Он поехал привычным с детства троллейбусом на проспект 50-летия Октября, ныне Независимости. Гулял у бывшего дома тёщи. Её дома. Здесь живут теперь другие люди. Многоквартирное здание утеплили, деревянные оконные рамы заменили стеклопакетами, в подъездах появились кодовые замки, а вход во двор перегородил автоматический шлагбаум. Чуть поодаль гимназия, в которую она ходила. Скамеек больше не было. Люди стали жить обособленней, и на лавочках не общаются. Вот её окно. Он долго и ожидающе смотрел на него. Даже показалось, что кто-то приветливо махнул ему рукой.
Он усмехнулся.
В Центральном парке густо осыпались цветущие каштаны, и казалось, падает снег. Было солнечно, светло и уютно. Здесь эта девочка-подросток гуляла с подругами. А он сидел в аудитории Индустриального Техникума напротив входа в парк и, не ведая, что будет, готовился к защите дипломной работы.
На той летней скамейке у дома она была в чёрных брюках и полосатой футболке с чуть оголёнными плечами. Кожа её отсвечивала матовой бархатистостью. Хотелось, но не осмелился её потрогать. Не принято.
Было бы здорово - извиниться и дотронуться...
Его дом на Ленина напротив Четвертой школы не изменился - отец с матерью ничего не перестраивали, знали, что не для кого. На этом пороге отец обнял его:
- Езжай, сынок, не бойся. Человеком себя почувствуешь. Здесь всё катится в тартарары.
Покупательница, процветающая модистка, охотно говорила, что дверные проёмы сделает арочными, тут наклеит фотообои и будет принимать заказчиков, а на высоком чердаке, где мать сушила белье, устроит мастерскую.
Он слушал, стиснув зубы.
В мощённом голышами, совместном с соседями дворе к нему подошла симпатичная улыбчивая девушка с русой чёлкой.
- Вы на поминках меня не заметили. Помните, вы занимались со мной математикой. Я в себя не верила, а вы такие слова нашли... Благодаря вам я потом стала лучшей в классе. Теперь сама преподаю в школе математику и информатику.
- Я рад за тебя, Таня.
- Приезжайте через пару лет, покажу вам новый межшкольный компьютерный образовательный центр.
- Вряд ли я приеду. У меня тут никого не осталось.
- Но у вас осталась я. Я буду вас вспоминать...
В этом городе он не один. Спасибо, Таня. Я тронут. Фактически она спросила - могу ли я что-то для тебя сделать. Такие не щебечут: ...скорее расскажи мне, какая я красивая...
В последний раз он вышел из своего дома, спустился по Шевченко. Здесь на углу Шевченко и променадной Кобылянской раньше работало "Детское кафе", в котором отмечались все дети города. Здание стояло, в нём теперь банк, а углового входа со ступеньками больше не существует. Родители, конечно, приводили её сюда; кажется, у неё был старший брат-погодок. Ему покупали яблочный сок, а ей, наверное, какао с молоком. Сам он в детстве предпочитал сок томатный, подсоленный. Потом они всей семьёй шли гулять по Кобылянской или здесь же в кино.
Что он так умиляется? Красивых женщин много. Да, он готов облизывать её с головы до ног. А что в ней такого замечательного, не как у всех? Подумал, вспоминая, и нашёл - в ней нет рефлексии. Этот термин он знал - встретил в иллюстрированном журнале. Рефлексия - это когда смотрят в себя. Эта летящая леди смотрела вовне. А ещё - абсолютная естественность, изумительная пластичность и какая-то чистота в сочетании с благородной сдержанностью...
Чёрт, откуда он набрался таких слов. Он же их в жизни не употреблял. Ещё немного и книжку сочинит - какую-нибудь "Повесть о первой печали". Нет, что-то в ней есть. Недоверчивая отцовская легавая Веста льнула бы к ней как ребёнок. А ему хотелось прильнуть к губам.
Заказал памятник матери, навёл порядок на захоронениях родственников с обеих сторон, заплатил вперёд за уход. Просматривал домашние альбомы в поисках фото для лицевой стороны памятника. На всех снимках мать улыбалась, даже на научно-технической конференции. Жизнь была ей ясна...
На той же Кобылянской в ресторане он собрал на прощанье друзей по Индустриальному Техникуму. Пили и ели много, но казалось, былой теплоты отношений нет, они рассматривали его как канадского скоробогача. Выходя из туалета, он уловил обрывки разговора из курилки:
- ...Грицько-то наш нынче толстосум... Мы горбатились, а он там как сыр в масле...
Улыбайтесь, парни. Его первые чаевые за вымытый "Опель" были пятьдесят центов. И дом он купил в рассрочку на тридцать лет. Он рассказывал об автомойке - своей первой работе в Канаде, учёбе и начальном бизнесе. Некоторых его карьера впечатлила. Для них это звучало, как если бы уличная торговка семечками стала вдруг владелицей агрохолдинга. Кто был никем, стал гостем дорогим.
Не все присутствующие были бедны - добрая половина из них стали уже хозяевами фирм или их директорами, но они не возражали, чтобы он оплатил счёт.
Подвыпив, делился своим ноу-хау в фирме бывший сокашник - потогонная система работы с копеечной оплатой:
- Не хотел бы я, чтобы мои родственники у меня работали...
- А я хотел бы, - к удивлению того сказал он. - Причём все. Это как бы жить в одном большом доме. И каждый день видеться.
III. Герой изменяет, но не отечеству
В Калгари праздновали ежегодный июльский родео-фестиваль "Stampede". В офисе он временно отменил строгий дресс-код в пользу одежды стиля вестерн. И разрешил частично работать на дому, чтобы участвовать в мероприятиях и параде.
Новая, ясноглазая, инициативная сотрудница взяла срочный заказ на дом. Утром он заехал забрать документы. Бегло просматривал папку, а коллега угощала кофе. И ладненькая, пахнущая свежестью и здоровьем, в коротком халатике на голое тело, оказалась рядом. Он непроизвольно протянул руку погладить её. Его как ударило током. И он спонтанно, быстро и бурно накрыл её собой...
Он сам поразился - дикость какая-то! - извинялся за несдержанность. Она, казалось, не слишком огорчалась:
- Ничего, бывает.
Дома было стыдно и неловко перед женой, и он решил, что больше это не повторится. Кот Чарли укоризненно глянул - был я о тебе, начальник, лучшего мнения - и скрылся в спальне. Спал он всегда в ногах.
Коллега делала вид, что ничего не случилось. Это его устраивало. Спустя несколько дней она задержалась после работы на четверть часа, чтобы завершить отчёт. Положила бумаги ему на стол и, в кокетливой ковбойской шляпе, обтягивающей клетчатой рубашке и джинсовой юбке, снова оказалась близко. Его руки потянулись к ней машинально... Теперь почудилось, что повторение даже приветствовалось. Ей не требовалось разогрева. Она всегда готова, как пионер. Даже на столе.
Смущение уже отсутствовало - так, почти гигиеническая процедура. Играй, кантри, пой. Пой, не умолкай... Он понимал щекотливость ситуации. Разрядка после напряжённого дня - недолго и качественно - почему бы нет. Но - семья, служебный роман, долг и приличия... А сотрудница наутро намекнула коллеге на своё особое положение.
Она решила за него. Он предложил ей уволиться с выплатой приличного выходного пособия. Впредь набирал только семейных.
Вскоре подвернулась неплохо оплачиваемая работа.
Канадцы купили в Сибири дышащий на ладан нефтеперерабатывающий комплекс, реконструировали его для глубокой переработки нефти. Отчётность те присылали регулярно, но владельцы ей до конца не доверяли. Им нужен был экономист, владеющий русским. Ехать следовало за тридевять земель в безбрежную таёжную даль. Владельцам эта командировка виделась очень тяжёлой. Они хотели взять его в штат, но он убедил их заключить договор с его фирмой как посредником. Это давало большие преимущества и свободу манёвра.
Русский финансовый учёт и налогообложение он не знал, но за полторы недели освоился. Он приезжал в рабочий город среди топких марей два раза в год. Взвешивая кадровые позиции, увольнял тридцать-сорок человек из разных подразделений - для оптимизации и проверки производства на устойчивость. Он платил почти на шестьдесят процентов больше, чем на российских предприятиях, и за работу держались.
Ввёл сухой закон, доплаты на питание, полный социальный пакет, постоянную и премиальную часть зарплаты. Говорил только по-английски. Звали его теперь мистер Пантел вместо Пантелеев. Грег Пантел. Руководящий состав он перевёл на зарплату в валюте - никакой, в принципе, разницы, но моральный эффект другой. Ближнее окружение, вероятно, догадывалось, кто он, но помалкивало.
С рабочими и мастерами беседовал через переводчика, внимательно прислушиваясь к словам и интонациям. Выучил два правила - никому не верить на слово, и второе - если с людьми долго беседовать, они выболтают и то, что не желали бы.
Работал с восьми утра. В гостиницу приезжал уже затемно - намеревался в недолгий срок переустроить предприятие под стандарты канадского нефтяного сектора, и уехать. Постепенно определялись структура, управление, делопроизводство и планирование.
Но усталость накапливалась, а сзади подкрадывалось что-то тоскливое.
В воскресенье съездили с руководством на вездеходе поохотиться. Вечером сходил в караоке-клуб, познакомился с девушкой. Представился командировочным из Воронежа. Та долго жаловалась - как её отец вдруг решил, что она не от него родилась... И почему он так считает... И как холодно он к ней относится... И как она от этого страдает...
- Ты можешь немного помолчать? А то целовать неудобно.
Этот довод показался ей весомым. И она замолчала.
Утром проспал, пришёл в десять часов.
Следующая гостья рылась в его вещах, нашла паспорт и протянула:
- Так ты канадец? То-то я смотрю...
Он схватил её за шиворот и вытолкал за дверь.
С опозданием обнаружил, что его бумажник стал много тоньше. Пришло невинное создание и ушло с добычей. Конечно, не стоит ожидать, что караоке-клуб - школа царевен, но всё же...
Не спалось. Холодная полуночная звезда стояла над городом.
Чтобы успокоиться стал смотреть свежие интернетфото той девушки из цирка, которая не шарит по карманам. На одном из снимков она в длинном чёрном платье легко и непринуждённо ассистировала иллюзионисту. На другом снялась в цирковой униформе. У неё был открытый взгляд и осанка молодого испанского тореро. Какой-то пылкий поклонник сравнил её с Дженнифер Лопес.
Лопес против её модельной стати, высоких скул и одухотворённого шарма? Не смешите мои тапочки. В кого она такая пошла - папа нормальный, чуть коренастый, мама колобок... А имя откуда? Таких имён ещё не встречалось в Союзе. Мама у неё была то ли кассирша, то ли билетёрша в кинотеатре. Наверное, насмотрелась чего-то в кино.