Анна, мать Жени, одна - одинешенька после гибели мужа, спровоцированной Халусукой, была необычайно рада невестке. Еще одна женщина в доме, такая статная, такая красивая, ручки белы, ногти крашены, с модной стрижкой и белой кожей лица, отоспится после дороги, а потом начнет помогать по дому.
Но подходила к концу вторая неделя, а невестка, на свежем воздухе, спала почти круглые сутки. Она просыпалась и сонная, как муха, приходила к столу во время завтрака, обеда и ужина, и тут же отправлялась на сеновал. Зоя была тихая, как мышка, спокойная как мамонт. Женя даже радовался, что она перестала пилить его по поводу и без повода. Его только беспокоило ее состояние. Не может быть, чтобы человек так много времени отдавал сну.
- Это с дороги, сынок, - успокаивала его мать. - Не буди ее, будь снисходительным к ней, она чужая, издалека, у нее, кроме нас, никого из близких, здесь нет. Отоспится и тогда мне начнет помогать. Вон сосед Николай Гамор привел свою жену на побывку, так она весь дом в чистоте содержит, свекрови помогает, а ведь она тоже ученая... шесть классов закончила.
- Да, она грамотная, просто ужас, - сказал сын.
Через две недели Зоя проснулась где-то около часу дня и стала наблюдать, как Женя готовит обед.
- Давай, давай, это хорошее начало, надо его развивать, наконец, ты стал признавать равноправие между мужчиной и женщиной.
- Присоединяйся, - сказал Женя робко.
- Фи, еще чего. Буду я тут в грязи возиться!
- Попробуй, хоть раз обед приготовь!
- Ты сначала отвези меня на рынок на такси, снабди меня деньгами, я все куплю, потом поставь мне газовую плиту, потому как я эту печку, что вы топишь дровами, не приемлю, знать ее не хочу, она из прошлого века. Если бы моя мать увидела, она бы за голову схватилась. Боже, куда я попала, в какую дыру ты затащил меня! Мамочка, приезжай, забери меня отсюда. Я сейчас сяду, напишу ей письмо, нет, дам телеграмму...слушай, снеси мою телеграмму. Тут написано: мамочка моя золотая, приезжай, забирай свою Зоеньку, потому как она, в муках страшных здесь пребывает, и подпиши - Зоя.
- Не паясничай, а попробуй растопить плиту, а я помогу.
- Не хочу.
- Тогда пойди, прогуляйся, что ты лежишь все время, сколько можно? Я уж врача собирался вызвать, может, ты больна?
- От сна и лежания еще никто не умер. У тебя тут раскладушка есть?
- Нет, а что?
- Жаль. А то я бы здесь днем на воздухе поспала в тенечке, под яблоней. А как насчет работы? Переводись на заочное отделение, почему ты с этим тянешь, никак не пойму.
- Я не собираюсь переводиться на заочное отделение.
- Ах, так? Тогда я одна буду расти нашего ребенка.
- Коллективного ребенка, - добавил Женя. - У тебя синяки уже прошли или нет? Покажи!
- Подлец, - сказала она, отвернулась и расплакалась.
- Что ты плачешь, невест ушка дорогая, кто тебя обидел, скажи? - спросила мать Вити.
- Ваш сын меня все время обижает, я скоро сбегу от вас, я не могу так больше.
- Не переживай, я пристыжу его. Мой муж, царствие ему небесное, никогда меня не обижал, я ни разу не плакала из-за него. Он не должен нас позорить. Мы знаем, что ты с далекого, чужого краю приехала к нам, и здесь никого из родных у тебя нет. Ты, если что, сразу обращайся ко мне, я тебя всегда поддержу. Ты случайно не больна?
- С чего вы взяли?
- Ты уже две недели как лежишь, по-моему на одном и том же боку, - тебя бок не болит разве? Завтра мужики придут траву косить, может ты поможешь мне закуску им состряпать, невест ушка, а?
- Мне нужна газовая плита, и я тогда могла бы сварить кофе, а остальное я не умею. У нас дома мать все делала, а поскольку я одна в семье, мать меня жалела, к плите не подпускала. Вы сына обучите, он должен готовить пищу, а не я. Я - украшение дома. Я красивая, правда?
- У нас весь дом держится на женщине. Мой муж никогда у плиты не стоял. Мне было бы стыдно, если бы он картошку жарил, например, а я бы в кровати валялась в это время. Не знаю, как это у вас, что за порядки такие. У меня в голове все это не укладывается. Но мой сын не должен тебя обижать: видел, на ком жениться, я скажу ему об этом.
- Фи! Это я его осчастливила. У меня папочка - полковник, а он кто? крестьянский сын. Я советская аристократка, а он советский плебей.
- Дочка, ты так учено говоришь, я не пойму тебя. Мне бы очень хотелось, чтоб у вас было все хорошо. У тебя я вижу пальчики розовые, ручки белые, а за ногтями грязь, как у меня. Нехорошо.
В субботу пришло десять мужиков косить траву вдове Анне, матери Виктора. Дело в том, что правление колхоза никому не препятствовало косить при условии, что шесть центнеров вы заготовили, и отдали колхозу, а седьмой центнер забрали себе. Женя тоже взял косу и пошел косить, но плелся сзади. Мужики косили как косилка и даже лучше, аккуратнее.
Вечером - обильный ужин и самое главное полно самогонки крепостью под пятьдесят градусов. После нескольких тостов, кто-то затянул песню " Ой вы очи, очи дивочи" и снова раздался звон бокалов. Тут и Зоя вышла из берлоги, стряхивая с себя сон.
- Здорово невест ушка! - зашумели все. - А пойдешь ли ты с нами в пляс- перепляс, а?
- Пойду, коли уважите, - улыбнулась Зоя.
- Уважим, конечно, уважим, а то, как же? Эй, Ваня, налей ей полную кружку крепака! Выпей с нами, дочка, малость, а то твой муж не пьет, не уважает нас, и зря; мы его все любим и уважаем, вот в помощь ему пришли, а то глядим, он в одиночестве с косой воюет.
- Ваше здоровье! - сказала Зоя и выпила кружку самогона до дня, не моргнув глазом.
- Вот это наш человек, - сказал Митрий - сосед. - Может, осилишь еще? Эй, принесите граненый стакан! Негоже, чтоб такая красивая женщина из кружки тянула. Только вымойте стакан тщательно!
Зоя широко улыбалась, взяла граненый, двухсотграммовый стакан, запрокинула голову и выпила так же легко, как и первый и даже поцеловала в донышко.
- А теперь бывайте, мужики, спасибо, уважили. Я пойду досыпать.
Анна, мать Вити, раскрыла рот от удивления. Женя тоже был шокирован. Таких прекрасных качеств он раньше просто не замечал за ней. Мужики переглянулись между собой, Митрий воскликнул: вот это дает! Сестра Жени тоже присутствовала и сплюнула от удивления.
- Тьфу! Такого не видела еще, сколько живу! Вот это баба. Да она весь дом пропьет!
- Русские бабы - все такие, - сказал Митрий. - Зато работают как лошади и зарплату в дом приносят наравне с мужчиной. Там жена не то, что у нас - только детей рожать, да хозяйство вести, там жена, как глава семьи - всех кормит. А в войну как себя проявили русские бабы!
- Незачем бабе работать как лошади, - начал Юра Рыбарь, - да водку пить как молоко. Пьяный мужик- беда, пьяная баба- несчастье. Пусть она лучше дома сидит, хозяйство ведет, уют в семье поддерживает. А потом, не все русские одинаковы. Вон у Гамора жена из России - образованная женщина, шесть классов окончила, не пьет совсем, свекрови помогает, мать Николая не нарадуется ей. Верой ее зовут. Эта Вера здесь хочет жить, корову держать, а городская. Родители у нее шахтеры, а все шахтеры - зажиточный народ. А ваша невестка... что-то не видно ее около дома. Она что- болеет?
- Ей, видать, климат не подходит, - сказал Митрий. - Ты, Женя, побольше ей наливай. А ночью давай ей спать, а то вы, видать, всю ночь того, не спите, целуетесь, а днем она отсыпается, - куда ей бедной деваться? Го-го-го!
Вскоре поползли нехорошие слухи: Зоя больна, беспробудно пьет, всю самогонку у бабы выпила, Женя теперь по соседям бегает, скупает бормотуху. Сутками спит, ничего не делает, под себя писает, в туалет идти ей лень. Отец ее, полковник КГБ, скоро приедет, заберет ее отсюда, и будет лечить от алкоголя. Она так похожа на еврейку, что нельзя в том даже сомневаться. Однажды пошла за водой с тазиком в колодец, а не с ведром, как полагается, и чуть не утопла. Ребятки за ноги ее тащили, да на голой заднице прыщи считали. Этот Женя здорово прогадал, но так ему и надо: незачем было куда-то ездить, какую-то суру искать, когда в своем селе девушек полно. Потянуло его куда. А теперь пусть попробует разобраться. Небось, по пьянке его в загс потащили, либо судить должны были за что-то, да вместо лишения свободы на полковничьей дочке жениться заставили. Иначе и быть не могло. Не мог же он, трезвый парень, по своей собственной охоте на такой дуре жениться. Жаль его, конечно. Пострадал парень зазря.
- Куда ты, сынок, смотрел? - спросила мать однажды, вытирая глаза кончиком головного платка. - Люди смеются...Что она все лежит, как дохлая лошадь? Пойди, подними ее.
- Потерпите немного, скоро я увезу ее, а там разберемся.
- Богу не молишься, вот все плохо и получается.
9
Никандр Иванович стал дедушкой. На радостях он не вышел на работу, и весь день прикладывался к зеленому змию в домашних условиях. Он все время надевал китель с орденами и по-прежнему не мог влезть в брюки. Они у него не застегивались в районе пупка. Женя, когда он вернулся из роддома, под окнами которого он теперь дежурил день и ночь, так и застал его в кальсонах и кителе.
- Ну, што, ядрена вошь, я стал дедом, а ты папой. Ты знаешь, что значит папа? Нет, не знаешь. Вы, сопляки, ничего не знаете. Я, когда партизанил, уже был папой. И партизанил и о семье заботился. Бывало-ча, пымаешь барана в колхозе, отвернешь ему шею и ночью, чтоб не засекли немцы, домой тащишь. А ты...тут ни немцев, ни бандеров, никакой хреноты нет. Иди себе работай на заводе, али на стройке, учись вечером в юнирситете, и получку домой тащи. ...не под покровом ночи, как я таскал баранов, чтоб немцы не засекли, а совершенно открыто, на виду у всего честного народа, приезжай домой, увешанный туалетной бумагой, рулонами колбасы, рогаликами и всяким дефицитом, что полагается рабочему классу. Но не сиди на моей шее. Давай выпьем по этому поводу.
Он налил граненый стакан водки, выпил как газированную воду, а Женя отхлебнул и раскашлялся.
- Ты чо, не рад рождению ребенка? Эх ты, хонурик, необразованный.
- Извините, но я не могу.
- Не могешь? Не ври мне только, я в гробу таких видал, понял?
Тут прибежала теща, обняла Женю, поднесла стакан с водкой к его губам и сказала:
- Ну, выпей, зятек, ничего с тобой не будет, ты у себя дома. Если у тебя все пойдет обратно, через рот, что ж, и это надо испробовать. Что это за мужчина, который ни разу не выбрасывал пищу из верхней части желудка через рот? Пей, давай. И тебе хорошо, и дед успокоится.
Жене пришлось причаститься. Через какое-то время полегчало. Затем на него напала жалость к самому себе. Мысль о том, что это чужой ребенок сверлила мозг. И то, что он в чужой семье, такой гадкой и противной, что ему надо отсюда бежать и нет повода, чтоб все бросить и убежать, да и бежать некуда выработала в нем ведро слез. Женя искал но не нашел угла, чтобы уединиться и вылить накопившиеся слезы. А что если честно признаться, что это не его ребенок? Что будет?
Теща заметила его сумрачное лицо и тут же спросила:
- Что, зятек, хмурый стал? радоваться надо.
- Чему радоваться? Я не смогу прокормить ребенка, тем более он не мой, он чужой.
- Ты что, с ума сошел? Никандр, ты слышишь, что наш дорогой зятек говорит? Он говорит, что это не его ребенок. Как такое может быть?