Я объясняла мужу, о чем мои мечты, и тут к нам подошла женщина, молодая, (в районе сорока), и спросила на русском, чтобы мы хотели приобрести. Закидывала крючок.
Алексей незамедлительно крючок проглотил - сказал, что ищет Свету.
- Светы сейчас нет, но пройдемте, я отведу вас туда. Меня зовут Ира.
И мы поплелись за Ирой. Я не люблю ходить по рынку за кем-то сопровождающим, это лишает меня права выбора, куда именно идти. Сопровождающие, как правило, ведут к своим, тем, которые им или платят за привод покупателей, или часть лавочки просто принадлежит им.
Ира привела нас в полутемное помещение, где висели всяческие куртки, но ни дубленок, ни полушубков не было, а цены на норковые шубки, которые у нас в два раза, наверное, дороже, все равно были слишком высоки для нашего кармана.
Вещи же попроще были стандартные, встречающееся в Москве на каждом шагу.
Пока шли, пока присматривались, познакомились с Ирой, которая оказалась армянкой из Восточной Грузии, город я не запомнила, так как там не бывала.
Ира кричала:
- Они ищут Свету, но может быть, им и тут понравится.
Говорила она сразу и по-русски и по-турецки и переводила или делала вид, что переводит все то, что говорит им.
Получалось у нее убедительно:
- Я им сказала, что вы ищите Свету, но ее нет, и вы зашли к нам.
-Это кто ищет Свету? Это он ищет Свету, - я указала на мужа. - А мне, в сущности, Света и не нужна.
Леша обещал Свете прийти, а я ничего ей не обещала, и оглядывалась, ничего мне не нравилось, кроме того, что купить я не могла.
Откуда они на мою погибель вытащили эту шубу, не знаю.
Ира постаралась, шумела:
?- Я армянка из Грузии, и она тоже армянка из Грузии, почти сестра. Найдите же ей что-нибудь.
Вот они и выволокли ее мне на примерку, я отнекивалась, я ведь хотела короткую, но как надела ее, сразу себе и понравилась, и просили они 500, а сбавили до 400 (если бы я ее разглядела тогда как следует, я бы еще сбавила цену, но в темноте я понравилась самой себе в зеркале, чего никогда не случилось бы при ярком освещении, и не разглядела огрехи в выделке каракуля).
Кроме того, в этих торговых рядах, хоть жарко не было, и из покупателей были мы одни в большом помещении, но было душно, пахло мехами и кожей, вещи поглощали воздух, кружилась голова, и трудно было соображать.
И мы купили эту шубу.
Она была до самых пят, сшита из кусочков каракульчи и возможно, кротиных шкурок, разные меха составляли полосы, и эта полосатость меня и погубила, она мне понравилась. А на тонкой каракульче, при рассмотрении на свету, дома оказались проплешины.
- Сестра армянка из Грузии сбагрила, - иронично заметил Леша.
На этюдах
Часто, облюбовав пейзаж, я решаю туда прийти, а потом не сбывается, но тут приготовив обед, я взяла треногу, пастель, картонку, и в сопровождении Алексея отправилась на угол рисовать море с мечетью.
Он установил мне треногу, и ушел.
Два турка, молодой и постарше, сидели на противоположном углу на стульях и наблюдали за нами.
Эти люди, сидящие на обыкновенных, вынесенных из дома стульях, расположенных на узких тротуарчиках, придавали городу какую-то домашнюю уютность.
Постарше, высушенный на солнце, в марте месяце выглядел так, как будто зимы и не было, а было вечное лето. Впрочем, он не так просто сидел, а был при деле, может быть, зазывал в магазин, может быть, помогал разгружать товар, в общем, сидел и ждал, когда он понадобится, а теперь смотрел, что у меня получится.
Он постепенно пришел в состоянии совершенно детского восхищения, наблюдая, как на бумаге возникает привычный, примелькавшийся и, оказывается, необыкновенный вид.
И скромный мой пейзажик вызывал у него ощущение причастности к чему-то необычному.
Разговаривать, мы, естественно, не могли, но он изредка подходил, тихо и преданно стоял рядом, и пару раз все же жестами объяснил свое восхищение.
Мне мешали машины, они трудно разъезжались на узенькой уличке, стремительно падавшей вдоль древней, построенной еще римлянами, щербатой стены, прямо к морю, но кромки прибоя видно не было, его заслоняли строения.
Одна машина проехала очень близко, я потеснилась и задела треногу, ноги которой я не закрепила, они сомкнулись, и все рухнуло на тротуар,
Порыв ветра подхватил лист с рисунком и потащил, играя, вдоль стены, я кинулась его ловить, потом устанавливать треногу обратно, потом собирать рассыпавшиеся мелки.
Мой фанат как раз в это момент покинул меня, но увидев, что я терплю бедствие, кинулся мне помогать, и мы в четыре руки собирали пачкающиеся цветные палочки и складывали их.
Часа полтора я простояла, устала, еще и бедствие пережила, и начала собираться, не дожидаясь мужа. Складывала мелки в коробочки, и лист убрала в сумку.
А тут к моему фанату подошел знакомый, они о чем-то оживленно беседовали, а потом поклонник вынул мой рисунок из сумки и показал ему горделиво, как будто сам изобразил.
Я разинула рот:
Ну, прост, как сибирский валенок! Вынуть вещь из чужой сумки!
Но с другой стороны, а что Валенок мог сделать? Спросить разрешения он ведь не мог? А показать хотелось.
Тут прибежал Алексей и, ни вникая ни в какие тонкости моих взаимоотношений с закопченным турком, быстренько сложил треногу, перекинул через плечо, схватил сумку, и мы ушли.
Уходя, я все же попрощалась с Валенком, подняла ладошку в знак того, что оценила его помощь.
Как это часто бывает с красивыми видами, он получился не очень-то выразительным.
Арина, болезнь и карты.
Арина болеет, развлечений мало.
Я готовлю обед, и мы играем в карты.
В дурака и джин
В тот день, не помню, какой по счету от начала болезни, мне везло.
У меня все время приключались джины.
Я выиграла раз, другой...
- Все! - закричала внучка. - Будем играть до той поры, пока я не выиграю!
И тут началось.
Мне карта валом валила, самые невероятные комбинации сходились, если нужен был пиковый валет, приходил пиковый валет, закрывал дыру в стрите, и образовывался джин.
Я выиграла третий, четвертый, пятый раз.
Хотела проиграть, скидывала возможные комбинации, тянула и не объявляла джин, но все напрасно, ничего не получалось.
Арина выиграла только на девятый раз.
Уф, можно было отдохнуть.
Зато на следующий день ситуация повторилась с точностью наоборот: я проигрывала партию за партией, а карта шла к Арине. Но с возрастом что-то все же приходит, я сдалась на пятый раз.
Наверное, еще раз среда
Купол на фоне моря я нарисовала, но теперь на очереди была мечеть, на которой возвышался купол.
Мечеть была ограждена высоким забором, сложенным из серого камня, такого же, как и само здание.
Я постояла у полукруглой арки, входа во двор, но зайти в огражденное пространство так и не решилась. А вдруг меня, как неверную, закидают камнями?
Постелила на холодную каменную скамью картонки и все, что нашла в сумке, в том числе и крышку от коробки пастели, присела и начала трудиться.
Подошли двое: женщина молодая, светловолосая, вполне обаятельная, а мужчина мрачный тип, брови сдвинуты, вид полный самомнения.
Женщина заговорила по-русски, оказалась из глубинки России, я такого города и не знаю. Звали ее Ольга.
Он мрачно посмотрел на мое произведение. Явно недовольный, что мы что-то между собой говорим, может быть о нем, а он не понимает.
Я спросила, можно ли мне зайти, чтобы порисовать поближе, и Ольга перевела мужу вопрос.
Он посоветовал не входить, так безопасней, и они удалились, войдя в ворота ограды.
Я смотрела им вслед и думала.
Я не была уверена, что он сказал правду и мне грозила какая-то опасность, просто есть люди, которые с удовольствием нарисуют картину, сильно отличающуюся от реальности, если это их возвеличивает: вот он и сам входит свободно и женщину с собой ведет, а у меня своего турка нет, и моя судьба - сидеть при входе.
Минут через двадцать один из входящих в мечеть мужчин, темный и усатый, стал мне что-то говорить, часто повторяя одно и то же слово.
Видя, что я не понимаю, он достал книгу, и открыл в нужном месте.
На странице, которую он мне показал, была фотография той мечети, возле которой мы с ним находились и надпись на английском.
Я прочитала вслух название мечети.
Он указал пальцем на здание, кивнул головой, и ушел, удовлетворенный.
Он объяснил мне, невежде, что я рисую.
Кот
Он приходил на балкон, который был заперт на ключ, а ключа у нас не было.
Балкон был закидан окурками, на нем валялись какие обломки, тряпки, в общем, он был не для жильцов, которые платили большие деньги за проживание рядом с ним, за дверями, и выхода на него из апартаментов не было. Для нас не было.
Но вход для котов был. И наш черный им воспользовался.
Сел напротив стеклянных дверей и стал гипнотизировать меня взглядом желто-зеленых глаз.
На нем не было ни единого белого пятнышка: он был черным от макушки до хвоста, цвет сажа жженая, и черная шерсть блестела в скудном лучике солнца, который проникал в этот узкий колодец между домами. И без этого страшилища, символа всевозможных бед, на нас свалилась куча неприятностей, и я рассердилась.
- Изыди, сатана, ?- сказала я ему. ?
Кот не шелохнулся.
Может быть, звуки моего голоса не донеслись до него сквозь двойные застекленные рамы, или он просто не понял, ведь он был турецкий кот.
?- Брысь, - крикнула я на международном языке, но кот смотрел и ждал.
Когда я спустя час глянула на балкон, вместо кота там сидела черно-белая кошка с раздутыми боками, явно ждала потомства. Сатанинский кот-призрак из преисподней, оборотился беременной кошкой!
Черной шерсти на ней было столько же, сколько белой, пятьдесят на пятьдесят, но морда была сплошь черная, а усы и брови торчали из черной короткой шерсти совершенно белые. Четыре белых распушенных кустика.