В тихом омуте...(СИ) - Ланиус Андрей 18 стр.


   - Помогите! - закричал Кандыбин во всю силу своих легких. - Пожар! Горим! Помогите!

   Первой эти вопли услыхала, конечно, Лиманская.

   Она вышла в гостиную и обомлела: перед ее дверью горкой лежали на газете - Пашиной газете! - обглоданные куриные косточки. С таким неуважением к себе в этой квартире она еще не сталкивалась.

   - Да что же это такое?! Да за кого они меня держат?! Мамочка, ты меня слышишь?! Сейчас я им покажу! Сейчас они у меня узнают... - бормоча так и ничего уже не слыша вокруг, она снова скрылась в комнате.

   А Кандыбин все вопил не своим голосом:

   - Пожар! Помогите!!! Спасите!!!

   Секундой позже на антресоли вышел Плафонов.

   - Кандыбин? Это ты там орешь? А я думал, чей-то телевизор. Ну и какого хрена ты там надрываешься?! Всю улицу перебудишь!

   Он спустился вниз, прошел в коридорчик и потянул носом воздух:

   - Фу! Кандыбин, ты курил в туалетной?!

   - Да не курил я, клянусь, Пашка! Пожар! Выручай! Темно! Ничего не вижу! Дверь потерял!

   - Да заткнись ты, наконец! Эта ведьма, кажется, слетела с катушек окончательно! Подперла дверь шваброй! Слушай, тут и вправду какая-то горелая бумага. Погоди, дружище Кандыбин! Сейчас я тебя спасу!

   Тем временем Лиманская вышла из своей комнаты с совком и веником, смела кости в совок, поднялась к комнате Плафонова, свалила кости у порога и гордо удалилась к себе, бормоча:

   - Теперь они будут знать! Я не позволю им втаптывать в грязь своё человеческое достоинство и ущемлять свои права! Ты меня видишь, мамочка!

   Через две-три минуты друзья поднялись наверх. Вернее, Плафонов привел за руку смертельно перепуганного Кандыбина.

   А наверху их ожидал сюрприз и не один.

   - Эй, что это за кости?! - изумился Плафонов. Но буквально следом новое, более жуткое подозрение заставило его броситься в комнату. - Она отравила наш ужин! Плеснула хлорки в пиво! Шизофреничка!

   В этот момент к подножью лестницы снова подошла Лиманская.

   - Не понравилось, да?

   - Я утром позвоню в психушку! - разбушевался Павел. - Вас заберут! Это уже не шутки! Сначала вы едва не устроили пожар, а теперь облили всю квартиру отравой!

   - Сделайте милость! Уж лучше обитать в психушке, чем иметь такого соседа!

   Ответить Плафонов не успел.

   Раздались энергичные звонки с улицы, затем еще более энергичный стук о входную дверь.

   - Откройте! Милиция!

   Открывать пошла Лиманская, она находилась ближе других к выходу.

   Вошел капитан Абоймов, коренастый чернявый живчик с пышными жгучими усами, похожий одновременно и на гусара, и на цыгана.

   - Что за шум, граждане? Соседи жалуются, что из вашего дома раздаются призывы о помощи.

   Плафонов бросился вниз по лестнице:

   - Сан Саныч! Товарищ капитан! Официально заявляю, что моя соседка Лиманская создала в квартире угрозу пожара, пыталась терроризировать моего коллегу по работе, а затем отравить нас обоих хлоркой! О такой мелочи, как вываленные у моей двери бытовые отходы, я уже не говорю! Прошу составить протокол! Вот поднимитесь, поднимитесь сюда!

   И только тут из своей комнаты вышел, позевывая, Геннадий.

   - Что за шум, а драки нет? Между прочим, ночь ведь на дворе! Хм! И милиция здесь?!

   Абоймов поднялся на антресоли, осмотрелся, принюхался:

   - Куриные кости... запах хлорки... в прихожей другой запах - чего-то горелого... - повернулся к Геннадию: - Вы можете сообщить что-либо по существу происходящего? - судя по тону, именно Завесову капитан доверял здесь больше, чем кому-нибудь другому.

   Тот прикрыл зевок ладонью:

   - Да я, собственно, спал, мне рано вставать на работу...

   Абоймов хотел спросить еще что-то, но тут к подножью лестницы, как к жертвенному костру, величественной походкой приблизилась Лиманская. Скрестив на груди руки, она возвестила:

   - Заявляю, что я публично сожгла эти низкопробные образцы бульварной прессы, недостойные культурных традиций нашего великого города! И горжусь этим! Могу также добавить, что моя мамочка целиком одобрила мой поступок!

   - Мамочка, говорите? Хлорка - тоже ваша работа? - капитан двинулся по лестнице вниз.

   - Да хотя бы и моя! - запальчиво воскликнула Лиманская. - Я также требую, чтобы неукоснительно соблюдался закон о тишине! Очень странно, гражданин Абоймов, что вы, как представитель власти, как наш участковый, не на моей стороне, что вы покрываете вульгарных нарушителей закона! Но я понимаю, о-о, я все отлично понимаю, гораздо лучше, чем вы можете это себе представить!

   - Что такого особенного вы понимаете? - насупился Абоймов, остановившись.

   - О-о, эта Пашина оговорка - "Сан Саныч" - она о многом говорит!

   - Да что такое?!

   - Оборотень в погонах! Вот что! - выпалила Лиманская.

   - Кто - оборотень? - опешил бравый служака.

   - Вы! Вы и есть оборотень!

   Тут уж Абоймов, настроенный до этого если и не миролюбиво, то вполне нейтрально, скрипнул зубами:

   - Прошу! Не оскорблять! При исполнении! - на смуглых щеках участкового заиграли желваки.

   - А вы меня не пугайте! Думаете, не помню, как вы замылили мое заявление о люках? Пособник террористов! - Лиманская схватила вдруг со столика вазочку с увядшими цветами и выплеснула содержимое на капитана. - Вот вам!

   - Гражданка Лиманская! Па-прошу! Пройдите в свою комнату! Немедленно! - сняв с кителя стебельки, он еще раз принюхался, окинул острым глазом военных театр действий и негромко бросил: - Похоже, без медосвидетельствования здесь не обойтись. Будем вызывать врача...

   Из глубины темной комнаты вышла заспанная Тамара, кутаясь в наброшенный на плечи халат:

   - Гена, что здесь происходит? Почему у нас милиция? Что случилось?

   - Паша утверждает, что Лидолия Николаевна хотела отравить его и гостя.

   - Наша Лидолия Николаевна?! Быть такого не может!

   - А запах?! - закричал потерявший голову Плафонов. - Нюхайте все! Нюхайте! Не сам же я облил собственную комнату этой чертовой хлоркой!

   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

   Наконец-то, они смогли уединиться.

   Такой лихорадочно-восторженной Геннадий свою жену давно уже не видел.

   - Ой, Генчик, как здорово все получилось!

   И в самом деле, реальность превзошла самые смелые ожидания. Ну кто же мог предположить, что деликатный Кандыбин начнет в панике орать на всю улицу, что на шум приедет вездесущий Абоймов, а главное, что Лиманская сознается в том, чего она не делала, да еще оскорбит капитана и словом, и действием?! Невероятная комбинация, чудное стечение обстоятельств! И нужный результат, получившийся фантастически легко и просто!

   - Это знак, Гена! Знак! - не уставала твердить Тамара. - Я ведь недаром вытащила выигрышный билет! Все идет один к одному, в масть, ты понял?! Уж теперь-то мы добьемся своего! Надо верить, просто надо верить!

   Настроение жены быстро передалось мужу.

   Какое-то время они безудержно хохотали, глядя друг на дружку, возбужденные лишь тем, что сомнительный спектакль прошел с блеском, на ура, что сегодня удача и вправду оказалась на их стороне.

   Впрочем, и свою часть плана они выполнили безупречно. Накануне Геннадий незаметно освободил проход через маленькую лесенку на кухню, проход, которым не пользовались так долго, что уже забыли о его существовании. Плафонову и в голову не могло придти, что это Геннадий, используя рупор и тайный проход, четко "пасет" Кандыбина - выворачивает лампочку в туалете, подставляет ведро с водой, подпирает дверь шваброй, жжет скрученную газету... что это Геннадий, улучив момент , брызгает в его комнате раствором хлорки... ( но на пол, только на пол, не на продукты - это уж фантазии Плафонова! ).

   Да и Лиманская сроду не догадалась бы, что косточки ей подбросил все тот же Геннадий.

   Косточки, между прочим, тоже были приготовлены заранее.

   У них могло не получится. Что-то могло не сыграть. Но получилось. Получилось все! С лихвой! С избытком! И сейчас им было хорошо и весело! И смех звучал такой чистый, такой воздушный! Они победили!

   - Я тебя люблю! - призналась она.

   - Я тебя люблю! - на том же дыхании ответил он и привлек к себе жену: - Сегодня твоя ночь, милая! Игра - просто блеск!

   Она внезапно отстранилась и какое-то время вглядывалась в мужа, словно определяя, до каких пределов можно полагаться на него. Затем произнесла очень будничным тоном:

   - Милый, а ведь мы уже не играем...

   Он вздрогнул и разом оборвал смех:

   - То есть... как ?

   - Не играем, - мягко, но решительно повторила она. - И еще... я должна тебе сказать... - она собралась с духом и призналась: - Мой выигрыш в уличную лотерею... Я ведь загадывала не на Лиманскую. Лиманская - это так, разминка. Проверка на дорогах. Пробный шар.

   - Не на Лиманскую? - он по привычке взъерошил свою шевелюру обеими руками. - А на кого?

   - На Пашу.

   - На Пашку?! - он потер виски: - Постой... - заглянул ей в глаза.

   Какую-то секунду стояла звонкая тишина.

   - Так ты... с самого начала знала, что... не игра? Не было никакой Жанны Гунькиной...Ты все это... заранее... - запинаясь, выдавил он. - Ты... - он не мог договорить. Язык не повиновался.

   Она приблизила к нему свое заострившееся лицо:

   - Нет-нет, и для меня сначала это была игра! Не думай! Только игра! Но когда все начало сходиться... Геночка! Миленький! Послушай меня! Надо ведь что-то делать... Годы проходят - а у нас никаких сдвигов... Во всей "нашей деревне" только мы живем в коммуналке, да еще Эмма... А тут - всё одно к одному! Посмотри, как здорово прошло с Лиманской! И с ним будет так же легко, даже легче, - я чувствую! Надо только решиться! Под лежачий камень вода не течет! Ну, сколько нам ждать?! Чего ждать-то?! Кого?! Деда Мороза?! Святого Валентина?!

   Он по-прежнему выглядел окаменевшим викингом.

   - То есть, ты...

   Она прижалась, потерлась бедром и грудью:

Назад Дальше