Иляна молчала, Виорика продолжила:
— А теперь вы, господин Николаэ. Разве не вы наливали Георге вино?
— Да ведь мы все его пили. Каждый из нас!
— Всем остальным вино разливал Андре.
— Вот, кстати, Андре! Он же крутится у стола весь день! Мог подсыпать в пищу господину Памантеску что угодно!
— Но бокал господина Памантеску наполнили именно вы! Все это видели?
— Я не уверена, но, кажется, да! — Подтвердила Елена. — Вы ещё уговаривали дорогого Георге… ох, боже мой… уговаривали его выпить с вами и забыть все споры.
— Да, точно! — Вдруг подала голос Иляна, гневно сверкнув глазами из-под влажных ресниц.
— Кстати, о спорах, — продолжала Виорика, — вы, господин Николаэ, задолжали господину Памантеску крупную сумму.
— Да я никогда с ним прежде не встречался!
— Может, не с ним, а с его поверенным. У Георге были интересы во многих отраслях. Вы можете отрицать — это несложно проверить. Я знаю о долге от господина Памантеску лично. А сюда вы, вероятно, приехали свататься ко мне?
— Да это абсурд! — Николаэ вскочил, опрокинув ступ. — Полный абсурд! Вы, конечно, недурны собой, барышня, но с чего вы взяли?..
Виорика посмотрела на мать.
— Мама?
Елена гневно выдохнула:
— Так вы, господин Стурдза, в долгах? Виорика угадала. Что ещё могло вас сюда привести? Вы — холостяк. А у меня — засидевш… прекрасная дочь на выданье.
— Мама, думаю, его интересовала не я, а наши акции в Салина Турда! У нас ведь они есть?
—… Кажется, да. — Елена поморщилась, напрягая память. Когда она вступала в наследство, что-то такое она видела в бумагах.
— Вы хотели жениться на мне ради нашей доли акций. Вы бы поправили своё положение, получив контрольный пакет. Вы предполагали, что господин Георге может вам в этом помешать!
— Почему, Виорика? — удивилась Елена.
Девушка осеклась. Действительно, почему? Как много людей знали о их дружбе? И что об этой дружбе думали? Не всё ли теперь равно? Георге мёртв. И повинный в этом человек здесь.
— Я не травил его! У меня нет яда! Обыщите меня! — Николаэ демонстративно похлопал себя по карманам, потом поднял обе руки. — Это не я!
— Виорика, а где же Андре? — Вдруг спросила Елена. — Только что был здесь, а теперь я его не вижу.
Слуги госпожи Сареяну нигде не было. Баро, отвлёкшийся на господина Николаэ, понял, что сплоховал. Виорика выбежала в коридор, ведущий на кухню. Цыган, пропустив её, встал в дверном проёме и преградил путь ринувшемуся за ней Николаэ. А Виорика тем временем наблюдала интересную картину: её кухарка угрожала ножом порывавшемуся сбежать Андре.
— Молодчик пытался прошмыгнуть! Но я ему не… ай-ай-ай, куда-й то?!
Андре перепрыгнул через стол и ринулся мимо Виорики, оттолкнув её. Но девушка успела в него вцепиться. Завязалась борьба, в которой Виорика, будучи слабее, проигрывала.
— А ну-ка отойди от домны мики! Иначе выпущу кишки! — раздался вдруг грубый женский голос.
Вернувшаяся из деревни Ружа быстро оттеснила к стенке испуганного Андре, приставив к его животу кривой нож. Кухарка Флоря, обогнув стол, подбежала к Виорике:
— Барышня, как вы? Посмотрите, он что-то прячет в руке. Хотел выкинуть в окно, но я не подпустила.
— Ружа, что там?
— Сейчас узнаем, домна мика. — Цыганка повернулась к молодому человеку — малец, разожми пальцы, не то придётся разгибать ножом.
— Не пугай его. — Виорика подошла к Андре, взяв за руку, в которой было зажато нечто, имеющее чёрный шнурок. — Это принадлежит госпоже Сареяну? Отдайте мне!
— Не могу. — Он покачал головой. А Виорика вдруг всхлипнула на вдохе, впервые разглядев его лицо:
— А я ведь вас знаю! Вы…
— Прошу, молчите.
— Не стану. Впрочем, если вы мне всё объясните…
— Нет.
— Вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Умер мой дорогой друг. И если вы к этому причастны...
— Ни я, ни госпожа Иляна!
— А факты говорят об обратном! Отдайте! — Виорика вцепилась в его пальцы, и они поддались, чему очень способствовал тычок Ружи молодому человеку в бок. В руках у младшей Ипсиланти оказался небольшой шёлковый мешочек. Раскрыв его, барышня изумлённо воскликнула:
— Соль? Но почему соль?
#
Андре и Виорика вернулись в обеденную залу вместе. Георге лежал на полу, Елена сидела, нервно теребя салфетку, Иляна плакала, а взбешённый господин Стурдза метался.
— Милая, всё в порядке? Где он был? — Встрепенулась старшая Ипсиланти.
— Всему своё время, мама. На чём мы остановились?
Но тут к Виорике подбежала Ружа и шепнула на ухо пару слов. Барышня кивнула, быстро набросала записку, перечитала и отдала цыганке.
— Передай ему. И пусть сделает всё точь в точь, как написано!
— Поняла, госпожа.
Девушка подумала: как вовремя приехал нежданный гость! Теперь у неё всё получится.
— Итак, госпожа Иляна, вернёмся к вам. Мы остановились на том, что у вас не было мотива. Георге ни разу ничем себя не скомпрометировал. К нему не приставала грязь. Не могу представить, чем бы он мог вас обидеть.
— Это правда. Я совсем не знала господина Памантеску, но он показался мне хорошим человеком.
— А вот господин Стурдза вполне заслуживает вашей мести, не так ли? У меня возникла догадка. И она кажется мне не лишённой смысла. Изволите выслушать?
Ружа вернулась. Видимо, поручение она передала — в проходе, за спиной Баро, Виорика увидела ещё одну фигуру.
— Ружа, милая, так хочется пить. А я не уверена в безвредности того, что стоит на столе. Пожалуйста, принеси мне с кухни томатный сок.
— Сию минуту, барышня.
Виорика повернулась к гостям:
— Иляна Сареяну, появившись в замке, сразу привлекла моё внимание. Что-то в её облике показалось мне необычным. Но что? Я вспомнила, что, впервые увидев её, обратила внимание на похожие перстни, которые она носит на обеих руках. Но больше увидеть их мне не удалось, дама не снимает перчаток. Как вы видите, левая рука её до сих пор в перчатке. Зная о нехватке слуг в замке, она была уверена, что я сама буду разливать суп, и села рядом, чтобы предложить мне помощь в раздаче тарелок. Села по правую руку, зная, что я левша. В левой руке я держала черпак — и тарелки могла передавать только направо, через госпожу Иляну. У неё была возможность отравить любого из нас. Но хотела она смерти только одному — господину Николаэ Стурдза!
Николаэ побледнел. Елена же не поверила:
— Милая, он, конечно, не тот, за кого я его принимала. Но почему?
— Помните, мама, я спрашивала сегодня о сорванном венчании? Вы знаете подробности?
— Священник узнал обманщицу. Подумать только, второй раз выходить замуж при живом муже!
— А кто первый муж? Помнится, дело замяли. Но я вспомнила: я читала в газетах, и сегодняшняя дурно написанная новелла освежила мою память. У девушки была сестра — Илона Драгаеску... Вы не заметили, мама, что наша гостья Иляна Сареяну и господин Стурдза как будто знакомы?
— К чему ты, Виорика? Если и знакомы, что с того?
— А знаете ли вы, что Николаэ Стурдза был женат? К сожалению, о супруге я ничего не знаю. Только то, что она рано умерла.
Госпожа Сареяну вскочила, опрокинув стул, бокал и закуски со стола.
— Милая, успокойтесь. — Виорика схватила девушку за руку в перчатке.
— Виорика, боже мой, а если там яд? — Вскрикнула Елена.
— Яд, мама, в сердце у господина Николае Стурдза. — Младшая Ипсиланти повернулась к Иляне Сареяну. — Я приняла вас за его исчезнувшую, якобы умершую жену: столько в ваших глазах было ненависти. Но… покажите ваш перстень! — Виорика стянула с девушки перчатку. На безымянном пальце оказалось почти в точности такое же украшение, как и на второй руке. Но буква была другой.
— Здесь выгравировано: “А”. Ведь она ваша сестра — Ана Стурдза, в девичестве Ана Драгаеску? Никто не догадался, что обманщица Драгаеску, попытавшаяся второй раз выйти замуж, — на самом деле госпожа Стурдза, считавшаяся мёртвой. Что с Аной, милая, скажите мне?
— Повесилась.
Елена шумно вздохнула. Николаэ, слушавший молча, хотел вмешаться, но Баро положил руку ему на плечо. Госпожа Сареяну, вернее, Илона Драгаеску, продолжила:
— Мы из обедневшего аристократического рода. — Она запнулась, чуть не сказав: “так же, как и вы”, но сдержалась. — Выйдя замуж, сестра жила довольно уединённо. Мерзавец Стурдза не давал нам видеться, не выводил Ану в свет. Когда он выгнал её из дому, заплатив гроши за молчание, и сказал всем, что жена его покинула этот мир, свет принял ложь. Развод плохо сказался бы на его репутации. Судьба улыбнулась Ане, пообещав счастье во втором браке. Но… не сложилось.
— И вы решили отравить господина Николаэ? Поэтому и сняли перчатку, чтобы удобнее было бросить в суп щепотку соли? Носили яд на своей груди, у сердца!
— Если бы эта соль, проклятая соль из его соляных шахт, могла пропитаться моей яростью и болью, их одних было бы достаточно, чтобы его убить.
— Но ведь вы использовали настоящий яд, госпожа Иляна?
— Я… я не зна… — она неуверенно покосилась на Андре.
Виорика задумалась: кто из них отравил Георге? Сделала ли это госпожа Илона, сняв перчатку и незаметно взяв соль из мешочка на груди? Или, быть может, отраву подсыпал прислуживавший за столом Андре, поняв, что девушка не справится? Мужчины сидели рядом: он мог ошибиться. Есть ли разница: Андре или Илона? Их сговор налицо. И виселица суждена обоим. А делится ли грех убийства надвое? Как знать?
— Вы… убили… не того. Не того, госпожа Илона, на чью жизнь покушались. Мы убедились, что у вас были и возможности, и мотив. Кто из вас посолил суп — не важно. Отравлены ли все порции — и готовы ли вы были заодно убить нас всех — тоже не важно. Мы живы, господин Георге мёртв.
— Но у вас нет улик. Как вы докажете, что отрава была в соли? — Неожиданно подал голос Андре. Илона встрепенулась, охваченная внезапной надеждой.
— Вот он — ваш оберег. — Виорика протянула руку и показала присутствующим шёлковый мешочек, лежащий у неё в ладони. — В нём соль. А отравлена она или нет — можем выяснить! — Виорика улыбнулась подоспевшей Руже. — Мне как раз принесли мой томатный сок! — Пригубив немного, она поставила кубок на стол — прекрасный напиток! Из отборных помидоров — привезли сегодня из деревни. Я лично выбирала лучшие. Но знаете что? Сок несомненно хорош, но в нём чего-то не хватает. — Виорика раскрыла мешочек, взяла оттуда щепотку соли и щедро посолила напиток. — Ну как, можно мне выпить это? Или, Иляна, простите, Илона, вы сами желаете попробовать? Если выпьете, я поверю, что вы невиновны. И, вместе с тем, поверю, что вы украшаете руку перстнем Аны — в память о счастливых днях с ней, тогда как соль на груди вы носили как напоминание о тяжёлой доле вашей бедной сестры.