- В девятый класс туда перешёл, - он судорожно глотает последний сладкий комочек.
Заливает в себя полчашки кофе. Такой он, Миша, счастливый - острые коленки, весёлый взгляд. Повезло.
- Скучно, - тянет Славка, доедая пирог. - Ты лучше расскажи, как вы с Андреем в пятом классе заложили унитазы бумагой в мужском туалете.
- Идиоты были, - фыркает Миша. - Нас тогда чуть не выгнали, родителей вызывали, такой скандал! Страшно вспоминать.
Но я же вижу, что ему не страшно, а смешно. И немножко грустно отчего-то. Мне тоже грустно - в пятом классе у меня был брат. Ещё был.
Славка смотрит на Мишу, улыбается. У них есть прошлое, в котором меня не было. Школа, первая дружба, первая дурость. Partners in crime, так сказать. Мне всегда странно думать, что у людей, которых я знаю, было прошлое до меня. Что до меня вообще когда-то что-то происходило.
- Когда я был в пятом, мы ходили с братом на "Алые паруса", - вырывается у меня. - Тупая идея. Толпища была огромная, видно не очень, все орут.
- Экзальтация, - пожимает плечами Славка, а Миша взрывается от хохота.
Славка смотрит на него с укором. Он буркает что-то, но я пропускаю слова мимо ушей. Чай почти остыл, и я допиваю его без особого удовольствия. Просто не хочу сидеть здесь напротив Миши. Быть частью непонятного спектакля. Какой Миша на самом деле - неужели эта дикая мне беззаботность и есть он?
- Облопалась? - любопытничаю у Славки.
Она хихикает.
- Недостаточно, - говорит она. - Но сойдёт. Если все всем довольны, может, пойдём книжки посмотрим? Я думала что-нибудь прикупить.
Славка облизывается. Она всегда облизывается на книжки, потому что обожает их запах. Просто стоит и нюхает, как больная. Наркоманка, не иначе. И по запаху может определить издание. Вот это, я понимаю, человек увлечённый. Тут у неё трезвонит мобильник. Что я действительно терпеть не могу, так это Славкин въедливый рингтон, который играет потом в башке на репите, хрен избавишься. Даже "закусить" другой музыкой не всегда помогает. Она достаёт телефон и медлит секунду: брать или не брать.
- Приехал? - говорит в трубку будто нехотя.
Громкость звонка низкая и ответа не слышно.
- Вот и славно. Завтра в универе увидимся. Чего? - её лицо приобретает недовольное выражение. - Обойдёшься, я сказала. Выкуси.
Славка нажимает на сброс и убирает телефон в карман. Молчит. Ни за что ничего не скажет, если я не спрошу. Миша расплачивается с официантом, невзирая на возражения: "Я пригласил, я и плачу. Прекрати, говорю, спорить".
Славку попробуй, переспорь, но тут она уступает.
- Кто звонил? - спрашиваю я небрежно.
- Эдичка, - говорит Славка мрачно, но мрачность эта напускная.
Уж я-то знаю.
- Приехал сегодня с конференции, или как там эта ерунда называется. Достал со своими просьбами.
Как она так может, я не понимаю. Эдичке за сорок, и он ведёт у нас историю английской литературы. Кандидат наук, вашу ж мать. Ах, да, он же ей дядей приходится. Правда, не слишком родным - сводный брат Славкиного отца. Пофиг. Помню, как он посмотрел на меня в первый раз, у меня аж мурашки побежали. Казнить нельзя помиловать. Презрительно посмотрел, склонив голову набок. Так взирают на букашку, не стоящую внимания и случайно попавшуюся под ноги. А всё потому, что я со спины его за студента принял - тощего и страшно модного студента. Обратился в стиле: "Эй, парень". Номер какой-то аудитории нужно было узнать. "Парень" развернулся, смерил меня презрительным взглядом и, не удостоив ответа, направился в другую сторону. Так и познакомился я с дражайшим Эдуардом Викторовичем - страхом всего университета. Славка звала его Эдичкой, остальные девицы возмущались подобным кощунством в адрес любимого педагога и напрочь отказывались верить в родственные связи "ненормальной оторвы" и предмета своих эротических грёз. Однофамильцы, не иначе.
- Что он хотел? - интересуюсь я.
Славка вряд ли ответит, но попытаться стоит.
- Неважно, - отмахивается она. - Семейные проблемы.
Вечная отговорка. И ведь дальше спрашивать неудобно. Отношения у них, мягко говоря, чудаковатые. Во всяком случае, если судить по Славкиной манере общения с ним. Хотя, наверное, она со всеми примерно одинаковая.
- Ох уж он мне завтра задаст, - сокрушаюсь я. - Опять я не сделал задание. Славочка, слушай, попросишь за меня?
У Эдички привычка давать персональные работы тем, кто чем-то его не устроил. Или просто не вышел рожей. Впрочем, на Славку никогда мои мольбы не действовали.
- Разбежался, - фыркает она. - Сам с Эдичкой свои дела и решай.
- Хороша подруга.
- Не шантажируй.
Миша хихикает, пролистывая ленту в телефоне. Уши греет, молодец. Мы выходим из кафе.
- В иностранный отдел сразу? Или куда?
- Тебе нужно что-нибудь? - спрашивает Славка у Миши.
- Сборник Рильке. Немецкого я не знаю, - улыбается он.
- Направо сворачивай, - командует Славка. - Здесь может быть.
Она помогает Мише найти сборник. Я стою рядом и бездействую. Мне жарко, душно и вообще как-то настроение в раз испорчено после Эдичкиного звонка. Завтра у нас пара, завтра начнётся - хиханьки да хаханьки озабоченных студенточек, моё невыполненное задание - легче прокрастинировать весь вечер, чем взять и сделать - гипнотизирующий тон Эдуарда Викторовича. Он всегда так медленно тянет слова, так выразительно строит фразы, что я впадаю в транс после пяти минут его монолога. Девицы тоже почти не слушают, только пялятся мечтательно и задумчиво обсасывают карандаши. Мерзятина. И глаза у него - зелёные и злые, две цветные льдинки. Как только Славка умудряется его осаживать?
Витя Щепкин, противный задрот в круглых очках, распустил слух об Эдичкиных нетрадиционных предпочтениях. Мол, если ни одну девицу не клеит, значит, нетрадиционные. Я когда Славке это сказал, она расхохоталась мне в лицо.
- Больно любопытные вы все!
- Разве не так? - выдал я, надеясь расколоть её.
Не тут-то было.
- Для себя интересуешься? Или для друга? - продолжала хохотать Славка.
- Слав, перестань ерунду нести. Интересно просто.
- Интересно - подойди и спроси. А Витя, похоже, участвовал в процессе, раз с такой уверенностью заявляет подобное, - усмехнулась Славка. - Пойдём на пару или продолжим ковыряться в чужом белье?
Конец разговора. Естественно, у Эдички я ничего так и не спросил. Наглости не хватило.
Славка выуживает сборник Рильке с нижней полки. Любители поэзии так со своими родственниками не разговаривают. Или я чего-то не понимаю?
- А я, кстати, пару его стихов даже переводил, - вдруг говорит Миша.
- Ты же не знаешь немецкого, - лукаво поддевает его Славка.
- Так это пару лет назад было, я тогда неплохо читал на нём. Сейчас вряд ли смогу.
- Не прибедняйся, - Славка хлопает его по плечу.
У них всё легко и просто. Я вспоминаю свой первый поход в книжный магазин с матерью и Гошей. Тогда это словно был портал в другой, неведомый мне мир. Я и представить не мог, что где-то бывает книг больше, чем у нас дома. Потом я ещё и убедился, что половина экземпляров дома - редкий хлам. Мать всегда любила коллекционировать дешёвую чепуху и рыдать над слезодавилками по вечерам, сгорбившись в кресле. Да, в первый раз книжный произвёл на меня неизгладимое впечатление. Всё хотелось потрогать, пощупать, увидеть своими глазами - и многое хотелось скупить. В итоге, невзирая на мой утомительный, как выразилась мать, плач и тщетные мольбы, мне сунули в руки книгу сказок. Мне было шесть, и сказки я уже перерос. Кто бы меня послушал. Сказки пахли матовой дорогой бумагой - отчуждённо и тошно. Лаковая обложка противно скользила под пальцами. Я выронил книгу у кассы - ладони вспотели, и она выскользнула из рук. Мать заорала, Гоша молчал и только смотрел на меня с грустным пониманием. Мне никогда не давали то, что я действительно хотел, отделываясь дорогим, но ненужным, и считали это нормой. Меня никогда не слушали.
- Пошли в иностранный отдел, - говорит Славка. - Ты же ничего не хочешь, Веснушкин?
Вроде и нежное обращение, а вроде и бесит. Даже прозвище Эдичка кажется мне сейчас более приятным.
- Нет, - это звучит грубее, чем хотелось бы.
Мысленно мне всё ещё шесть - и я обижаюсь на мать. Давно пора вычеркнуть и забыть, бесполезно же.
Славка пожимает плечами. Миша смотрит на меня нечитаемым взглядом.
Мы проходим до конца этажа и спускаемся по лестнице. Народу достаточно, духотень. Славка перебирает книги на французской полке и достаёт одну из них.
- У тебя же есть Саган, - зачем-то говорю я.
- Ты не слишком внимательный, - Славка прищуривается. - Этой нет. Так, мне ещё нужен Пратчетт.
Миша берёт толстенную книжищу и медленно её пролистывает. На красной обложке название - "Jonathan Strange & Mr Norrell".
- Не дочитала, не понравилось, - бросает Славка в сторону Миши.
- Я твоему вкусу не доверяю, - смеётся он. - Скучная?
- Очень.
- Язык хороший?
- Хороший.
- Тогда возьму. Буду на ночь читать вместо колыбельной.
Славка улыбается. Цепляет большую книгу Пратчетта с серой полки. Меня снова подхватывает и уносит в другое время. Теперь мне шестнадцать. Матери рядом нет, только Гоша. Мы снова идём в книжный. Гоша смотрит на меня покровительственно - он уже взрослый, у него есть девица и далеко идущие планы на жизнь. Как странно, что люди, которые боятся умереть завтра, не успеть сказать, не успеть сделать, прочувствовать или прожить, обычно всё успевают. А те, кому несвойственны всякие суеверия, в один миг способны по доброй воле улететь в никуда.
Гоша советует мне какой-то роман, супер-серьёзный, вымученный и скорбный. Я скольжу взглядом по полкам и думаю, когда мы сумели отдалиться друг от друга? Когда общество девиц и пьяненьких дружков стало для него важнее? Ещё недавно он выгораживал меня перед матерью, а сегодня сам готов навалиться с нравоучениями. Вырастешь - поймёшь, я лучше знаю. Конечно, Гоша. Только ты так и не успел ничему меня научить.
- На кассу? - спрашивает Славка.
Миша кивает. Славка приобнимает меня и быстро целует в губы. Наверное, поняла, опять заметила мой стеклянный, ничего не выражающий видок. Миша деланно отворачивается.
- Всё нормально?
- Ещё бы.
Я хватаю на ходу какую-то тоненькую книжку на английском. Читать вряд ли стану, но пустым из магазина выходить не хочется. Славка многозначительно хмыкает, зная эту мою привычку. На кассе хватаю ещё леденцы и длинные кокосовые батончики. В детстве меня обычно били за это по рукам со словами: "Тебе что, мало?" А я к следующему разу забывал и лез снова. Дурачком был.
Протягиваю по одному Славке и Мише. Упаковка хлюпает и нехотя раскрывается. На улице похолодало - приятный контраст. Славка держит меня за руку, Миша идёт сбоку от неё. Я хочу спросить у него ещё что-нибудь про стихи или музыку, но в голову лезет одна дурь.
- Почему именно фортепиано? - наконец выдаю я.