- Все это фантазия, - сказала Лена. - Я ничего в природе красивого не вижу, равно как и в жизни.
Дальше начинался маленький хуторок или приселок Плаюц, где ютились по небольшим склонам гор маленькие домики, в которых обитают румыны. Их точно так же обкорнала советская власть, как и всех остальных, и они смирились. Только мужчин нигде не видно: они все разъехались на заработки.
20
Путники поднялись на горку, вернее на уступ большой горы, где была прекрасная полянка, покрытая буйной травой. Здесь расстелили одеяло, достали закуску и, не снимая одежды, расселись вокруг стола.
- Я хлеб забыла, - заявила Лена. - Придется идти за хлебом. Я через час вернусь, надеюсь, вам тут скучно не будет, правда Женя? Мне кажется, ты на седьмом небе от счастья. Отправил жену и блаженствуешь. Все вы, мужики такие. Вот и выходи после этого замуж, рожай вам детей. И твой муженек, - она повернула голову к Люде, - возможно, сейчас, с какой-нибудь блондинкой воркует, а вечером нежное письмо тебе сядет сочинять. Не верь ему.
Лена взяла авоську и скрылась, оставив Женю наедине с Людой.
Какой-то страх нахлынул на Женю, он не знал о чем говорить, что говорить, как вести себя с Людой наедине, у него пропал дар речи.
- Что загрустил? - выручила Люда, и лицо ее озарилось светлой улыбкой. Женя вздрогнул, словно его пронзило током.
- Мы одни...я не знаю, как вести себя, что говорить...боюсь испортить все...
- Что испортить? что? - живо спросила Люда.
- Вы мне так нравитесь...; никогда никто мне так не нравился...никогда.
- Мой милый, ты мне тоже нравишься. Я, как только тебя увидела, так сразу решила: мой! Я не ошиблась? Скажи, не ошиблась я? Ты только мой и всегда будешь моим? Я тебя никому-никому не отдам! У тебя глаза, как у Ленского. В прошлом году я слушала оперу "Евгений Онегин" в Большом театре в Москве. Мне понравился Ленский. Ты чем-то похож на него...
У Вити от этих слов стала кружиться голова. Он готов был покрыть ее тело поцелуями с пят до макушки, но из кустов, уже с другой стороны, как злой гений появилась Лена. Она часто и глубоко дышала, вероятно, бежала туда и обратно, да еще и караулила и как безумная рвалась, чтобы стать клином между Людой и Женей.
- Что так быстро? Ты что стометровку сдавала? - спросил Женя.
- Я заняла хлеб в ближайшем доме, - сухо ответила Лена, - меня здесь все знают. Вы слишком увлеклись друг другом, это видно на расстоянии. Люди за грибами ходят, увидят вас, разговоры пойдут, авторитет ваш подмочат.
- А мы обнажимся назло всем, - сказала Люда, снимая платье.
- Я купальник не взяла, - сказала Лена, - я так посижу.
Люда сняла платье, осталась в открытом купальнике. Она знала, что у нее красивая фигура, и Женя наверняка оценит это. Он последовал ее примеру. Лежа на спине, она склонила голову ему на грудь, а он наклонился к ее уху, и тихо сказал:
- Люда, ты божество, я люблю тебя, я безумно люблю тебя, ты можешь мне не верить, это не имеет значения. Спасибо, что ты есть на свете. Уже этим ты принесла мне счастье. Я так счастлив!
- Что вы там шепчетесь? - спросила Лена. - Нехорошо. Надо все говорить вслух.
- Если бы ты отправилась домой за хлебом, а не пряталась в кустах, я бы наверняка сказал вслух, а так...
- Да Женя предлагает подняться в горы, а я не хочу, мне лень, - солгала Люда, крепко сжимая его руку.
- И правильно. Нечего по горам шастать, одежду рвать. Скоро уже возвращаться пора.
- Если ты торопишься - можешь идти, мы еще побудем здесь, - сказал Женя.
- Я не могу оставить Люду наедине с тобой.
- Почему?
- Потому что кончается на "у". Вы оба слишком увлекаетесь, а это опасно.
- Ладно, - вздохнула Люда, - пришли втроем и уйдем втроем, что теперь делать?
Она поняла, что допустила ошибку, пригласив Лену на этот пикник. Лена была не только нежелательным свидетелем их зарождающейся, но еще не успевший окрепнуть люби, но и завистливой сплетницей, наполненной желчью, а возможно и местью за свою внешнюю скромность, неустроенность и за то, что Женя никогда не подавал ей никаких признаков надежды. Лена в тот же вечер пошла по селу с длинным до колен языком, рассказывала всем, как Женя с Людой, в ее присутствии, целовались, и он гладил ее по всем местам, а она визжала от удовольствия.
В понедельник, когда Люда вышла на работу, добрые старушки стали приходить, жалеть ее:
- Что ж ты, миленькая, с женатым человеком путаешься? нехорошо это. У тебя афторитет оченно высокий, не снижай его. Потерпи маненько: муж из армии вернется, обнимать, целовать будет вволю. А чужой муж есть чужой. Жена вернется - шкандал устроить, а то и глаза выцарапает. Сказывают, она дочь енерала, бойкая такая, за словом в карман не лезет, позорить начнет. Нужно ли тебе такое, красавица ты наша?
- А что я такого сделала?- спокойно спросила Люда.
- Да ничего такого преступного, просто, сказывают, вы оба голенькие были, целовались, миловались, а это великий грех; лежали в обнимку и ен тебя за попку лапал, а ты верещала со смеху, а может, на радостях. Люди за грибами ходили: вас видели.
- Ложь все это, мы втроем были. Что тут такого? Пусть Лена сама скажет, - выпалила Люда.
- Так-то оно, так, но Лена грит: сама видела, как вы недостойно вели себя.
- Лена? Возможно ли такое? Ну, спасибо вам. Я теперь тороплюсь, мне в Рахов с отчетом. К обеду я уже должна быть на месте, меня ждут.
Люда схватила сумку и ушла пешком в пятнадцати километровый путь. Только в Бычкове можно было сесть на автобус и поехать в Рахов. Ее никто туда не вызывал, это было обыкновенное бегство от самой себя.
21
Каждое утро Женя стоял у окна своей квартиры, смотрел на дорогу, по которой Люда ходила в амбулаторию, но она не появлялась. Где она, что с ней? Не понимая, что делает, он бросился в амбулаторию и стал спрашивать Аню, где Люда.
- Она в Рахове. Там у нее семинар. Будет, возможно, в понедельник.
- Почему возможно? почему в понедельник? Аня, говори, не мучай меня.
- Ты слишком пылок, уймись. Так можешь погубить не только Люду, но и себя. Вы оба слишком ярко горите. Бабы языки чешут. Она не выдержит этого.
- А мне все равно, пусть говорят, что хотят. Поговорят и забудут. Подумаешь, на пикник пошли втроем. Что тут такого?
- Это не мое дело. Моя хата с краю, я ничего не знаю, - сказала Анна, пожимая плечами.
Женя ушел, расстроенный и озабоченный. " Может быть, нам действительно забыть друг друга? - рассуждал Женя наедине с собой. - Она, как все. Муж в армии, а она...нехорошая она. Это распутство. Все бабы одним миром мазаны". Женя немного успокаивался, но проходило какое-то время, а образ Люды снова возникал перед ним в какой-то неописуемой красе и радости. Он слышал ее смех, видел ее улыбку, ее точеную фигуру, розовую ароматную кожу и ему становилось не по себе.
" Всяк, кто влюблен - глуп и безумен, - думал Женя, направляясь к матери. - Я тоже безумен. У меня болит сердце, я плохо стал спать ночью. Что бы я о ней не думал, какой бы она ни была, я ее люблю. Люблю безумно. Она это целый мир, еще не ведомый мне. Все, кто был у меня раньше - не то. Нина Филиппович, Лиля Смирнова из Минска, Жанна Оводовская, - не то. Мне ее сам Бог послал вместо Оли. Это был тоже мир, особый мир, но войти в него, мне было не дано, и я знал об этом. А здесь... она сама рвется ко мне. Еще немного, и я буду самым богатым, самым счастливым человеком на земле. Пусть это мимолетное счастье. Ну и что? Наша жизнь тоже мимолетна, она так похожа на сверкание молнии, - блеснула, и нет ее".
- Что с тобой, сыночек? Я не видела тебя таким раньше. У тебя ничего не случилось? Чует мое сердце: что-то у тебя не так. Мать не обманешь, ты не думай.
- Все хорошо мама! - сказал Женя и бросился ей на шею.
- Ну, дай-то Бог.
- Спасибо, мама, что ты меня родила. Жить это так здорово!
- Что ты, сынку, жизнь Бог дает. Его благодарить надо.
Женя поднялся на перевал, откуда во все стороны виднелись гряды гор, покрытых синей дымкой, а внизу, в лощинах ютились белые домики, в которых жили такие же как он существа со своими судьбами, заботами, печалями и радостями. В высоком летнем небе белые, разорванные, неподвижные облака купались в солнечных лучах.
- Космос, как ты спокоен! пошли нам частичку покоя и счастья на землю! - воскликнул Женя, поднимая руки кверху.
В понедельник утром Женя стоял у окна и смотрел на дорогу в надежде увидеть Люду, когда она будет идти на работу. Если до девяти не появится, значит, весь день ее не будет. Наконец она показалась с сумкой через плечо, прошла мимо окон Вити, даже не взглянув в его сторону.
На приветствие прохожих, едва заметно кивала головой, шла быстро, будто опаздывала. На ней шелковое платье сиреневого цвета. У Вити закружилась голова. Машинально он открыл дверь и бросился вдогонку за ней. Она, видать, поняла и ускорила шаги, захлопнув за собою дверь амбулатории, но тут же вернулась с каким-то свертком в руках.
- Доброе утро! - произнес Женя, растерянно глядя на свое божество. -Как поездка в Рахов?
- Хорошо, - ответила она и прошла мимо.
Женя растерялся, но не стал преследовать ее, он еще соображал, что если начнет выяснять с ней отношения, то стоящие в очереди на прием к ней, сразу сделают свои выводы. Он вернулся к себе в пустую квартиру.
- Что так насупился? - спросила хозяйка. - Потерпел неудачу?
Женя посмотрел на нее злыми глазами и прошел мимо в свою комнату. Здесь он, действуя сугубо машинально, схватил ее шелковый платок, бережно хранившийся у него еще с пикника, положил в газету и, свернув в трубочку, снова вышел на улицу. Речка мерно шумела за высокой вербой, за открытым окном клевал носом председатель сельсовета с трубкой в руках. А больше - ни души. У амбулатории тоже никого. Что это? она отказалась принимать, не может такого быть.
Дверь амбулатории была настежь открыта. Люда в белом халате сидела за столом, уставленном рецептами, приборами, флакончиками и что-то записывала в журнал. Рядом находилась Анна Бадюлка, ее помощница, перебирая и складывая какие-то бумажки. "Опять не вовремя", мелькнуло в голове.
- Здравствуйте, - сказал он во второй раз. - Я пришел к вам на прием.
- Что-нибудь срочное? - спросила она сухо.
- Почти, да. То есть, срочно...только я хотел бы попасть, когда здесь никого, кроме вас, не будет. У меня болячка в таком месте...нельзя показывать двум дамам...
Аня хотела встать и выйти, но Люда незаметно дернула за рукав: сиди, не рыпайся.
- Хорошо, - процедила она сквозь зубы, не отрывая глаз от журнала. - Приходите в половине первого. Я в это время заканчиваю прием, и если не будет срочного вызова, приму вас.
Аня загадочно улыбнулась и уткнулась в бумажку.
"Это конец, - подумал Женя, пулей выскакивая из амбулатории. - Что могло произойти? Может, у нее кто-то есть в Рахове, не зря же она пропадала там целую неделю. Почему такая перемена? А, все они одним лыком шиты. И все же! Неужели? Я не вынесу этого удара. Господи, помоги мне вырваться из этого прелестного и страшного ада, который я сам для себя создал! Стоило ли мне, маленькому человеку, цепляться за облака, чтоб попасть в рай? Счастья захотел, а его, счастья просто нет, и никогда не было. По крайней мере, у меня. Счастлив я был всего один день. Это было в то воскресение на пикнике. И довольно, и хорошо. И все же спасибо ей: глаза мне открыла. Теперь я свободен. Милицейской дочке меня больше не видать!"