всякий раз формулировкой при очередной годовщине освобождения Кишинёва "от немецко-румынских захватчиков" намекала визави на прошлое союзничество с нацистами. Со своей стороны Румыния считала Молдавию своей исконной территорией, и всегда косилась на большого соседа.
И посети Лука по делу "Мосфильм", Михай при встрече сделал бы вид, что они незнакомы.
Как-то Михай признался Ольге -- ему снилась мать, такая, какой он видел её в последний раз. Её будто бы пригласили в приличное общество выступить с лекцией по кулинарии, а мать, против обыкновения, застеснялась и отказалась. Он не понимал, что это значит.
Замечено -- многие его избранницы были кареглазыми темноволосыми смуглянками. Возможно, он подсознательно выбирал их по облику матери. Ольга чувствовала -- он был потерянное дитя. В скудную студенческую пору, пишет Ольга, мать посылала ему из Бухареста модную молодёжную одежду.
Монтяну привозил, помнится, на Республиканский телецентр свой фильм "Цыганская рапсодия"; хотел, видимо, похвастаться. Конечно, примчались посмотреть и его коллеги, благо киностудия "Молдова-фильм" находилась через шоссе напротив. Автор пошёл в просмотровый зал вместе с сослуживцем. Сидели в ожидании просмотра где-то во второй половине зала и переговаривались.
Вдруг ряда три-четыре вперёд мы как-то одновременно увидели знакомую плешь, и понимающе переглянулись. Это был уже упомянутый Иван Иванович Бодюл, глава республики. Само собой справа и слева от него возвышались двое верзил -- телохранители. Мы догадывались, что в зале присутствует еще два-три десятка мужчин в штатском -- только с двумя охранниками он не ходил. И, может, незнакомый парень в пиджаке слева от нас из этих -- что-то был он слишком спортивным и слишком аккуратно подстрижен.
Не все, однако, знали о присутствии Иван Иваныча. Зрители переговаривались, елозили на стульях, но, казалось, какой-то нерв в зале чувствуется. К счастью, на сцену поднялся подтянутый Монтяну в голубой рубашке и коротко сказал -- мы сняли такой-то фильм, нам помогали такие-то люди -- большая им благодарность, съёмочная группа сделала всё, что могла, а о результате судить вам, сидящим в зале.
Мастер лукавил. "Цыганская рапсодия" за день до этого получила Гран-при Каннского кинофестиваля, но мы об этом ещё не знали. Уже позже понялось присутствие Бодюла. Это был партийный контроль в действии -- наподобие того, как неблагонадёжный подводник Маринеско уходил в свой легендарный поход с сотрудником "Смерша" Балтийского флота на борту.
Фильм захватил. Это было то, что ему удавалось -- завораживающая красота жизни при всей её трагичности. Аплодисменты в нашей претендующей на элитарность среде были не приняты, считалось, что художественный уровень -- неотъемлемое свойство мастера.
На выходе из зала мы столкнулись с Монтяну, разговаривающим с кем-то по-румынски. Он оказался среднего роста, приятного пропорционального сложения, с матовой, чуть смугловатой кожей. Ручки были при нас, в карманах всегда лежали бланки требований в фонотеку, и мы запросто могли получить автограф. Но в нашей организации это считалось не комильфо, следовало уважать себя и соблюдать право частной жизни. C великими дозволялось только здороваться. Жаль, что не нарушили неписанные правила.