Ну и живот получился вдобавок к мощной попе! В него уж воздух при вдохе не пойдёт, точно. А застёжка спереди будто разваливается на две части, настолько всё напряжено.
Да, парням пояснить треба. Для девушек сейчас шьют только низкосидящие джинсы, которые чудом каким на нас держатся. Они у нас есть, но их черёд придёт позже. А вот за этими — настоящими, высокими до пояса, нам с подружкой побегать пришлось.
Смотрю на мощную попу и вспоминаю. Как-то Кира пошла на улице вперёд и сказала мне смотреть на её попку. На ягодицы, то есть, а точнее — на смычку между ними снизу. Вообще-то там должен зиять провал, хорошо видный, когда девушка в стрингах или вообще без ничего. А нагнувшись пониже, можно узреть и что там, спереди… Но любая одёжка, охватывающая ягодицы, даже тонкие трусики, не повторяет этот провал, а образует под серединой попки своего рода перепонку, натянутую, но но ни к чему в центре не прилегающую. Типа висячего моста между ягодицами. Когда девушка стоит в джинсах, там ещё проходит средний шов, и не видна разница между саржой, прилегающей к ягодицам, и саржой, только лишь натянутой через пустоту. Но когда хозяйка ходит, ягодицы движутся туда-сюда, пустота за швом обнаруживается — перепонка то проваливается, то вспучивается, то перекатывается. Кира хотела научиться так ходить, чтобы перепонка, средний шовчик "играли" сексапильно.
Джинсы, что ни говори, одежда модная. Все девушки в них ходят. Но и у юбок есть свой козырь — тоненькая юбочка не скрывает, а подчёркивает "игру" ягодиц при ходьбе, вилянии бёдер, а то и появление на ягодицах впадинок, если трусы столько тонки, что их не смазывают. Грубые джинсы здесь пасуют. То есть бёдрами-то вертеть можно (и вертим!), но вот деталей не видно. Бёдра, ягодицы ходят как единое целое, обтянутое грубой толстой тканью. Но, извините, люди — не роботы. Им подавай индивидуальность, мелкие отличительные детали. Вот и приходится исхищряться.
Кира внушала себе, что при ходьбе она как бы перекатывает между ягодицами шарик, подпирающий перепонку. И этим шариком, то высовывающимся, то скрывающимся между полушариями, дразнит мужской глаз. Если обнажённый пупок — это "посол"… ну, половых губ, что ниже его, то почему бы сзади не заявить о себе "послу" клитора? Но одетому и сзади, то есть его можно исподтишка приласкать. Пупок-то у девушки просто так не пощекочешь! А тут подошёл, заговорил зубы, положил ненароком ладонь на попку и пальчиком — раз! Шарика никакого нет, но как возбуждает чужой палец между ягодицами! А он чует, как мощны эти мышцы, раз так распирают перепонку. Они ведь тоже "послы" девичьей сексапильности, прямо-таки мощно басят, как клёво будет с такой в постели. И палец сигнализирует хозяину — овладеть стоит.
Пока же мне сигнализируют, свисая, застёжки лифчика. Его чашки целиком охватывают груди, но размер невелик, лямки на спине не сходятся. Сама не застегнёт. Тяну, тужусь, упирая костяшки пальцев в полненькую подружкину спину. Она шумно выдыхает, старается мне помочь, а я всё равно никак. Долго не дышать нельзя, и вот уже ползут костяшки пальцев по спине в разные стороны, как ни упираюсь. Снова жму, врезаются лямки в лоснящуюся кожу, сверху и снизу выпячиваются жировые складки. Фотограф тихо ждёт, мужскую силу не предлагает.
Наконец мне удаётся свести две застёжки и замочек щёлкает. В пылу усилий мне зацепило и повредило ноготь, но тихо ойкала и сосала я потом, когда Кира фотографировалась. Натягиваю на неё, почему-то ставшую какой-то пассивной, водолазку, довожу до пояса джинсов, разглаживаю. Да, огромное "хозяйство" впереди выпятилось донельзя, огромная попа снизу не уступает. Глеб улыбается.
Веду подругу за руку под объектив. Рука её вялая, глаза какие-то удивлённые. Соображаю: не может толком вдохнуть. Джинсы заперли низ, лифчик стеснил верх. Дышит мелко-мелко и всё реже и реже, слушается меня, как дочка малая маму. Редко у нас так бывает, обычно наоборот.
Вдруг чую — делает знак рукой, обожди, мол. Значит, решила вдохнуть, как следует. Собирается с силами, слегка взмахивает руками и наконец втягивает в себя воздух. Вздымается огромная грудь, натягивается водолазка, в тишине слышно какое-то потрескивание…
И вдруг Кира резко выдыхает, слабо ойкая, и хватается под грудь. Шарит там, гладит, а вдохнуть не может. Слабеют ручки, еле елозят там, под бюстом. Соображаю: завернулося край лифчика и прижал кое-что чувствительное. Чашки-то ведь охватывают все груди, кончаются точно там, где начинается плоское тело, и завернуться канту легко. Через водолазку не поправишь, надо подлезть.
И моя ладошка лезет. Ох, как натянут шёлк! Кира старается мне помочь, выдыхает, сколько может. Долезаю до начала крутого "навеса" плоти, щупаю край — завернулся, чёрт! Вторую руку не просунешь, закатывать водолазку вверх некогда. Пытаюсь оправить край ногтями, цепляю, щиплю. Кира закусывает губы, лицо дёргается, но молчит, экономит кислород. Пальцы срываются и щиплют что-то мягкое, по себе знаю, как это неприятно. Спешу, а только дело порчу. Фотограф тактично кашляет, ждёт.
Наконец удаётся привести к порядку коварный край чашки. Кира кивает, я осторожно убираю руку, оправляю водолазку. Не упускаю случая чуть огладить высокую тугую грудь. Ну и затяг! Вот уж выпячивание, так выпячивание. Реально так не оденешься, скажем, на экзамен, задохнёшься, ещё не выйдя из общаги, и поскорее всю эту туготу с себя сорвёшь.
Теперь Кира пытается вздохнуть хоть как-то, придерживая "навес" ладошками снизу. Получается плохо. Слышу шёпот: "Скорей бы!" И мне явно представляется, как в туготу эту закована, одна я в комнате общаги, хочу выйти на экзамен, а тут вдруг перехватывает дыхание — всё! Надо бы раздеться, да руки ослабели от удушья, не слушаются. Ноги подкашиваются, кричать не могу, надежда только на понимание окружающих. Ужас охватывает душу, вяну, как цветок.
Забегу вперёд, можно? Я захотела узнать, насколько то моё яркое представление было верным, правда ли, что в тесной одежде можно завянуть. Поставили мы с Кирой эксперимент. Одолжили одежду у самой худющей девчонки из нашей общаги. Джинсы надевала с мыленными по дедовскому способу ногами, а под живот пришлось запихать пакет с прокладками, а то он плоский у меня, одни джинсы, даже самые тесные, не стеснят. Кира с трудом застегнула мне сзади лифчёшник нулевого размера, практически без чашек, и я сразу ощутила, как гнутся рёбра при попытке вдохнуть. Сверху навертели на меня водолазку, она хоть и тонкая, но ведь облегает, чертяка, повсюду. Помните, как Гулливера лилипуты связали тысячей тонких нитей? Вот и у меня так: вроде ни в каком определённом месте давления нет, водолазка держит меня в мягких объятиях, но они — душащие, особенно при вдавленном животе. Ведь напоследок мне затянули ремень на джинсах, на последнюю дырочку застегнули на выходе. И оставили стоять одну в центре комнаты.
Чуть постояла на резерве после выдоха, чую, везде плотно всё. Сейчас не жмёт, только обозначает, как будет жать. Ну, пора вдохнуть. Живот сразу даёт сигнал: чур, не в меня, тут негде. Вздымается грудная клетка, но чуть, на сантиметр какой-то пустит воздух, как болят рёбра, кричат — вот-вот нас твой чёртов лифчик погнёт, а то и сломает. И — стоп вдоху. Сразу выдыхаю и начинаю экспериментировать, куда бы бедному… но крайне нужному мне воздуху податься. Вроде можно между лифчиком и ремнём, но там водолазка настороже, и так ловко она с верхом и низом взаимодействует, и лифчик прижимает, и на ремень налезает, и тоже жмёт, что никак воздуху не пройти. И рёбра вроде не ломит водолазка, а никак.
На мгновенье мелькнула мысль: если изнутри воздуху никак никуда, то и снаружи меня ничем не проймёшь, воздух только проверяет. Наверное, так чувствовали себя средневековые рыцари в надёжных доспехах. Или жучки в хитиновом панцире. Надёжно, безопасно… но дышать всё-таки надо!
Скорее выдыхаю и снова вдыхаю… пытаюсь. Немножко приноравливаюсь к мелкому дыханию, непривычно, но дышу-дышу-дышу. Да, только так и можно. Только так и даёт мой корсет жить и дышать.
Кира улыбается. Она-то всё это знает, через всё это проходила.
Вдруг чую — уставать стали грудные мышцы, сбился их обычный ритм, не успевают восстанавливать силы. Надо мышцам отходить. Паузы стали возникать между выдохом и вдохом, мимо моей воли. Через силы приходится вдыхать… ну, то есть сквозь всё возрастающую силу.
Мелькает детское воспоминание: набегалась на улице, в дом вбежала, еле разделась и бух на постель. Уже в сон клонит, устала. Но тут мама меня теребит: одежду сложи, игрушки убери, да и поужинать придётся. А я так размякла, так мне не хочется вставать… Иной раз прямо расплачешься, а не то буркнешь мамочке плохое слово, только чтоб отстала. Потом прощения просить приходится. Но и мама могла бы понять моё состояние, она же взрослая.
Или воспоминание попозже. Приду с дискотеки поздно, бух в постель. И тоже мама теребит, вставай, мол. Оказывается, уже утро. Блин! Не выспалась. Ох, как же медленно и через силу я встаю! Но против утра не поспоришь, в школу надо же идти.
Вот так и я теперь, как "мама" своих грудных мышц, растормашиваю их и заставляю что-то делать. Да не что-то, а то, что мне жизненно нужно! Ну, давайте же!
Не знаю, сколько времени заняли воспоминания, но уже нехорошо мне, не пора ли освободиться?
Тут Кира подходит, берёт меня сзади за локотки и говорит:
— Не думай о дыхании, пусть тело само о себе заботится, прочувствуй, как упакована, вторая кожа ведь у тебя, и формы все подчёркнуты. Представь, что на тебя смотрят восхищённые парни. На тело смотрят, на совершенное, но не обнажённое. Поняла? Ощути радость бытия.
И рада бы я дыхание "отпустить", да не получается. Облегание я, правда, постаралась прощутить целиком. Хорошо меня облегает, плотно. Как куколка бабочкина в коконе. И тут у меня в голове темнеть стало, как бывает иногда, когда быстро встаёшь. Закружилась у меня голова, да не просто закружилась, а так, что страх подступил. Вот вроде отпустило. Но вот опять… И так, знаете, тёмные промежутки стали усиливаться вплоть до полной черноты. И расширяться во времени, мысли куда-то из головы делись — наверно, чтоб кислород лишний не потреблять. И вдруг всё вокруг стало пульсировать, как на дискотеке: ярко-темно, ярче-темнее, и будто крутится всё. Кира, смотрю, движется скачками. Эх, да я же сознание на миг теряю!
Один, только один выход у меня — свалиться, пусть меня распакуют. И тут ноги сами стали в коленках подкашиваться, непроизвольно. Будто косточки мои быстро так размягчились и теперь я как варёная макаронина. Тогда я стала пытаться на ногах устоять и приказывать себе: "Стоять! Стоя-ать!" Страх стала стряхивать с себя, предвкушать погружение в глубокий сладкий сон.
Немного продержалась, вы знаете, даже дышать почти перестала, так утомилась вся грудь. И вот ухожу… да что там — уволакивает меня в тёмный промежуток с мыслью — всё! А вышла из него только на кровати, нагой (спасибо Кире!) и свободной. Раньше я говорила — свобода, свобода, а что это такое — только сейчас вот поняла.
Теперь мы с Кирой ещё и сёстры по ощущению новорожденности.
В общем, поторопила я фотографа, и отснял он выпуклости моей подруженьки в рекордно короткое время. А я руки ей назад отведу, чтобы бюст вперёд подался, быстро отойду, щелчок затвора, руки бессильно падают. И ноги я Кире расставляла, чтобы в такой позе могучую попку сняли, когда средний шов прямо-таки врезается в пах. И другие позы она еле-еле с моей помощью принимала.
Напоследок бросила взгляд: сидит водолазка на девке, как влитая, груди большущими грибами нависают, никаких кантов не видно. Джинсы вообще скафандром жёстким низ заковывают.
Быстро раздеваю я подругу, лишь кончается съёмка. Застёжка лифчика так щелкнула — как тетива лука, а ремень джинсов чуть не вылетел из гнёзд, лишь удалось выпростать язычок из дырочки. И как же шумно вздохнула освобождённая — будто крик крикнула. Задышала глубоко-глубоко, порозовела, отошла, в общем.
Дальше полагалось снять бюст в лёгкой, но глухой маечке. Снова напялила Кира тугой лифчик, но снизу надела я ей юбочку, живот хоть и обтягивающую, но позволяющую этим животиком дышать. И съёмка прошла легче, Кира сама всё делала. Но позы мои копировала, то есть те, что я ей до этого придавала. Мне не жалко.
Ещё вариант — с жакетом. С тем же, что раньше был и её на Зайца из "Ну, погоди!" похожей делал. Но тогда верхушки грудей жакетом покрывались и слегка прижимались, сейчас же эти чудовищные выпячивания не прижали, и они раздвигали декольте жакета, лезли через края, низами своими прямо-таки ложились на вырез, держал он их на весу — чуть выше, чем без жакета. А сам жакет плотно прилегал к остальной, плоской части грудной клетки.
Из сумки выныривает демисезонная девичья курточка, такая, знаете, мутно-серебристая, накидывается на плечи, вжикает "молния", и перёд Киры становится до ужаса плоским-плоским. Но уже бродят под болоньей силы, стремящиеся вырвать бюст из-под жмущего, или хотя бы распластать его в тесноте поудобнее, чтобы не так сильно жало. Глеб включает софиты, наводит их, и колоритные тени выписывают динамику единоборства плоти и одёжи. Вижу, как подружка укрощает свои руки, так и тянущиеся "утрясти" бюст, нет, утрясаться он должен сам, давая эффектные кадры. Судя по надписи на спине, шили такие куртки для юных плоскогрудых гимнасток, но Кира спиной не поворачивается, снимается спереди, всячески подчёркивая "подковёрное" елозение и напряг материи, угнетающей её красоту. Даже шуршание изнутри слышно. Скорее, скорее снимай, что-то сейчас лопнет!
Ф-фух, слетает жмущая курточка, да и тугой лифчик отработал своё. Инквизиторская пытка, представляю себе Кирино состояние. Кстати, дома я ей рубцы лечила. А пока договорились с фотографом о передыхе, он ушёл курить.
Натурщица отдыхает, а я ищу следующую одежду. Сейчас организуем прокантовывание лямок и выпячивание сосков. Пожалуй, лучше начать с последнего, дать груди отдохнуть. Подаю ей мини-юбочку, маечка идёт на босу грудь. Одергивая, оглаживаю, глажу около сосков, устраиваю пикантный рельеф: я — одну грудь, хозяйка — другую. На подоконнике стоит стакан с водой, потом мы вершинки смочим, отснимут и просвечивание.
У Киры вид весёлый, она в своём амплуа. Возвращается Глеб, наполняя комнату табачным перегаром. Снимает Киру сухую и Киру мокрогрудую, улыбается.
Теперь — в бюстгальтере. Подаю ей такой экземпляр, с очень толстыми лямками, а застёжка вообще толщиной с ладонь. Поверх идёт очень тонкая маечка. Всё видно, как на ладони. Снято. Кира надевает по очереди всё, что запасено для верха, и каждый раз непокорный лифчик кажет себя изнутри. Вот это канты! Одежда смотрится лёгкой драпировкой к этому Царь-лифчику, неважной деталью.