Интересное кино - Кираева Болеслава Варфоломеевна 3 стр.


     Но парень не преследовал её, сел с самого краю и, казалось, потерял к девушке всякий интерес. Исполнил долг вежливости. Может, свою девушку ждёт? Эх, а она и не поблагодарила.

     Ева открыла было рот, да тут же и рыгнула газом. Содержимое желудка взбурлило, чуть не выплеснулось. Струя газа шибанула в носоглотку, обожгла. Ох, как неудачно! Не заметил? Зато в животе полегчало.

     К счастью, полутьма резко упала до тьмы, которую тут же прорезал мерцающий жёлтый конус.

     Конечно, девочки предпочли фильм о любви, но Ева специально попросила кассира, чтобы постельных сцен было поменьше. Вообще чтоб не было. Кассир обещал, и это обещание теперь, в общем-то, сбывалось. Зато было много сцен экстраординарных.

     Вот молодёжная компания, набившись в несколько легковушек, едет в подмосковное село на уик-энд. Село это славится своими умельцами, которые из списанной сельскохозяйственной техники делают крутые аттракционы, сами их "крутят" и неплохо на этом зарабатывают.

     Вот на лужайке стоит остов грузовика, из него высовывается металлический столб, к которому через сложную механическую систему прикреплено огромное, в три человеческих роста, колесо. К нему подходит шикарная блондинка в белом бикини. Механик в кабине переводит рычаги, и колесо нависает в двух ладонях от земли. Девушка подлезает под него, ложась ничком, лицо к земле, груди подплющены, служитель (по виду — типичный сельский пьяница) подкручивает колесо так, чтобы она могла взяться руками за поручни и поставить ноги на педали. Тщательно принайтовывает клиентку к колесу, сначала в талии, потом руки и ноги. Морщинистые трясущиеся руки крупным планом резко контрастируют с белизной бикини и свежестью молодой кожи.

     Всё, девушка закреплена. Её спрашивают, нужен ли кляп. Да, конечно, но пусть его приладит кто-то из её компании. Руки-ноги — ладно, но из этих грязных рук — кляп?! В свой рот?! Это делает крутой качок в чёрных шортах, заодно проверяет крепление. Мужик обижен — он тут работает уже пять лет, и никто пока не жаловался. Качок недоверчиво качает головой, украдкой целует раздутую кляпом щёчку и машет рукой механику в кабине.

     Колесо плавно поднимается на пару метров. Крупный план — расширенные от ужаса глаза блондинки, невнятное мычание, сжимаются руки на поручнях. Тарахтит мотор, мужик объясняет парням, что если солярка вдруг кончится, то они во избежание падения должны будут налечь вон на ту лебёдку и крутить её, крутить до изнеможения. Солярка, конечно, кончится непременно и парни изрядно попотеют, но это отдельные комичные кадры, а основное всё происходит в небе.

     Колесо медленно вращается. Блондинка отходит от ступора и постепенно начинает наслаждаться полётом. То сжимает поручни и упирается в педали — будто и не привязана, то отпускает их совсем — чтобы почувствовать, что не падает. И не упадёт… если не подведёт двигатель, но на этот случай парни уже взялись за ручку лебёдки, задрав головы вверх.

     Камера показывает замечательные виды сельской природы, как они видны с высоты десятка метров, как это всё, вращающееся и даже убыстряющим вращением немножко смазанное, предстает глазам блондинки. Передаётся даже головокружение! Она довольно мычит, будто песню поёт. Разрывает её грудь восторг. Крикнуть бы на весь район! Зря кляп сидит, ой, зря!

     Вращение не только ускоряется — меняется его направление. Ось колеса начинает покачиваться из стороны в сторону, тело движется по сложной траектории, напоминающей "американские горки" или объёмную восьмёрку. Груди то и дело заносит, их перекашивает, белый лифчик сдвигается, кое-что обнажая. Постепенно восторг проходит, девушку, судя по виду и дёрганьям кляпа, начинает тошнить.

     Парни бросают лебёдку, запускают бумажных голубей из цветной бумаги, бурно обсуждают, чей пролетел ближе всего к носу бедняжки. Она отчаянно жмурится — в глаз бы не попали. И не видит ведь голубя до того, как услышит резкий "вж-жик" перед самым лицом, вот в чём беда-то. Так её друзья умеют швырять голубей.

     Внезапно шум дизеля прерывается, наступает самая настоящая сельская тишина. Механик отчаянно дёргает рычаги, один отваливается, потом орёт, и парни нехотя перестают крутить бумажных голубей и начинают крутить ручку лебёдки. Они не знают, что сейчас всё вершит электромотор, зарытый в землю, крутят до седьмого пота, ругаются.

     Но колесо не спешит возвращаться на землю. Оно будто с катушек сошло, вихляет и наклоняется, его плоскость перебирает все ориентации. Бедную девушку швыряет туда-сюда, в глазах снова ужас, лифчик перекрутился, чашки болтаются где-то на спине…

     Мало этого — колесо вдруг начинает уменьшать свой радиус, сначала немного, а потом недуром выгибая девичье тело. В него столько спиц и разных железяк понатыкано, неспроста это.

     Сыплются крупные ужасные планы, деформация отдельных частей тела. Напрягаются мышцы, пытаясь защитить кости, да куда там! Тело потрескивает, прогибается всё сильнее и сильнее, вот-вот сломается, зрители затаили дыхание. Кому-то уже слышится треск позвоночника.

     Они, в большинстве своём, не знают, что снимается профессиональная конторсионистка, а трещат перед микрофоном сухари. Хотя могли бы догадаться — в одном эпизоде колесо съёживается так, что поручни сходятся с педалями, ладони — со ступнями, крупным планом — мощная пружина, их соединяющая. Её победное клацанье, треск тела (дюжины сухарей!), вид издали — тело размазано по ободу маленького колеса, не больше обруча от бочки. Глаза "жертвы" закрыты, на губах капли крови, вроде обморок. На фоне зелени — выпячивающийся нижний край грудной клетки, впалый живот, огромные напрягшиеся груди.

     Колесо то сжимается, то разжимается. Уставшие парни бросают лебёдку, и в ту же секунду колесо летит к земле. Снова закрутилась ручка, слышен подбадривающий матерок сквозь зубы. Колесо тормозит, но всё же грохается о землю, в последний момент повернувшись так, чтобы не размазать девушку по траве. И застывает.

     Подходит пьяница, с миной на лице — мол, надоели вы мне все — отвязывает тело. Сначала ступни — ноги безвольно встают на травку. Затем пояс — тело ещё более вертикалится. Забравшись на спицы колеса, отвязывает руки, они безвольно падают вдоль тела. Взяв за руку, отводит клиентку от аттракциона. Бикини уже не белое, пропиталось потом и пылью с высоты. Подружки прилаживают лифчик, потуже завязывают — на выдохе. Ещё один пикантный кадр — на вдохе грудь аж пучит.

     Эффектный кадр: к девушке подходит качок со штопором в руке, отталкивает подружек, просовывает инструмент меж зубов, крутит и с силой вырывает кляп. С силой и звуком "хэк!" Девушка сгибается, её начинает рвать. Это тоже съёмочный трюк, рвота — слишком важная персона, чтобы ждать в пищеводе, пока откупорят выход. Если действительно рвёт, а во рту кляп — человек просто задыхается.

     Дальше идёт реклама минеральной воды. Она такая чудодейственная, что, выпив несколько глотков, блондинка оживает, бикини на ней белеет, и она начинает с победными криками носиться по лужайке, выделывая всякие вольные упражнения и художественно гимнастируя. Иной раз выгибается покруче, чем на колесе!

     Заканчивает, так сложившись, что хоть в чемодан клади. Её и кладут, свободное место заполняют бутылками той самой воды. В стенке чемодана окошечко, из него выглядывает и подмигивает глаз, виден краешек этикетки. Она что, пить умудряется, закрутившись в узел? Чемодан уносят.

     Другие девушки, видя такое чудесное превращение, прямо-таки осаждают волшебное колесо, но у них только трещат кости. Будучи отвязаны, они тут же сгибаются и валятся на траву, бороздя взглядом небо. Неудачницы, так можно понять режиссёра.

     И только одна проделывает эффектный трюк. Всё время, пока летают другие, она всё потягивает и потягивает из бутылки, не забывая выставлять её этикеткой к камере, живот выпячивается, на нём натягивается татуировка, напоминающая эмблему минеральной фирмы. Перед принайтовыванием украдкой ослабляет трусики, чтобы при малейшем усилии спали. И они спадают, когда…

     Всё время полёта она борется не со страхом, а с позывами. Камера искусно показывает, как напрягаются мышцы в нужном месте — сквозь тончайшие трусики. Искусанные губы, страдальческие мины… И когда колесо смыкает поручни с педалями, согнув тело в круг, трусы наконец-то падают и героиня выпускает в небо целый фонтан. Чудовищная выпуклость на животе на глазах исчезает.

     Немножко тупого американского юмора — как моча обрушивается на землю и землян. Но в следующем кадре девушка снова в трусах. Наверное, нашла в лесу, пока все тут отфыркивались.

     Ева оторвалась от экрана. Что-то изменилось. Что? Сколько прошло времени? Впотьмах стрелок не видать, только чуть блеснул золочёный корпус часов. Да, она же обещала подружке следить за дверью, а сама вот окунулась в эти вот перипетии! Неужели…

     Ева напрягла зрение, поворачивая часики и так, и сяк, но тут заявили о себе другие часы — биологические. Прежде полный воды желудок, исторгавший газ, теперь безмятежно пустовал, а вот ниже, по-маленькому — хотелось. Ещё этот фильм!

     Робкий взгляд вбок. Тёмный силуэт по-прежнему сидит через место. Ева заколебалась. Протискиваться мимо чужого мужчины не хотелось, туда, да ещё и обратно. А вдруг дверь заперта? Тогда надо идти прямо сейчас.

     Как раз в это время двумя рядами ниже пробирался какой-то силуэт, похоже, пожилой мужчина. Выбрался, досадливо крякнул и пошёл к той самой двери, через которую входила Ева. Сверкнула полоса яркого света, силуэт исчез.

     Значит, дверь не заперта. И до туалета, куда уходила Кира, там недалеко. Это хорошо. Посижу, пока не приспичит, тогда уж и пойду, не вернусь. Решено!

     Наша решительная героиня изо всех сил сжала сфинктер, как бы проверяя его ресурс, аж привстала на ягодицах, потом расслабила до уровня простого сдерживания, поёрзала в кресле, усаживаясь поудобнее. Интересно, полчаса выдержу? Ах да, часиков же не видно, время она узнает, только вынырнув на белый свет. Если тогда ей будет до времени дело.

     Вдруг она вспомнила один приём, который давно, в детстве ещё, помог ей продержаться, причём долго довольно — аж до рассвета. Дело было так.

     Пришла та пора, когда маленькая послушная девочка превращается в подростка, сомневающегося в благе послушания, и открывает новые миры за пределами своей детской жизни. Но — не доходит ещё до лишённого романтики (но полного пошлости) мира взрослых.

     Романы, красавицы, рыцари, похищения и избавления, пышные свадьбы и до гроба вместе…

     Обсуждали они как-то с девчонками такие вот приключения. В воздухе стояли охи да ахи — надо же, как долго томилась героиня в плену, в пещере разбойничьей, как долго к ней ехал на белом коне принц. Вдруг одна говорит:

     — Фигня всё это — связанной не уснуть.

     — А ты откуда знаешь? — вскинулись на неё, разрушительницу романтических иллюзий.

     — Сама вот пробовала.

     Оказывается, в дошкольном детстве её часто оставляли со старшей сестрой того же возраста, что и они вот сейчас. Ну, покормить-поиграть проблем не было, дочки-матери сущие, а вот дневной сон… Кто из нас его в детстве любил? Сестра не обладала педагогическими знаниями и техникой и поступала излишне просто: связывала непослушную, пытающуюся удрать из постели, по рукам и ногам и засовывала под одеяло. Вязка была мягкой, типа смирительной рубашки, но сну это не помогало.

     — Может, ты назло ей не спала?

     — Сначала да, а потом — честно пыталась заснуть, чтоб поменьше себя несвободной чувствовать. Она обещала — научусь засыпать днём — не будет связывать. Знаете, как нехорошо связанной, пусть и мягко!

     Но ей навозражали ещё и ещё. Во-первых, может, связали чересчур крепко для малолетки, какой тут сон! Во-вторых, не исключён страх, что вот войдут взрослые и застанут тебя в таком виде, а сестра скажет, что ты сама её связать просила. С неё станется, а тебе ярлык мазохистки навек (слова этого не знала, но нехорошее чувствовала). И в-третьих, человек, даже и взрослый, не всегда понимает, спит он или нет. Иной божится, что всю ночь глаз не сомкнул, а все домашние слышали богатырский храп. Это одна девочка про дедушку своего старенького сказала.

     — Да вы сами попробуйте так заснуть! — был последний аргумент.

     — А что, и попробуем!

     Благо стояла середина лета и у многих битком уже были набиты сеновалы. У кого самый большой набрался, к той в ночные гостьи и напросились. Человек шесть или семь.

     Она же, "хозяйка", и должна была их связывать — прочно, но если не напрягаешься и не рыпаешься, то не очень и заметно.

     Отпросились дома, вроде бы как в "ночное", собрались на закате на тот самый сеновал, посидели, поболтали, песни попели. Ева подумала — почаще бы так, и безо всяких вязок. А то плеер на бок, наушники в уши — и самодостаточна девочка. А вместе всё иначе совсем! Наверное, так ещё при крепостном праве молодёжь веселилась, а ныне всё позабыто, жаль. Ценности-то вечные.

     Хотя это они просто время до отбоя убивали.

     Наконец стали ложиться. Двое самых закалённых разделись до трусиков, грудок-то нет ещё, остальные переоделись в ночнушки, без исподнего. Нашу стеснительную героиню это неприятно поразило, она-то думала, что не будет так вот по-домашнему очень, в гостях всё-таки. Сама по этому случаю облачилась в сплошной купальник и сейчас до него медленно разделась, усиленно не подавая виду. Хорошо, что он был белым и белел сейчас в темноте не хуже ночнушек. В конце концов, вряд ли красавицы в разбойничьих пещерах ночевали, как у себя дома!

     Чтобы не привлекать внимание к купальнику, не пошла вместе со всеми "за уголок", облегчиться на ночь, благо не очень-то и хотела.

     Хозяйка принесла моток верёвки, ножницы. Стала связывать, и тут встал вопрос: руки спереди или сзади пускать?

     Ева посмотрела, как другие. Почему-то руки зависели о одежды: в трусах предпочли спереди, в ночнушках — сзади. Она подумала-подумала и выбрала — сзади.

Назад Дальше