В конце концов, будем с Лешей гулять по городу по очереди и не портить себе поездку.
Леша позавтракал и ушел гулять по очереди.
Я проводила его чуть-чуть, чтобы осмотреться, благополучно вернулась обратно, пожарила Арине яичницу, и мы взялись за карты.
Конечно, дешевле было бы играть в переводного дурака и даже в джин в Москве, не обязательно ради этого занятия лететь за 2 тысячи километров, но как сложилось, так сложилось.
Утром в воскресение, когда я вышла из дома, чтобы оглядеть окрестности и выбрать подходящее место для рисования, я увидела два мешка с мусором, выброшенные возле нашего крыльца и немного развороченные, видимо, беспризорными животными.
Проза жизни в контрасте с моими возвышенными намерениями.
Мусорные мешки возле крыльца мне решительно не понравились: апартаменты для туристов за 600 евро за неделю могли бы быть и поопрятнее.
Разделывая куриную грудку, купленную в пятницу с помощью женщины, любящей Москву, я старательно срезала с нее весь жир, а поскольку Арина еще не завела дружбу со своим черным другом, я просто положила жир на четвертинку бумажки и вынесла к помойке.
К тому времени из мешков повытаскивали всякой дряни, и раскидали по тротуару.
Кошки, наверное, подумала я, и ушла.
Примерно через час, когда курица кипела, я услышала шум под окнами, выходящими на улицу, недовольные женские голоса, потом стук в двери, я открыла и вышла.
Три жительницы города (много национальностей в Стамбуле, древнем портовом городе, и я не берусь их отличать), стояли у нашего крыльца и при виде меня загалдели и стали указывать на кучу мусора.
Я все поняла, я полностью разделяла их негодование, мне тоже не понравилась свалка под окнами.
С видом глубоко оскорбленной невинности, как и положено человеку, чье воспитание не позволяет кидать кучу мусора под собственные окна (под чужие, конечно, вопрос), в чем позволило себе усомниться неинформированное о моих достоинствах население города Стамбула, я спустилась с крыльца, подобрала уже освобожденную от пищи четвертинку моей бумажки, сложила ее в маленький комочек, и прижала к груди.
Потом указала на два разодранных мешка, подняла руки ладонями наружу и покачала руками из стороны в сторону, повторив этот абсолютно прозрачный международный жест отрицания для большей убедительности дважды.
Женщины, это было видно по их лицам, сразу мне поверили и впали в раздумье, если не я, то кто же?
Я оставила их размышлять и позволила себе удалиться.
Впрочем, наш дом для туристов состоял из трех этажей, и, что остальные жильцы не бросают мусор, я поручиться не могла, тем более, что мусор никак не выносился, никаких уборщиц и в помине не было, и мы в дальнейшем выкидывали отходы в урну в конце улицы, а верхние жильцы нашего дома могли и просто оставить его у крыльца.
В конце дня какой-то старик утащил мешки.
Положил все в свой большой черный и унес на спине.
А наша машина, вывозящая контейнеры для мусора, здесь никогда бы и не развернулась, да что развернуться, могла бы и не въехать.
Святая София
После обеда была моя очередь гулять.
Леша довел меня до того угла, где мы расстались утром и показал направление вверх по узкой уличке.
- Иди, - сказал он, - и выйдешь к тылам Голубой мечети, а там, на площади, уже сориентируешься.
И я мужественно потащилась в гору.
Я хотела посетить святую Софию.
Нельзя же побывать в Стамбуле и не увидеть главную ее достопримечательность.
Собор снаружи с серым куполом и оранжевыми стенами с подпорками производил впечатление космической награможденной архитектуры, прилепленные по бокам минареты пытались создать воздушность, устремить здание ввысь, к богу, но очевидно было, что этим хилым пикам не удается уравновесить приземленность здания.
В общем, храм впечатлял размерами, но не слишком, ибо рядом ничего для сравнения не было.
Я отстояла в очереди, причем все туристы стояли смирно, а вот местные следили за перемещением людей зорко и напряженно, и, как только происходила заминка при подходе к одной из касс (а их было три), какой-нибудь молодой мужчина ловко подлезал под парапет и ухитрялся приобрести билет в образовавшуюся паузу.
Недосуг местным торчать тут и терять время, уподобляясь жалким иностранным туристам.
Я вошла в собор по каменным плитам, отполированным до зеркального блеска поколениями ходивших по ним людей.
Собор был огромный, самый большой в мире купол возвышался над головой, но пространство храма было отгорожено лесами: здание реставрировали.
На отбитых фресках были видны очертания фигур христианских святых.
Лик спасителя смотрел сверху, и рядом была арабская надпись из Корана.
Храм был старый, роспись значительно проще и грубее, чем в Голубой мечети, но возможно, эта примитивность придавала особой шарм, шарм безыскусственности, древности.
В путеводителе было написано, что восхищенные величием и красотой храма Святой Софии посланцы князя Владимира так живописали его по возвращении в Киев, что князь склонился к православию.
Я походила по церкви, потрогала руками древние стены, поднялась по узкому и низкому, серпантином идущему наверх коридору на галерею. Галерея была расположена высоко над полом храма, не менее трех этажей, но и отсюда купол казался также недостигаемо высоким, как и снизу.
На выходе висела знаменитая мозаичная икона богоматери с младенцем на руках.
Кругом бойко шла торговля предметами христианского культа.
Я вышла из холодного и слабо освещенного пространства собора на площадь, освещенную солнцем, и некоторое время постояла у дверей, согреваясь и смиряясь с мыслью, что знаменитый собор Айя София мною осмотрен.
Соседи наши по верхним этажам попались беспокойные.
В первый же день часов в одиннадцать ночи, когда мы, после очередной баталии в переводного дурака, собирались погрузиться в сон, начался стук в двери и страшные вопли. Явно произносилась какое-то имя, а что именно хотели от человека, понять было не трудно.
Подождав немного, я встала, протопала по коридорчику и открыла дверь какому-то человеческому существу непонятного в потемках пола, но судя по голосу, молодому.
Получив положенные в подобной ситуации сенки и сори, я отправилась обратно в постель.
Не прошло и получаса, как ситуация повторилась, но на этот раз я уже не встала, и после десятиминутных воплей и стука кто-то сжалился над вопящим, удосужился его услышать и стремительно обрушился вниз по тем самым крутющим ступеням и открыл двери.
Больше в эту ночь нас не беспокоили, было тихо.
Судя о голосам и шагам, людей наверху было много, казалось даже, что больше 4-х, хотя спальных мест я видела только четыре, но возможно, ребенок спал вместе со взрослыми на большой кровати. Ключей этой ораве явно не хватало, и описанная история с небольшими вариациями по времени повторялась каждый вечер.
Северо-запад
Я хожу по незнакомому городу совсем не так, как ходит мой муж, вооруженный картой и всегда знающий расположение частей света.
Например, если я не знаю, как пройти с малой Грузинской на Белорусский вокзал пешком, муж объясняет мне:
- Иди на северо-запад.
Кругом дома, солнце спряталось за тучи, и где северо-запад?
Не зная сторон света, не имея ни карты, ни компаса, ни врожденного умения ориентироваться на местности, заблудиться в чужом городе я боюсь панически, а мне с учетом вышеизложенного это раз плюнуть.
Сотовых у нас нет, так как на роуминг мы их не поставили, нового нашего адреса я не знаю, впрочем, как не знала и старого, и заблудившуюся меня ждал один конец: бессмысленное блуждание по кривым улочкам Стамбула до конца дней своих. Возле гостиницы, которую мы снимали в первые два дня, я слегка ориентировалась, там надо было за угол и в гору под железную дорогу с плакатом: welcome to Fatih а за дорогой чуть направо вот и площадь с мечетью. Здесь же узенькие улички, с зигзагами и тупиками, с тротуарами шириной в два кирпича, в общем, полноценный лабиринт, и как в лабиринте, я считаю повороты и запоминаю, при каком цвете и форме здания дома надо свернуть направо, а при каком налево.
Из дверей мы пошли направо, я уже ее нарисовала, потом налево, свернули у желтого двухэтажного оштукатуренного дома, потом свернули налево после булочной, страшный черный в аварийном состоянии деревянный дом, угрожающе нависший над тротуаром служил мне ориентиром, потом пересекая улицу прямо круто в гору по булыжной мостовой, по правую руку каменная арка - вход в большую мечеть из серого камня, и дальше вверх и еще перейти уличку, идущую как-то криво сверху вниз.
- Все, - говорю я Алексею, - хватит, а то не вернусь.
Он смеется:
- Да мы и пяти минут не шли.
- А сколько раз повернули? - спрашиваю я. - Это тебе не Финляндии возле озера: одна дорога, и ребенок найдет.
Остановившись, я бросаю взгляд налево и вижу море.
Оно возвышается над дорогой, ползет по небу вверх, все усыпанное судами, большими и маленькими и просто лодками, в узеньком просвете между стенами уличных домов и серебрящимся на солнце куполом мечети, той самой, вход в которую мы прошли, их уместилось штук двадцать, не меньше.
Никогда я не видела столько разнообразных, разноцветных разнокалиберных судов одновременно, разве что во время регаты на Клязьминском водохранилище, но там только парусники.
?Ну все, сказала я самой себе. Придется идти сюда рисовать. Мечеть на фоне моря.
Я пошла обратно, но конечно, на перекрестке, где улицы сходились не под прямыми углами, я взяла левее, а надо было правее, поняла, что иду не туда, так как не появилась деревянная развалюха, опасная для жизни.
Я напряглась, соображая, и выбравшись на более широкую перпендикулярную улицу, отправилась в нужном направлении и вскоре увидела желтый дом на углу и булочную напротив.
Понедельник. Горбоносый мальчик
Я опять провожала Алексея, осваивала местность и хотела присмотреть подходящие места для рисования.
В Стамбуле я была счастлива просто присутствием в этом городе и никакие достопримечательности меня не увлекали так, как представившаяся возможность рисовать городской пейзаж, который здесь был на каждом шагу. За ближайшим углом открывался неожиданный вид, разбегались под замысловатыми углами суживающиеся или расширяющиеся улички, мощеные камнями, и камни лежали не рядами, а полукругами, напоминая чешуи змей, и эти чешуйчатые змеи то ползли вверх, то спускались вниз. Вторые этажи домов, постоянно нависали над первыми, что увеличивало просторы второго этажа и погружало первый в глубокую тень, узенькие тротуары шириной в два кирпича лепились к стенам; неожиданно возникали старые каменные стены, казалось, еще римской постройки, и темные от времени деревянные дома, и наш дом-пенал из голубых, облицованных плиткой блоков, три блока, поставленные один на другой. Под нами был полуподвал, на окно которого под руководством Саима сию минуту рабочие ставили изогнутые, выпирающие вперед решетки, и все первые этажи были в решетках.