- Если вы помните, Черный Хасан приехал в Т. ночью. А ведь амнистированных, как правило, отпускали в первой половине дня. Но Черному Хасану было важно приехать именно ночью, чтобы первым делом лично осмотреть тайник. И он убедился, что тот пуст. Только после этого он поехал домой. Предстоял громкий разговор с Джанджигитом. Тетушки не могли не услышать его. Поэтому Черный Хасан распорядился, чтобы их немедленно отвезли на поезд. Об их дальнейшей судьбе я ничего сказать не могу. Едва старухи оказались за воротами, как Черный Хасан, сгорая от нетерпения, спустился в подвал. Теперь ничто не мешало ему допросить Джанджигита.
- Постой, о Фархад! - боязливо заговорил чайханщик. - Но тогда получается... получается... О, нет, язык отказывается повиноваться! Как такое возможно, Фархад? Ведь черный Хасан духовно переродился! Он познал истину! Всех простил! Он раздарил всё свое имущество, щедро раздавал милостыню... Мы же видели сами! Собственными глазами!
- Увы! - вздохнул Фархад. - В подвале встретились два полубезумца. Но один из низ был палачом, второй - его жертвой. Черный Хасан решил, что Джанджигит упрямится. Значит, правду из него нужно выбивать пыткой. Жажда вернуть пропавшее золото отняла у него последние крохи разума, и он превратился в хищное животное, еще больше распаляемое видом пролитой крови... Как долго продолжались страдания Джанджигита? Видимо, всю ту неделю, в течение которой Черный Хасан не показывался на людях. Может, в потоке его бреда и промелькнуло имя Мухаббат, но только Черный Хасан так и не зацепился за него, поскольку даже в мыслях не допускал такого варианта. Наконец, Джанджигит затих навсегда. Отмучился. Черный Хасан так ничего и не узнал, хотя взял на душу страшный грех.
В чайхане наступила звенящая тишина.
- Заперев подвал на все запоры, он поднялся наверх. Стихия безумства отступила из его сознания, он ощущал внутри только холодную ярость. Нет, он не сдастся! Не признает себя побежденным! Не позволит торжествовать этим белоручкам и прощелыгам! Наступают новые времена. Он еще сколотит себе состояние! Он еще пробьется на самый верх!
- Но, Фархад, а как же экспертиза? - раздался чей-то робкий голос. - Ведь точно установлено, что Джанджигит погиб в начале года, когда Черный Хасан еще сидел за колючей проволокой.
- Э, что такое экспертиза в наших пыльных краях! - с усмешкой воскликнул Фархад. - Зачем, по-вашему, Черный Хасан собрал влиятельных гостей и сделал им такие щедрые подарки? Дом, участок, обстановка... В этих дарениях есть скрытый смысл. Ради того, чтобы не лишиться этих даров, чиновники пошли бы на любой подлог. Что они и доказали, исказив сначала результаты экспертизы, а затем уничтожив, якобы по ошибке, останки несчастного Джанджигита. О каком духовном перерождении вы твердите?
Слушатели тихо, но горячо зашептались между собой, затем один из них почтительно обратился к Фархаду:
- Но что же случилось дальше? Поведай нам, Фархад! Ибо события, произошедшие после отъезда Черного Хасана из Т., окутаны для нас пеленой мрака.
- Как вы понимаете, в один из дней он послал джигитов, чтобы те захоронили где-нибудь в степи мешок с останками Джанджигита. Но джигиты, надо полагать, поленились копать и выбросили мешок в старый канал, никак не предполагая, что весной его начнут чистить. Впрочем, Черный Хасан обезопасил себя и на этот счет, раздарив имущество. Об этом мы уже говорили.
Нет сомнений, что он отдавал не последнее. В долине он владел еще двумя большими домами, да и на черный день было припрятано немало. Притом, планы у него были самые широкие. Вдруг разрешили открывать кооперативы. Деловому человеку было где развернуться.
Глаза его по-прежнему блестели, он был полон какой-то лихорадочной энергии. Собственно говоря, случившееся с ним нельзя было расценивать как жизненную катастрофу. Здесь, в долине, он имел вес, авторитет, влияние, отлаженные связи, знал до мелочей, что делается в системе торговли. Конечно, масштабы тут были иные, чем на великой стройке, и навар пожиже, но без устойчивого дохода он не остался бы, тем более, что мог опереться на многочисленных родственников. Немного передохнув, он и впрямь взялся за дело.
Но что-то надломилось в нем, треснул некий важный стержень. Текущими делами, которые давали прибыль, он занимался как во сне, будто по инерции. А с новыми делами тянул, не в силах решить, по какому руслу направить средства.
Всё это было бы ничего, но постепенно он пристрастился к анаше. Не без влияния Мухаббат. Он стал раздражительным и нервным. Разладились отношения с родственниками. Некоторых он прогнал, другие ушли сами. Одна из его старых жен умерла, второй он сам трижды сказал "талак!"
Лишь Мухаббат оставалась рядом. По старой привычке он еще покрикивал на нее, пока не понял, наконец, что все его дела ведет теперь она. И ведет неплохо! Эта разрумяненная кукла, эта пустышка с пухлыми бедрами обнаружила вдруг мужскую хватку, способность брать инициативу на себя - первейшее качество делового человека! Оказывается, находясь рядом с ним, слушая его хвастливые речи, она перенимала его науку, вернее, лучшее из его науки и наконец превзошла учителя! Формально последнее слово оставалось еще за Черным Хасаном, но всё чаще он поступал так, как это предлагала Мухаббат. Лидерство Мухаббат ни для кого не было секретом. Деловые партнеры искали ее согласия, "верные люди" Черного Хасана, включая тех самых племянников, повиновались ей в большей степени, чем ему.
Однажды Мухаббат сказала, что есть возможность войти в очень крупное дело, но для этого нужно переехать в столицу соседней республики. Что ж, он не возражал.
На новом месте Мухаббат и вовсе оттерла его от руля. Она ездила в какие-то дальние командировки, не ночевала дома, вела какие-то бесконечные переговоры, вокруг нее крутились бойкие молодые люди...
А он курил анашу и, когда в мыслях появлялась желанная легкость, мечтал, что однажды к нему вернется прежняя сила.
В ожидании этого чуда он принимался горячо шептать, как в бреду: "Обидно, что меня посадили ни за что. Но это я смог бы пережить. Обидно, что с такой наглостью украли мои сбережения и сумели так ловко замести следы. Но это я тоже смог бы пережить. Очень обидно, что Москва, которой я стремился служить по совести и правде, обманула все мои надежды. Оказалось, что она - вовсе не мировая столица, а пристанище слабых, жадных и малодушных людей. Но и это я как-нибудь пережил бы. Еще обиднее, что мой талант торговца, о котором при старой власти отзывались с кривой усмешкой и даже с презрением, вдруг снова оказался в почете, а лучшие-то годы прошли! Но и это я смог бы пережить. Собрался бы с силами, напрягся и доказал бы всем, каков я есть на самом деле! Мне то обидно, что самыми сладкими плодами новых порядков снова воспользовались все эти белоручки и прощелыги, голубая кровь! За что?! Я мостил эту дорогу! Я и такие, как я! А они пришли на всё готовое, оттеснили, оттолкнули к обочине, сбросили в грязную канаву и двинулись дальше жадной, кичливой толпой! Они украли то, что по праву должно было принадлежать мне... А это подороже сундучка, намного дороже! Мерзавцы! А ведь ничего не удержат, всё пустят по ветру, потому как приучены только тратить..."
Мухаббат обычно в молчании выслушивала этот бред. Но вот однажды она встала перед ним, подбоченясь, и, взглянув ему в глаза, словно проникая в душу, спросила:
"Разве я умею только тратить?"
Он посмотрел на нее, и вдруг наркотик мгновенно вычистил из его головы абсолютно всё, кроме одной-единственной, крошечной, невероятной догадки, которую теперь, в сияющей пустоте, нельзя было не заметить
"Ты... - не то выдохнул, не то подумал он. - Это была ты!"
И тут же увидел себя со стороны, в зеркале. Из его глаз сочились кровавые слезы. Из-за правого плеча выглядывала тетушка, роняя такие же слезы, а из-за левого смотрел пустыми глазницами Джанджигит.
Какая-то теплая волна ударила его в затылок. Следом наступил мрак.
Словом, уважаемые, Черный Хасан пережил инсульт. Несколько месяцев он провел в инвалидной коляске, затем к нему вернулась речь и способность двигаться. Но памяти он лишился практически полностью. Сейчас он заканчивает свой жизненный путь полубезумцем, маймуном.
- Выходит, Мухаббат держит его только из жалости?
- Я не назвал бы это жалостью. Много лет Черный Хасан был для нее повелителем. А теперь она повелевает им. Он для нее - символ успеха, которого она добилась в жизни. И ей хочется, чтобы этот символ был всегда перед ее глазами. Это льет бальзам на ее душу.
- Но кто же тот юноша, который находится рядом с ней и который так похож на Джанджигита? Если он не их сын, то кто же?
- Сыном Джанджигита он не может быть хотя бы по той причине, что родился через четыре года после смерти вашего друга. А чтобы понять, кто он, не требуется особой смекалки. Раньше покупали ее, теперь покупает она. Очевидно, юноши, похожие на Джанджигита, больше соответствуют ее вкусам.
- Раскаивается ли она?
- Полагаю, это чувство не знакомо нашей ханум.
40.
- О Аллах! - воскликнули друзья, всё еще находясь под впечатлением от услышанного. - И зачем только ты, Фархад, рассказал нам всё это, хотя бы даже всё это было чистой правдой?! Мы только-только успокоились, мы только-только начали верить, что в мире всё же есть высшая справедливость, а ты снова смутил наш покой!
- Тогда позвольте уточнить, в чем же именно виделась вам высшая справедливость? - произнес Фархад, не то чтобы удивляясь, а скорее грустя.
- Ну как же... Мы ведь считали, что Джанджигита и Мухаббат соединило чистое чувство. И хотя их любовь была немножко против наших обычаев, но мы почему-то даже гордились тем, что подобное стало возможным в нашем городе. Сначала мы очень надеялись, что эта история завершится благополучно. Затем, когда пришло известие о страшной смерти Джанджигита, мы нашли утешение в том, что всевышний тут же покарал его убийц, послав им медленную, мучительную смерть. Мы также думали, что всевышний наставил на путь истинный Черного Хасана, который изгнал из себя гордыню и начал неустанно творить добро. Наконец, мы поверили, что рядом с Мухаббат, ставшей добродетельной женщиной, подрастает сын Джанджигита, в котором живет дух его отца, и что у этого сына будет безбедная, обеспеченная, достойная жизнь, о которой мечтал Джанджигит. Так всё было хорошо, так складно! Это доказывало, что всё имеет свое начало и свой конец. А это ведь и есть высшая справедливость! И вдруг мы узнаём, что всё не так, что на самом деле восторжествовала несправедливость! Воцарило зло! Вот что ты натворил своим рассказом, о Фархад! Как же нам не расстраиваться после этого?!
- Мне искренне жаль, почтенные, что я невольно разрушил вашу идиллию, - вздохнул Фархад. - Впрочем, всё рассказанное - не более, чем версия, которую вовсе не обязательно считать единственно верной.
- Нет, - вздохнули и они. - Теперь мы уже не сможем думать иначе.
- Чт о же это получается?! - нервно воскликнул чайханщик, думавший о чем-то своем. - Те двое были наказаны не за Джанджигита, а за старого Кима? Выходит, корейский бог зорче приглядывает за своими? - сказал и тут же испуганно зажал себе рот ладонью, поводя вокруг ошалевшими глазами.
Народ смотрел на него осуждающе, и он не мог не почувствовать этого.
Вообще-то, Али не отличался сообразительностью, и всё же он нашел слова, чтобы выкарабкаться из неловкого положения:
- Нет-нет, меня неправильно поняли! Я хотел сказать, что Аллах настолько мудр, что в некоторых случаях, руководствуясь высшими соображениями, сохраняет жизнь самым жестоким убийцам, чтобы позднее, на том свете, подвергнуть их особенно суровой каре!
Раздались одобрительные возгласы. На этот раз слова чайханщика понравились собравшимся.
Ободрившись, Али принялся развивать успех.
- О Фархад! - обратился он к рассказчику, которого слегка побаивался. - Окажи любезность, ответь на вопрос, который давно не дает мне покоя. Ведь ты прочитал гору ученых книг и знаешь всё! Поведай же нам, как наказывает Аллах самых великих грешников, когда те попадают, наконец, туда? Я уже задавал этот вопрос нашему мулле. Но он не очень ученый человек и не смог сообщить ничего, кроме общих слов про ад, конский волос и геенну огненную... Однако должны ведь быть умные книги, где описаны подробности божьей кары?
Горящие глаза со всех сторон устремились на Фархада.
- Все умные книги, как, впрочем, и глупые, написаны простыми смертными, - ответил тот. - Некоторые мудрецы полагают, что Аллах вообще никого не наказывает.
- Как - никого?! Даже убийц?! Насильников?! Растлителей малолетних?!
- Ни-ко-го.
С минуту стояла звенящая тишина, затем чайхана взорвалась возмущенными криками:
- Да что же это за мудрецы такие?! Наверное, сами нагрешили всласть, а теперь пытаются других сбить с толку! Что же это начнет твориться вокруг, если человек с колыбели будет знать, что ему не придется отвечать за своими поступки перед всевышним?! Нет-нет, Фархад, мы тебя уважаем, но про этих негодных мудрецов не желаем и слышать! Ты нам расскажи про настоящие книги, написанные другими мудрецами, богобоязненными и верующими!