Девушка выехала на большое поле, которое простиралось недалеко от замка, как раз для такой верховой езды. Серсеи нравилось нестись во весь опор навстречу ветру, а азарт обострял чувства и щекотал нервы. Любимица королевы была прекрасной наездницей, а Агнус действительно был быстр, поэтому она довольно ловко оторвалась от степенно ехавшей позади фрейлины, и припустила галопом. Если пересечь поле, то можно было въехать в лес, где обычно проходила королевская охота, и там протекала небольшая речка. Агнус передохнул бы там, а потом они, в прекрасном настроении, отправились бы обратно.
Серсея, тихо смеясь, въехала в лес. Она глубоко вздохнула, наслаждаясь природой, тишиной и спокойствием. Любимица королевы очень любила находиться на свежем воздухе, и даже зимой её день часто проходил без прогулки, даже если и краткой.
Агнус медленным шагом подъехал к речке. Вдалеке Серсея слышала стук копыт ― Камила следовала за своей принцессой, но с пониманием отнеслась к желанию девушки уединиться. Серсея расслабленно поглаживала коня по шее.
Что напугало Агнуса она так и не поняла, возможно, в воде была змея, да только конь внезапно заржал и встал на дыбы. Серсея вскрикнула, нелепо взмахнула руками, но схватиться за поводья не успела ― ноги разжались, и она рухнула в воду. Конечно, утонуть было невозможно, но удар о дно реки ошеломил, заставив сделать машинальный вдох, и холодная вода тут же проникла в лёгкие. Падение оказалось весьма и весьма болезненным, Серсея не могла даже пошевелиться, лёжа в холодной реке, а вода смыкалась в каких-то пяти сантиметрах над её лицом.
Лёгкие горели огнем – это всё, о чём Серсея могла думать. Дышать-дышать-дышать. Даже страх смерти отступил – она просто хотела вздохнуть, хоть немного, хоть чуть-чуть. Ничто больше не имело значения. Она уже ничего не слышала и не видела – звуки исчезли вслед за воздухом. Сознание померкло. Мира не стало.
…но буквально через несколько мгновений принцесса обнаружила себя в руках причитающей служанки. Вода небольшим фонтаном выбивалась из её горла, а Камила что-то быстро-быстро говорила, но среди всех слов Серсея могла разобрать только своё собственное имя.
― Ками… ― позвала она.
― Ваша Светлость, ― зазвенел голос фрейлины, и Серсея поморщилась от того, каким громким он оказался. ― Как вы? Вы может пошевелить руками и ногами?
Принцесса не сразу решилась это проверить. Боль была такая, что сложно было понять ― чувствует она руки и ноги, или нет, а обнаружить себя внезапно парализованной было бы еще страшнее. Но прошло пару минут, боль из режущей превратилась в тупую, расползающуюся по всему телу. Серсея дернула рукой и подняла ее, потом другую. Левая отозвалась особой болью, возможно, была сломана, но хотя бы то, что ей можно было шевелить уже внушало спокойствие. Ноги тоже оказались в порядке, и тогда Камила решилась поднять принцессу.
У Серсеи был железный характер. Это Камила поняла уже давно, но смотря на то, как она уверенно, пусть и с помощью самой Камилы, забирается обратно на коня, восточная красавица снова испытала чувство всепоглощающего восхищения этой девушкой. Агнус, казалось, понял, что натворил, поэтому был необычайно спокоен и покладист. Серсея едва-едва ударила его по бокам, и конь двинулся обратно к замку медленной рысцой.
Камила внимательно вглядывалась в лицо принцессы. Кроме мокрого платья и волос ничего не выдавало случившегося. Как назло, поднялся холодный ветер, бьющий прямо в лицо, но Серсея не пожаловалась ― она вся побледнела от холода, губы ее посинели, левой рукой она почти не могла держать поводья, но взгляд зеленых глаз был устремлен вперед.
Гордая и непоколебимая королевская кобра. Камила ею восхищалась.
Оказавшись в конюшне, вокруг Серсеи быстро закружились ее другие фрейлины. Девушку сняли с лошади, и она тут же ощутила себя в непривычно горячих руках. В целом, Серсея не боялась холода ― она любила прохладу, и была рада, что даже в самое жаркое лето, в ее покоях царит легкий холод. Однако сейчас она бы все отдала, чтобы согреться.
Девушка подняла голову, и похолодела, хотя казалось, больше некуда ― ее и так всю бил озноб из-за холодной воды, так еще и холодного ветра, который, казалось, так и норовил ударить побольнее.
«Только не отец» ― подумала она, разглядывая приближающуюся мужскую фигуру. Глаза слезились, и она не могла разглядеть, кто к ней приближается. О, Генриху явно не понравится, в каком состояние находиться его дочь, и сначала нагоняй получат ее фрейлины, а потом ― она.
― Леди Серсея! ― позвал мужчина, и Серсея расслабилась, едва ли не обмякнув в руках фрейлин. Это, слава Богу, был не король, а Нострадамус. ― Что с вашими произошло?
― Агнус скинул меня, я упала в реку, ― стуча зубами, произнесла девушка. Нострадамус обеспокоенно коснулся ее рук, и спустя несколько секунд она почувствовала, как на ее плечи опустился теплый меховой плащ.
― Вы замерзли. Отведите леди в ее комнату, согрейте. Если вы не против, я принесу кое-какое снадобье, оно поможет вам согреться и предотвратить простуду.
Серсея слабо кивнула и, собрав оставшиеся силы в кулак, все так же стуча зубами, произнесла:
― Спасибо, Нострадамус.
Служанки выполнили распоряжение точно и быстро. Ее быстро раздели и сунули почти что в кипяток, но Серсея не стала возмущаться. Фрейлины спешно натирали ее какими-то травами, собираясь предотвратить возможное заболевание принцессы, но неожиданно выяснился неприятный момент.
― Она вывихнула руку, ― сообщила Камила, едва Нострадамус появился в покоях принцессы.
Нострадамус поставил какую-то склянку и чашку на стол, подошел к кровати принцессы и вопросительно протянул руку. Серсея внезапно почувствовала легкое смущение, смешанное с раздражением: она привыкла, что все видели ее собранной, красивой и гордой, сверкающих в лучших платьях и с лучшими украшениями, но уж точно не в простой белой ночной рубашке, в махровом халате с полотенцем на голове, так к тому же еще и со сломанной рукой.
Однако, когда прорицатель протянул к ней руку, Серсея спокойно вложила травмированную ручку в его. Бледные пальцы буквально утонули в большой, неожиданно горячей руке мужчины, и толика злости, что Нострадамус видел ее в таком некоролевском виде, ушла.
Мужчина старался почти не касаться руки, едва-едва прикасаясь к ней, потом кивнул, и Серсея снова тяжело вздохнула. Она сама видела рассаженные костяшки пальцев и одну из плюсневых костей, вывернувшуюся под неясным углом и, по ходу дела, выскочившую из суставных тканей. Руку вывихнула. Хорошо, что не сломала. Как глупо все-таки получилось.
― Я могу вправить, ― предложил прорицатель. ― Кость нужно вправить на место, иначе со временем Вы совсем не сможете двигать рукой.
― Давайте, ― тут же согласилась Серсея. Мимолетного взгляда на ладонь ей хватило, чтобы понять ― медлить не стоит. Рука раздулась в месте вывиха. Более того, здесь же синела назревающая гематома, а рассаженные костяшки пальцев покрылись лейкоцитовой корочкой, вокруг которой краснела воспаленная кожа.
― Не лучше ли подождать лекаря, ― неуверенно предложила Камила, с каким-то недоверием глядя на мужчину.
― Нет, я доверяю Нострадамусу.
Мужчина кивнул. Он быстро смешал какие-то травы, и сказал Камиле залить их кипятком, а сам вышел. Серсея пересчитала своих фрейлин и поняла, что из троих в комнате осталось только две. Камила с невероятным сосредоточением исполняла приказ Нострадамуса, помешивая варево в чашке, а другая занималась платьем в другой комнате. Третий не было. Очевидно, она поспешила доложить о случившемся Екатерине. Принцесса раздраженно выдохнула, но злиться не стало ― в конце концов, это были обязанности фрейлин из Летучего эскадрона, докладывать о самочувствие кобры Ее Величеству.
Нострадамус вернулся через пятнадцать минут. Он принес все необходимое, вернулся к кровати Серсеи, пододвинул небольшой прикроватный столик ближе к себе, и расположил на нем все необходимое. Принцесса, даже если удивилась, ничего не сказала. В конце концов, это тоже было его обязанностью ― служить не только Екатерине, но и монаршей семье в целом. А Серсея, вроде как, тоже была ее частью.
Но на самом деле, Нострадамус делал это из-за искренней симпатии к воспитаннице своей королевы. Серсея помнила, что прорицатель всегда был готов прийти на помощь к маленькой принцессе, не важно, что это было ― просьба о предсказании, или помощь после неудачного падения с дерева. Екатерина просила своего друга следить за Серсеей, и с годами, это, кажется, стало простым и естественным делом для мужчины.
Дело было не в том, что Серсея была дочерью короля, а в том, что Нострадамус хотел искренне ей помочь.
Пока мужчина возился с ее рукой, Серсея скользила по нему спокойным, расслабленным взглядом. Она действительно доверяла ему все, что касалось ее здоровья. В молодости Нострадамус выбрал в качестве основного направления своей деятельности медицину. Он поступил в Монпелье, на медицинский факультет. Несмотря на сложные взаимоотношения с преподавателями Нострадамусу удалось закончить учебное заведение. Поговаривали, правда, что не последнюю роль в успешности обучения сыграла его родословная. Якобы предки Нострадамуса были известными врачами и служили при герцогском дворе.
Серсея почти не думала об этом, а если и да, то относилась весьма спокойно ― как бы там ни было, одно можно сказать с уверенностью: Нострадамус был умным, образованным и разносторонним человеком. Помимо медицины он всерьез увлекался астрологией и алхимией. Конечно, если его считали алхимиком, то шансы быть сожженным на костре инквизицией заметно увеличивались. Но из-за покровительства королевы Екатерины, к Нострадамусу почти не цеплялись, разве что Генрих иногда ― от скуки. Но не то чтобы прям серьезно.
Хотя Серсея знала, что в случае чего, и ее мачеху, и Нострадамуса могут сжечь на костре, и будет за что.
Мужчина отмотал и отрезал от бинта два недлинных кусочка, вытащил из мешочка свинцовую стружку, которую для него нашел кузнец, разложил ее щедрыми щепотками и завернул.
Теперь главное, чтобы кость повернулась правильно и встала на место. Взял ладонь Серсеи в обе руки и, пальпируя, попутно определил, что кость лежит ровно, просто выскочила из дальнего сустава и сильно давит на ближний, потому и причиняет королевской любимице боли и дискомфорт.
Принцесса морщилась, но вела себя мужественно, и такое поведение немного веселило прорицателя, чего бы он, конечно, не показал самой Серсее. Крепко взявшись за указательный и средний палец ее руки, Нострадамус серьёзно посмотрел Серсеи прямо в глаза:
― Я сейчас постараюсь поставить кость на место. Будет больно. Вытяните руку.
― Не страшно, ― следуя указаниям мужчины, тихо сказала принцесса. ― ПО-тер-ПЛЮ!
Дернуть пришлось дважды. Первый раз, чтобы кость опустилась, второй ― чтобы со щелчком вошла в сустав. Благо, был чистый щелчок, без характерного хруста. Это значило, что сустав не поврежден.
Камила недовольно зашипела за спиной прорицателя, но Серсея не успела на нее взглянуть ― пару раз чихнула, ощутив неприятное жжение в горле.
― Будьте здоровы, ― спокойно сказал Нострадамус. Прорицатель отрезал от бинта новый кусочек, смачивая раствором из склянки, оказавшимся травяной настойкой, судя по запаху, и осторожно обработал костяшки пальцев. Затем повторил тоже самое с завернутой в бинт свинцовой стружкой, одну примочку положил сверху, другую прижал снизу, и стал заматывать. Не туго, но чтобы была хорошая фиксация. Закончив бинтовать, завязал на внешней стороне узел.
― Завтра, как свинцовые примочки полностью высохнут внутри, снимите.
― Спасибо, Нострадамус, ― улыбнулась Серсея. Губы мужчины дрогнули в слабой улыбке, будто он собирался улыбнуться ей в ответ, но не успел, поэтому просто кивнул. Встав, он проверил настой из трав, залили их чем-то белым ― Серсея предположила, что это было молоко ― и только потом передал принцессе.
Екатерина зашла как раз в тот момент, когда девушка, оглушительно чихая и внезапно сотрясаясь от сухого кашля, почти допила варево. Оказалось неплохо ― горячее молоко с медом и маслом как в детстве, но приправленное щедрой порцией каких-то трав, вкус которых немного горчил на языке.
Королева вошла спокойно, хотя Серсея видела, как Екатерина сжимает юбку своего платья ― так всегда было, когда она старалась не сорваться на бег. Ее обеспокоенный взгляд скользнул по Серсее, вроде бы Медичи осталась довольной, а потом ее удивленный взгляд скользнул по Нострадамусу, который статуей замер чуть поодаль кровати принцессы, взгляд его был направлен куда-то в окно. Екатерина еще раз оглядела падчерицу: немного влажные волосы были гладко расчесаны и спускались по груди, девушка полусидела в белом теплом халате, под одеялом, и пила что-то из кружки. Фрейлина Камила стояла в тени, словно притаившийся хищник или ночная птица.
Рассеянный взгляд Серсеи скользил по комнате, но едва зашла Екатерина, ее лицо озарила светлая улыбка, и сердце королевы вновь дрогнуло. Позабыв о Нострадамусе, женщина быстро приблизилась и присела на кровать, взяв руки Серсеи в свои.
― Моя хорошая, ну как ты? ― растирая холодные руки, поинтересовалась Екатерина.
― Неплохо. Нострадамус зря поднял панику.
Королева метнула быстрый взгляд в целителя, и кивнула ему:
― Спасибо, что побыл с ней.
― И за зелье тоже, ― добавила Серсея. ― Было вкусно и… тепло. Думаю, можно вас отпустить, вы не нанимались в мои лекари.
― Мне было в радость помочь вам, ― склонил голову мужчина. ― Если вы не против, позже я принесу вам еще этого снадобья.
― Уверяю вас, что…
― Лучше не возражай, Серсея, ― строго возразила Екатерина; как королева, и как заботливая мамочка. ― В зельях Нострадамуса никто не разбирается лучше него самого, а обычный лекарь может что-то напутать.
Серсея по тону Екатерины поняла, что возражать не стоит. Королева весьма трепетно относилась ко всему, что касалось ее детей, но Серсею и Франциска это почему-то касалось особенно. Франциск ― ясное дело. А к воспитаннице такое отношение видимо отзеркалилось из-за поразительного сходства детей. Переживая за сына, Екатерина машинально переживала и за падчерицу, что та такая же болезненная, она была в такой же опасности, как и Франциск. Хотя, это было не так. Серсея болела реже, чем принц, хотя намного сложнее. Простая простуда могла тянуться на несколько недель, в то время как дофин Франции лишь пару дней чах от болезни и был слаб.
Поэтому возражать не имело смысла. Серсея подняла на прорицателя взгляд и слабо улыбнулась.
― Хорошо, если вас не сильно это озаботит.
Нострадамус кивнул. Он вышел, дав еще какое-то наставление Камиле, но и с Серсеей осталась только Екатерина. Королева мягко улыбнулась и взяла девушку за руку.
― Через несколько дней приедет Мадлен. Ты должна поправиться, чтобы помочь встретить ее.
Серсея рассмеялась, и кивнула. Она скользнула под одеяло, полностью ложась, и на слова мачехи только улыбнулась.
― Вы не могли бы мне почитать? Пожалуйста?
Екатерина вздохнула. У нее было свободное время, она уже успела посетить детскую, справиться о здоровье Франциска, получить информацию о том, что делает Мария и, пожалуй, после утомительных дней, разбирательства с этим мальчишкой из Шотландии, она могла позволить себе прочесть своей любимице книгу, пока та не уснет. Поэтому Екатерина улыбнулась и поцеловала Серсею в лоб.
― Хорошо.
И под ласковый, убаюкивающий голос Екатерины про то, как богиня Фрейя, в германо-скандинавской мифологии богиня любви и войны, жительница Асгарда, захотела получить золотое ожерелье — Брисингамен, созданное четырьмя кузнецами-гномами, братьями Брисингами. Фрейя не могла пройти мимо его красоты и предлагала за него дварфам различные вещи, представляющие ценность, но те установили цену в одну ночь, проведённую каждым из них с Фрейей.
Серсея уснула еще на половине. Ее дыхание было спокойным, грудь вздымалась от вдохов и выдохов. Прочитав до конца предложение, Екатерина заложила между страницами красную ленту, использовавшуюся как закладку, отложила книгу и посмотрела на спящую принцессу.