Лежать на спине стало неудобно, поэтому Нина повернулась на бок и, убрав с лица шарфик, посмотрела на Женю. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел куда-то в небо. И она вдруг отчетливо вспомнила... вспомнила, как они единственный раз были вместе на пляже и лежали на горячем желтом песке вот так же рядом. Нина удивилась тому, как она могла забыть об этом. Видимо, это произошло потому, что в тот день она впервые увидела того, другого, виноватого в печальном итоге четырех следующих лет лет своей жизни.
-Вспомнила? - услышала она голос Жени. - Я знаю, о чем ты думаешь.Помнишь, как ты кормила меня бутербродами? Потом оказалось, что я съел их все, ты смеялась, а мне было очень стыдно.
-Помню, - откликнулась она, - конечно, помню.
Память услужливо подбрасывала картинки из того далекого прошлого, когда в душе еще не было ничего: ни обид, ни разочарований. Все оказалось не так просто в ее новом романе: и чувствовала, что пора уйти, да не ушла, дождалась, пока стала ненужной и покинутой без долгих колебаний, хотя старалась не верить в возможность этого до самой последней минуты, ведь было же что-то хорошее, было... И неведомо, чем та, другая, оказалась лучше.
-Ты была такая тоненькая, такая хрупкая, и все парни смотрели на тебя, - сказал он, все так же глядя в небо и почему-то слегка растягивая слова.
Нине было приятно, что он запомнил ее такой, но углубляться в эту тему ей не хотелось.
-Спасибо,- ответила она с усмешкой, - комплимент принимается, хотя я тебе, уж не знаю почему, но не особенно верю.
- Ну да, ну да... - пробормотал он, и они опять надолго замолчали.
Солнце припекало, и лень было даже открыть глаза. Она слышала, как рядом, издавая характерный звук, пронеслась стрекоза, как надрывались в траве неугомонные кузнечики, как легко, едва касаясь листвы старой ивы, пролетел ветерок. Ей даже на какой-то миг показалось, что она стала невесомой, парящей в этой гармонии. Как давно она не испытывала такого умиротворения, как, оказывается, она устала от мыслей, которые начинались со слов надо сделать.
Ее размышления, к сожалению, вскоре были прерваны. Она открыла глаза и внимательно посмотрела на него, потому что не сразу поняла вопрос.
-Скажи, ты меня совсем не боишься? - повторил он. - Я ведь мог стать кем угодно... бандитом, например. Насочинял о себе с три короба, а ты поверила.
И она опять рассердилась, потому что он обещал не портить этот день, а такой вопрос был совсем некстати.
-Конечно, стал маньяком и убийцей... Жизнь заставила...
Она немного помолчала, затем с горячностью продолжила:
- Послушай, если ты хочешь сказать, что не очень прилично уже немолодой женщине лежать с почти незнакомым и почти голым мужчиной в траве на берегу какого-то озера, то я с тобой согласна. Можешь думать, что моя распущенность не знает границ, а ты, бедный, не понял этого сразу, но только не забывай, что ты затеял все это, а я, как слабая женщина, не могла сопротивляться твоему обаянию. Студентки, наверно, от тебя без ума...- закончила она почти шопотом, потому что на миг представила их как бы со стороны. И хорошего в этом явно ничего не было.
Он, не меняя позы, весело засмеялся, а она упрямо сжала губы и опять прикрыла глаза - не хотелось смотреть на него, веселящегося. Но ее горячность, по-видимому, его не смутила, и он продолжил ее поддразнивать:
-Вот теперь я окончательно убедился, что ты, в отличие от меня, не изменилась: все так же часто меняется настроение.
-Правда?
Ей стало интересно. Она всегда считала себя женщиной замкнутой и достаточно уравновешенной, знала, что никогда не была веселым и легким человеком, но и из всего делать трагедию, как ей казалось, не умела. Странно, что он воспринимает ее иначе.
-Объясни, - попросила она.
-Ну, например, на одну и ту же ситуацию ты за считанные минуты можешь посмотреть под разным углом, вот как сейчас, отсюда и такие резкие перепады настроения.
-Шутишь, да? - она перевела дыхание, ей отчаянно не хотелось, чтобы разговор становился серьезным.
-Конечно, шучу, - легко согласился он, - если ты сама не веришь в то, о чем наговорила. Ну что плохого, если два совершеннолетних человека захотели отдохнуть солнечным летним днем на берегу прекрасного озера, если им хорошо и они не раздражают друг друга? Ну, а насчет студенток... спасибо, что вернула комплимент, польщен...
Снова стало легко и просто, ну чего, действительно, она так разошлась?
- Хорошо, прости, сама не понимаю, отчего злюсь.
- Да ладно, - отмахнулся он, - бывает. Однако ты не ответила на вопрос, боишься ли ты меня?
- Ох, не начинай сначала, - дурачась, простонала она, - конечно же, не боюсь, странный вопрос, однако.
Она собралась снова прикрыть глаза и еще чуточку продлить удовольствие от этого летнего дня, но не успела, потому что он, повернувшись на бок и придинувшись ближе, просунул руку ей под голову, а другой рукой осторожно прижал к себе. Она уткнулась лицом в его в шею и, замерев, казалось, перестала дышать. Надо было тотчас же отодвинуться, что-то сказать, наконец, но она почему-то этого так и не сделала, лишь подумала, что он, пахнущий водой и солнцем, ей совсем не противен.
Он неторопливо, словно изучая, гладил ее плечи, потом рука переместилась на шею, волосы, погладила и их, затем опять оказалась на плечах, а она все никак не могла перевести дух, может, оттого, что уже давно была одна и напрочь забыла о душевном трепете, который может вызвать простое прикосновение мужской руки, что уж говорить о таком...
Она остро ощущала его дыхание, которое терялось где-то в волосах, неожиданную мягкость кожи под своими губами, тепло тела, нежность рук, то слегка прижимающих ее к себе, то успокаивающе поглаживающих. Волосы на его груди неожиданно оказались совсем не жесткими и легко щекотали кожу в глубоком вырезе ее сарафана. И ей вдруг мучительно захотелось что-нибудь сделать: прижаться губами к впадинке между плечом и шеей, крепко обнять, наконец. У нее слегка закружилась голова, и она подумала, что совсем забыла, как это восхитительно лежать в объятиях мужчины.
Наконец он потерся щекой о ее волосы и почти шепотом заговорил:
- Знаешь, тогда на пляже у меня появилось сильное желание вот так полежать с тобой. Только не смейся, пожалуйста. У мальчиков в таком возрасте бывают, в основном, желания иные, ну ты понимаешь, но я хотел именно этого, лежать с тобой так, как сейчас. Очень хотел и еще долго жалел, что этого не случилось. Сегодня, когда ты согласилась поехать, я сразу решил, что желание исполню. Спасибо, что не оттолкнула. Знаешь, я всегда как-то по особенному чувствовал тебя, вот и сегодня знал, что все получится.
Он замолчал, а ей неожиданно стало очень приятно, что не оказались торопливыми и жадными его руки, не было прерывистым дыхание. Через некоторое время он вновь заговорил, а она, приказав себе успокоиться, была уже в состоянии вслушиваться не только в слова, но и в ту интонацию, с которой они произносились, потому что и она оказалась удивительно приятной.
- Сегодня какой-то странный день, ты не находишь? Он не случился тогда, когда это было возможно, но случился сейчас, когда это стало совершенно невозможным. Словно выпал из времени и затерялся где-то, а потом нашелся. Вот я и подумал, что глупо было отказываться от подарка судьбы, ведь это просто отлично, когда желания сбываются, хоть и поздно. Ты не сердишься на меня?
Она попыталась ответить на его вопрос, но только крепче сжала губы, боясь, что он почувствует их дрожь, да и язык ей, по правде говоря, не повиновался тоже.Он еще немного помолчал, ожидая от нее хоть каких-то слов, но так и не дожавшись, снова заговорил, и голос его прозвучал неожиданно обыденно и немного лениво:
-Пойду-ка я еще разок искупаюсь.
Он осторожно, не глядя на нее, отодвинулся, а встав, побежал к озеру и сразу же с головой погрузился в воду. А она еще раз приказала себе успокоиться, потому что понимала, что обнимал он не ее, а ту девчонку, с которой сто лет тому назад жарким летним днем был на пляже.
Пока он плавал, она успела привести в порядок волосы, собрать вещи и теперь ждала его, стоя у ивы, которая уже не казалась ей такой приветливой, стараясь убедить себя в том, что несмотря ни на что он был тем самым Женькой, с которым оказались связаны ее первые чувства, первые движения души, в конце-то концов ведь ничего страшного не произошло.
По правде говоря, до конца она так и не успокоилась, была несколько растерянна и не знала, как ей вести себя с ним теперь, но когда он вышел из воды, она встретила его спокойной улыбкой, и он, как ей показалось, был этим доволен и улыбнулся в ответ. По дороге домой он много говорил, будто старался загладить случившееся, она тоже старалась показать, что ничего плохого в его поступке не было, поэтому, подойдя к дому, они с полной уверенностью могли сказать, что все у них в полном порядке.
Время подходило к обеду, но есть не хотелось, поэтому Нина поднялась наверх и прилегла отдохнуть, а он отправился в свой кабинет поработать. Комната была по-прежнему залита солнцем, стояла тишина, сквозь которую иногда был слышен стук клавиатуры, и она то ли задремала, то ли нет, но на душе вновь стало так спокойно, как не было уже давно.
На обед была окрошка, и Женя, смеясь, говорил, что исчерпал полностью свои довольно скудные кулинарные способности, она просила его не скромничать, между ними все по-прежнему было легко и просто, и оба оставались этим довольны.
Жара начала понемногу спадать, наверно, уже пора было собираться в обратную дорогу, но он молчал, а ей тоже не хотелось говорить об этом, потому что было неизвестно, когда Бог подарит ей еще такой день, и она хотела насладиться им до самого конца.
Они отправились в местный магазинчик, он что-то покупал, но она не обращала на это внимания, так как была занята выбором довольно легкомысленной соломенной шляпы, которую ей почему-то очень захотелось купить. Она не стала спорить, когда он заплатил и за ее покупку, и они медленно побрели обратно, никуда не торопясь, ни о чем не заботясь, будто и вправду этот день обещал быть бесконечным. Потом она сидела под старой березой и лениво перелистывала страницы томика Ахматовой, который взяла с собой в дорогу, а он опять работал в кабинете и вышел лишь, когда стало темнеть. Они сидели рядом в наступающих сумерках и говорили о его работе, о докторской, которая требовала завершения, а она думала лишь о том, как он скажет, что пора ехать. Но он об этом не заговаривал, поэтому она, не выдержав неизвестности, осторожно сказала:
-Позвоню-ка я дочери, что задерживаюсь...
Фраза повисла в воздухе и, казалось, вмиг разрушила очарование вечера. Он помолчал, покрутил в пальцах какой-то прутик, потом резко разломил его, отбросил в сторону и, как будто приняв решение, предложил:
-А давай выпьем вина... Сделаем костерок, будем жарить сосиски. Ты когда-нибудь ела такое блюдо?- и, не дав ей ответить, заговорил вновь.- А дочери, конечно, позвони, скажи, чтобы не волновалась, что приедешь завтра утром, мне тоже к обеду надо быть на работе.
И она опять не возразила...
Костерок и вправду был, были и сосиски, которые так и наровили лопнуть от жара и пахли дымком, было и красное вино, которое в темноте казалось абсолютно черным и небыкновенно вкусным. Они говорили обо всем и ни о чем, не было ни неловких пауз, ни неприятных тем, все было, как в их лучшие дни той далекой молодости. Но были два вопроса, которые она хотела ему задать, и это не давало ей покоя. Наконец она решилась.
-Послушай, Женя, вот ты сказал, что всегда как-то по-особенному чувствовал меня. Это как?
-Ну, не знаю, - протянул он, - просто всегда знал, в каком ты настронии и о чем думаешь, даже еще не начав говорить с тобой. Не верится? Хочешь пример?
Она недоверчиво покачала головой, но любопытство опять взяло вверх.
-Хочу!
-Мне кажется, что я даже знаю, когда у тебя, - он негромко хмыкнул, - с другом... начались... отношения.
Ах, деликатный Женя... Не мог прямо... Вот так просто бы и сказал, когда она оказалась с новым другом в постели. Но становилось еще любопытнее.
-Ну и когда же? Столько лет прошло, сама еле помню, но обещаю сказать правду, - пошутила она.