- Хм... Правда?
- Да! К тому же у девушек критические дни бывают. Кристя извращений не любит, серьёзная она. Тогда просто заваривает зелёный чай, он сразу понимает, что к чему, и пьют они этот текучий чай стакан в стакан - кто первый не выдержит и описается. Когда парень в плавках и долго терпит, он потом разряжается полностью. Ну, ты понял. И в постели делать уже нечего. А девушка тренирует мочевой пузырь. Кристя говорит, что это не раз её выручало. Много на улицах чего пьём, верно?
- Верно. О-ох! - Он взялся за живот, но признаться не решился и быстрее зашагал.
Не хочешь - терпи. Но тему продолжим.
Я догнала его.
- Так вот, сидит он в плавках...
- Плавки? - промычал он. - Хорошо бы.
- Да, плавки. Она ему сама пошила, дабы если не её руки, то её подарок его обхватывал бы. Почти по-женски пошила: треугольники на верёвочке сверху, и верёвочка эта перекидывается через тазовые косточки, - я показала, он с трудом увернулся, - и сбоку завязывается. Держится на косточках, а спереди и сзади спускается к треугольникам. Если туго завязать, перед тем выдохнув, то классно так. Кстати, когда в туалет хочешь, а нельзя пока, то живот над лобковым треугольником вываливается и даёт продержаться подольше. Это тебе не тесные джинсы!
- Да, не тесные джинсы... - эхом отозвался Лёшка.
Я смекнула: на нём семейники. Теперь многие парни под джинсы так носят, особенно кто боится пережать, передавить и перегреть. О здоровье заботятся, лезут в комод, достают бельё своих отцов... да нет, дедушек, отцы-то уже "боксеры" да слипы носили. Берут ножницы и "мирят" семейные, династические трусы с тесными джинсами. Пошла мода надевать плавки только перед тем, как лечь с девушкой в постель. Пива стали меньше пить - а вдруг приспичит? В плавках-то легче было, облегая всё и вся, они держат это "всё и вся" в строгости, в них захочешь - не взбрызнешь. Сколько раз я на пляже видела, как парни бегают "за кустик" - невмоготу им в воде опорожняться. Не то, что нам, девчонкам! И если хочется, а негде, то плавки самое то.
В семейниках терпеть сложнее, в дугу у тебя не скручено там, зато честнее. Ничего не подключаешь, один сфинктер вкалывает, ни на кого ничего не валит. В джинсах ещё честнее, если в брючину спустить, то и не встанет, не поможет.
А в плавках всё в одной куче, одно изнемогает, дёргается, другое возбуждается. Трение, имитация женского "приюта", самообман. И вот уже расползается мокрое пятно, можно поражение засчитывать. Даже если убедишь судей, что это не та влага, всё равно дальше терпеть труднее, даже по дуге будет моча проходить, сфинктер не держит. В семейниках же ещё можно зажиматься и зажиматься.
Конечно, если сфинктер слабоват, а возбуждаешься трудно, то лучше плавки.
Вспомнилось кстати, как он говорил: надеваю, мол, под джинсы особые, шершавые плавки, если не уверен, что девушка мне нравится по-настоящему. Общаюсь с ней, а сам прислушиваюсь к собственным ощущениям, ко всему, что обтянуто шершавым. Если нижние, мясистые края ягодиц чувствуют обтягивание материи, как в детстве (оттуда это ощущение, не совсем удачно его родители экипировали), значит, собеседница интереса не вызывает. Интерес сопряжён с другими ощущениями, более взрослыми, напрягающими. Шершавость, подробности облегания не чувствуется, низ выступает единым фронтом, причём выступает и в прямом смысле слова, насколько джинсы позволяют. На меня вот напряглось, гуляем теперь.
Правда, семейники мудрее, как сама семья. В них скорее устанешь бороться с нуждой и скорее сдашься. Опозоришься, конечно, зато без вреда для здоровья. Это потом оценишь. А с затянутым низом... Как-то Костя с Кристей устроили любовное состязание "Кто кого перепьёт". Она облачила его в свой сплошной купальник, чтобы забавней смотрелся и поменьше сдавливало ему поясницу, уравняла шансы. Они сели друг против друга и стали друг друга поить, ласково приговаривая. Животы начали набухать на глазах, зазвучали успокоительные слова, занапрягались мышцы. Поглаживали, массировали, помогали - по-честному. Каждый выражал уверенность, что его визави выдержит.
В конце концов, она исказилась личиком и обдулась, он засмеялся было, да тут же глаза и округлил. Мочевой пузырь дал сигнал, вода из кишечника перестала всасываться, всё там разжижилось донельзя, смех подтолкнул, жижа вся и пошла-поехала. Понос, блин! Несдержимый! А навыка быстро снять неудобную женскую одежду нет, порвать же боялся. Вертелся, как собака, ловящая собственный хвост, и всё больше и больше обделывался - по самый пояс. Всё там у него по телу размазалось, под купальником-то. Пузырь, само собой, подгадил исподтишка. Так и пришлось в воняющем мокром купальнике бежать по общаге до ванной.
Всё-таки мужской организм мудрее женского, не даёт себя насиловать, а силу сфинктера, могущую повредить телу, нейтрализует направлением потока к слабейшему из звеньев - заднепроходному.
Впрочем, бывает и по-другому. Лёшка мне после рассказал, что дома проверял свою писс-выдержку. Проснулся воскресным утром и не стал ходить в туалет, против своей утренней привычки, наоборот - надел тугие плавки и стал надуваться чаем. Хотел, чувак, побыстрее закончить, к завтраку, а время терпежа решил отнести к объёму выпитого, чтобы потом пересчитывать.
Он чуть не лопнул - по ощущениям. Впрочем, все так говорят, нет культуры описания своих мучений. Всё более и более грандиозные усилия приходилось прилагать, чтобы сжимать сфинктер, в последний раз он так зажался, с таким напрягом, что в дрожь пошли все мышцы тела, типа судороги охватило. И не хочет, а дрожит весь дрожмя, а отпустить зачинщика-сфинктер боится - брызнет. Ну да, он же пил, никак не предупреждая организм, что сливать неуда. Вот организм и работал в обычном своём режиме, болью ругая "случайно" заклинивший сфинктер.
Лёшка хотел ещё сделать "берёзку", помучить почки, но едва вошёл в позу (кривая вышла берёзонька), как почуял, что малейший толчок - и всё. Как он медленно-медленно из позы этой валился, как умудрился добраться до туалета, не залив пол, как не расколол струёй унитаз - уму непостижимо!
Но самое интересное началось после этого мощного слива. Он снова надел подмоченные, правду сказать, плавки и снова стал напиваться. Ведь в нём утром оставалась старая ночная моча, а она гуще и едче свежей, может, это повлияло на быстроту сдачи?
Да, пузырь снова стал наполняться, но вскоре Лёшка почуял, что питьё стоит у него в горле. Не проходит дальше в желудок, вернее, из желудка - в кишечник. Больше не сделать ни глотка. Сильно поумнел организм с утра, и если чует, что снова будут проблемы со сливом (а плавки мочевой канал подогнули), останавливает воду, где её ещё можно остановить.
И всё встало. Экспериментатор долго ходил по квартире, как потерянный, чувствуя стоящую в горле воду и переливания в желудке, рыгал, чего-то ждал. Внизу было ощущение бочки, заткнутой в нижнем отверстии пробкой. Хочется пИсать, но сократишь сфинктер, подожмёшься - и всё вроде ничего. Чувство не прогрессировало. Казалось, терпеть можно бесконечно.
Охота в туалет просто "висела" внизу, напоминая: мол, хозяин, при случае слей, легче станет. Но ничего не требовала, не закатывала истерику. От чувства острого гона на унитаз это ощущение отличалось, как насупленный сосед по скамейке от ругающегося, норовящего ткнуть кулаком. Типа стрелки расхода бензина, дёргающейся в розовой (не красной) зоне. Типа напоминания матери в голове - купить то-то и то-то, когда идёшь в магазин.
Из любви к науке он потерпел до обеда. Чувство голода в полном воды желудке притупилось, но верх стала брать привычка. Неуютно непозавтракамши. Как это так, мужчина - и не евши? Как можно?
Ситуация сложилась парадоксальная. Как солдат-дезертир, Лёшка мечтал сдаться первому же приступу боли в мочевом пузыре. Но врага не было. Было неприятное чувство давления, побуждающее время от времени сжимать сфинктер, подобно тому, как шмыгают носом, загоняя подальше внутрь слизь. Но сдаваться простому давлению было как-то несолидно.
Когда до обеда осталось всего ничего, он пошёл на хитрость. Сел на ковре на пятки, сжатые кулаки положил на живот, мышечно зажал горло, чтобы не текло, и опустился вперёд, чтобы грудная клетка давила на кулаки, а те - на живот. Коснулся лбом ковра, давление в животе усилилось, что-то в районе мочевого пузыря начало куда-то ползти, но без особой боли. Он испугался - мимо его воли ползёт, он же не давал санкцию на открытие кингстонов! Не дай бог, такая слабость закрепится, он мочу держать не будет ни днём, ни ночью!
Выпрямился, встал, ещё немного побродил. Потом вздохнул, плюнул и пошёл в туалет. И когда организм почуял, что путь сливу открыт, желудок быстро, с бульканьем и рыганьем, очистился от воды.
И наступил аппетит. Да какой - волчий!
Так это у парней. Мы, девчонки, что можем с нашей-то простотой снизу - разве только зажать устьице пальчиком. Разве так давление создашь? А сфинктер слабенький, так что нет нужды в перенаправлении, поносе, воде в горле. В ущерб себе терпим, кто раньше сдастся, тому и ущербу меньше.
А терпёж, похоже, вступал в фазу решения: признаваться или обдуваться. Мужская гордость требовала не подавать виду, но реализм - он отсчитывал минуты до катастрофы, а я беззаботно смеялась, подначивала кавалера, норовила даже зайти в магазин.
Случайная встреча помогла ему напрячься, выдержать лишние две-три минуты. Это была смазливая девочка, стоящая на углу. Салютуя уху мобильником, она повернулась к нам боком, и блузка с этой стороны задралась чуток, обнажив пояс. О силе его затяга говорил валик выпятившейся вверх плоти, лоснящаяся такая жировая складка. Вся кожа, показавшаяся из-под блузки, выигрывала от такого насилия - такой гладкой, пухлой и привлекательной она казалась. Ну, а загар только усугублял впечатление. Мужской глаз схватывал, что может иметь его обладатель от ласк столь женственной особы - а при ловкости рук и больше, не в пример затянутому ремню. А в ремне ли дело, не вспоминало ли тело, как оно деформировалось под руками того, с кем сейчас шла болтовня по трубке? Вспоминала об этом задравшаяся блузка, и подрагивавшие грудки, и даже непромокаемые джинсы не могли скрыть игривого поплясывания ягодиц, растирающих влагу женского возбуждения и доводящих её аж до спины. Или это пот полупрозрачной мокротой вклинился там в блузочку? Нет, чтобы выступать по всей спине и стекать сверху вниз, как полагается сей асексуальной жидкости!
Мы прошли мимо, мой спутник стал расслабляться.
Признание вырвалось помимо его воли. Лёшка вдруг встал, как столб, чуть согнувшись в пояснице, с усилием выпрямился, сунув руки между ног, и брякнул:
- Блин, сейчас обоссусь!
Поистине, во мне гибнет актриса. С таким удивлением во взоре я повернулась к терпеливцу - кто бы усомнился!
- Что ж молчал? Пойдём быстрее тогда.
И я действительно пошла быстрее.
Да только не по прямой. Я частила на своих "гвоздиках", забегая то слева, то справа. Моей целью было заслонить от ищущего спасения мужского взора всякие местечки, где можно было бы пристроиться. А по прямой мы пошли едва ли не тише, чем прежде.
Упадок в скорости я компенсировала громкостью цокота каблучков. Со стороны могло показаться, что я бежала.
Один милый подвальчик близ общаги я перекрыть всё же не успела. Моего парня прямо-таки повело к нему. Пришлось взять за руку и скорректировать курс, объяснив, что тёплый туалет уже близко, чего ж простату морозить. Лёшку аж всего передёрнуло, во взгляде мелькнула тоска, но он подчинился.
Как я ни слаба, а устрой мы игру в перетягушеньки, и его терпение лопнет.
Что же он мне рассказывал о плавках? Ага, вот что.
- В детстве маня облачали в трусики или шортики типа плавок, на детских фотках я всегда в них. Зимой, конечно, штанишки, но под ними всё то же. И образовался рефлекс, что ли - если снизу подпаковано, ногами могу выделывать, что захочу. Конечно, если забежать " не тужа", то можно и по попке получить, и ещё тебя в промежности что-то дёрнет. Лучше уж по голому, чтоб не дёргало. Вы, взрослые, раз уж лупите, так хоть приспускайте трусики, не калечьте ребёнка!
А когда собирали меня в школу, купили форму, то трусики под брюки дали другого покроя, семейного, что ли, не подпаковывающие, как привык уже. Но не успел я почуять свободу в промежности, как навалилась на меня несвобода иного рода, школьная. По струнке ходи, ну, и так далее. Брыкался, бунтовал порой, но это уже другой рассказ.
И вот подростковый возраст, пора самоутверждения. Хватит ходить по дому, в чём велят, даёшь, в чём хочу! Это девиз одного из многих моих бунтов. Да, а в чём хочу -то? Неважно, главное, не в том, в чём раньше. Зимой, например, ходил расхристанным, нарочито неопрятным, крутость нагуливал.
Пришли тёплые деньки. Вопроса не стояло - в плавках, конечно. Узенькой красной полоской на теле, модных, все мышцы чтоб на виду. Или другого яркого цвета. И мужские мои достоинства суммированы, и одеться для улицы пара пустяков - носки, нырк в джинсы, майка, кроссовки - и готов. Главное - не надо переодевать трусы в туалете или запертой спальне.
Родители ворчали, на что-то намекали, но я шёл им навстречу в других вопросах, скажем, после девяти не возвращаться, и таким образом лавировал, отстаивал свою подростковую свободу.
Вот о ней-то и речь. Когда я начал ходить по дому в плавках, смутно что-то припомнилось. Вернее, сначала добавилось ощущение какой-то свободы, вольницы. Откуда? Всё ведь стиснуто, аж потрескивает. Кайф шёл от сжатия, несвободы, а тут нА тебе - наоборот чего-то такое. Потом уже понял, что это "гостья из прошлого", стал припоминать. Чего не вспомнил, то домыслил.
Да, из раннего детства это воспоминание, из тогдашних вольных дней. Даже, пожалуй, не совсем так. Когда пошёл я (повели меня!) в школу и стали заставлять ходить по струнке, это просто связалось с новым чувством одежды на теле. И, вероятно, тогда спряталась в уголке души тоска по беззаботным дошколятским дням. Именно тогда я понял, насколько ценно детство, а раньше-то и не понимал, всё казалось само собой разумеющимся. Райская жизнь!