Времени было еще так много, около трех часов - целая вечность. От нечего делать, а он делать решительно ничего не мог, отправился к речке, кидал мелкие, чистые круглые камушки в воду, потом схватил велосипед, предмет "роскоши" и умчался в соседнее село в магазин одежды. Но напрасно: магазин оказался закрыт на учет. Невезение и здесь преследовало его.
К назначенному времени, чувствуя какой-то озноб во всем теле, Женя приблизился к амбулатории. Дверь уже была закрыта. " Ее уже нет", мелькнула страшная мысль в голове. Но дверь не была заперта на ключ. Он рванул ее на себя и очутился в кабинете врача. Люда смотрела в окно, стоя за занавеской, спиной к нему.
- Люда, что случилось? Вы так изменились, я не узнаю вас.
Она повернулась, такая же суровая и недоступная и медленно произнося каждое слово, стала говорить.
- Ничего такого не случилось, если не считать, что уже все село говорит о нас, что мы с вами любовники. Местная красотка молдаванка Люся, что заведует школой в Плаюце, растрепала, что мы с вами раздевались на пикнике, целовались в присутствии Лены, совершенно никого не стесняясь. Это просто ужасно. Здесь все и все на виду, тут ничего не скроешь. Мне очень неприятно. Я много думала о нас, ночи не спала и пришла к выводу, что нам лучше забыть друг друга. В чем смысл наших встреч? Только одни сплетни. Мы не свободные. Вы женаты, у меня муж. Подумайте только на холодную голову.
- Я вам больше не нравлюсь? - спросил Женя, глядя ей в глаза. Она вздрогнула и не сразу ответила.
- Вы мне...очень...очень нравитесь. Я уже говорила вам об этом, - чего пытать меня. Я сама не знаю, что со мной происходит.
Две крупные слезы брызнули из ее прекрасных глаз, и она убежала в другую комнату, вытерла глаза, а потом вернулась снова холодная и чужая.
- Людочка, милая, любимая, самая дорога и красивая девушка на свете, - бормотал Женя, становясь на колени и обнимая ее ноги. - Мне больше ничего от вас не нужно. Я только глядеть на вас буду, как на святую икону, потому что вы и есть...святая, прекрасная, божественная. Не будем думать, что мы не свободные, не будем предавать значения тому, что говорят о нас злые языки. Все это от зависти. Это все Лена. Она зла, завистлива, она сама хотела, чтоб я ухаживал за ней. Это она разболтала. Она сочинила и теперь потешается над тобой.
- Мы так мало знаем друг друга, - смягчилась она, - меня все мучает вопрос, кто вы? притворившийся мужчина-самец, или очень порядочный человек?
- Не гоните меня и узнаете, кто я. Не оставляйте меня. Я не могу без вас. Я способен на все, я могу покончить с собой, - говорил Женя как в бреду, и слезы капали ей на колени.
- Встаньте, сюда могут войти. И...не говорите глупости. Я сама способна на многие вещи. Я многим могу пожертвовать ради ...любви.
Она схватила его руку и резко рванула на себя. Женя встал, сделал несколько шагов к двери и прислонился к дверному полотну, что открывалось вовнутрь.
- Боже как я счастлив! - воскликнул он.
- И я тоже, милый! - сказала она. - А сейчас уходи. Ты слишком долго находишься здесь.
- Мы должны отправиться на пикник вдвоем, - сказал Женя.
- С радостью. Когда?
- Завтра. В час дня я жду тебя на повороте, возле карьера.
- Хорошо, милый.
- Не передумаешь?
- Никогда не нарушала своего обещания. До завтра, милый, пока.
Среда- базарный день. Село словно вымирает. Сельские жители, кто выкормил поросенка, кто бычка, кто курицу - несут на рынок, чтоб выручить копейку. В колхозе платят только натурой, а единоличники и того лишены.
В час дня Женя уже стоял с сумкой, наполненной продуктами и вином, в условленном месте. 21 июня - самый длинный день. Солнце стояло почти в зените, закрытое довольно массивной пеленой разорванных туч. Было очень тепло, но не жарко. Люда появилась без опоздания в легком ситцевом платье широком книзу и с сумкой в руках. Белокурые волосы касались открытых плеч, кожа на оголенных руках сверкала легким загаром.
- Привет охотнику! твоя белочка здесь, не спугни только - убежит, - сказала она, весело улыбаясь.
- А я ее за хвостик ухвачу, - сказал Женя, намереваясь поцеловать в щеку.
- Осторожно: огнеопасно. Углубимся лучше в лес, подальше от свидетелей. Белочка чересчур стеснительная, - сказала Люда. - Я уже два года здесь, привыкла, стала почти деревенской. Да и бабушка воспитывала меня строго. Она у меня родилась и получила воспитание в прошлом веке. Сейчас мир совершенно изменился. Люди стали так грубы, беспардонны, лживы, корыстолюбивы. Так легко предают друг друга. Все от зависти. Лена, моя бывшая подруга, тоже ведь завидует мне. А зависть - это зло. Зло ведет к подлым поступкам. Это она растрепала о нас по всему селу, что мы любовники. Теперь я знаю, кто она такая. Если бы мы жили в городе...там нет дела до тебя, можешь творить, что хочешь, а тут...
- Не стоит обращать внимание. Почешут языки и перестанут, - сказал Женя, подавая руку спутнице у небольшого ручейка. - А тебе нравится здесь? не хотела бы уехать в город?
- Пока не задумывалась над этим. Уже привыкла. Человек ко всему привыкает. Вон мы привыкли к земным богам и не можем жить без них. Мы даже не знаем, как жить надо. Нам, как воздух, нужно указание сверху. Так и я привыкла здесь. Народ, правда, как мне кажется, хороший, добрый. Тихо стонет под железной пятой председателя колхоза. Бабушка уже старенькая, все зовет в Москву. Я-то поехала бы, да толку что: никто меня не пропишет к ней. А без прописки - штраф. Пока училась - никто не трогал. Милиция знала, что я студентка, а потом надо было уезжать. Бабушка живет в полуподвале в маленькой комнатушке двухэтажного особняка, некогда, до революции принадлежавшего ей и ее мужу. Теперь даже эта комнатенка ей не принадлежит. Она в ней имеет право жить, если не будет нарушать паспортный режим. У нас везде режим, даже у меня на работе режим. Я его стараюсь выдерживать, но поскольку я главная здесь, я иногда, могу позволить себе его нарушить. Ах, если бы этот особняк принадлежал бабушке, мы бы с тобой поехали в Москву, не правда ли? Ты хотел бы жить в Москве?
- Если бы этот особняк принадлежал твоей бабушке, тебя бы здесь не было, не так ли? Коммунизм это благо: мы с тобой оба нищие, а значит равны. Мы братья в нищете. Мы - пролетарии. А Маркс писал: пролетарии всех стран -совокупляйтесь!
Нам надо внять этому призыву.
- Объединяйтесь, а не совокупляйтесь, - расхохоталась Люда.
22
Грунтовая дорога, утоптанная лошадьми и изрытая коваными колесами возов, размокла от недавних дождей, и идти по ней было нелегко. Пришлось соблюдать осторожность, дабы не погрузиться в грязь по щиколотку. Но Люда не хныкала. Она говорила не умолкая. Правильная речь, нежный голос делал ее прекрасной собеседницей, с которой везде интересно и легко.
Вскоре они поднялись на перевал, нашли небольшую полянку, окруженную орешником, и около двух молодых дубочков расстелили байковое одеяло. Гряда гор, покрытых буйной зеленью, распустившейся листвы буков, виднелась на востоке и западе. Между горами, как между листами развернутой книги - селения, покрытые сизой дымкой. Их даже не видно, они глубоко, внизу. Небо как бы прослезилось, открыло свой божественный голубой глаз: тучи растворились, или совсем ушли. Мягкий ветерок колыхал молодую траву. Ни людей, ни птиц, только пчелы слабо жужжали, садясь на чашечки цветов молодой травы.
Люда сняла платье, как прошлый раз на пикнике, села на одеяло, поджала колени к животу и обхватила их руками. Женя уронил голову на колени возлюбленной и поцеловал в живот. Она наклонилась к его губам и наградила его затяжным поцелуем.
- Господи, как хорошо! Какое счастье, что ты рядом! Как ты красива - вся, вся, от макушки до пят.
- Не преувеличивай, я обыкновенная. Это тебе так кажется, потому что ты любишь меня. Но все равно, спасибо тебе. Мне просто дурно от твоих слов.
Женя застыл в изумлении: перед ним лежала настоящая, живая Обнаженная Маха.
Люда молчала, широко раскрыв глаза. Она дышала спокойно. Два тугих шара плавно поднимались и опускались в такт дыханию и биению сердца.
- Одевайся, - повторил он ласково, - а то я могу нарушить свое обещание, - во мне легко может проснуться мужчина.
- Я знаю. Я удивляюсь, что ты все еще держишься. Обычно мужчины в такой ситуации все забывают, в них просыпается что-то звериное, они идут на все, чтобы овладеть зверьком, - сказала она.- Но повернись на спину. Будь моей лошадкой. Я хочу быть седоком. Я все сама.
Она хотела побаловаться, но воздержалась.
- Завтра, в восемь вечера ты придешь ко мне. Я подготовлю хозяйку. Мы будем вдвоем
- Я уже много получил, спасибо тебе. Знаешь, когда все сразу, это все становится обычным. Потом я люблю тебя не только как обладательницу завитушек, - я люблю тебя всю, твое тело, твои волосы, твой голос, твою грудь, что так плавно поднимается и опускается и....твою божественную улыбку. Ни у кого такой улыбки нет. У тебя никого раньше не было?
- Нет. Я ждала...тебя. Ты молодец, сдержал свое слово. Ты так смотрел на меня: мне даже страшно стало. И даже не пытался дотронуться до меня.
- Потому, что ты в этот момент была святая, к тебе нельзя было притронуться. Кроме секса у людей должно быть еще что-то другое и это что-то отличает их от животных.
- Если ты меня действительно так любишь, я останусь с тобой. Я пойду за тобой хоть на каторгу. Куда скажешь - туда и пойду. Сегодня вечером ты ночуешь у матери, а завтра вечером, как только стемнеет, приходи ко мне. Я подготовлю хозяйку к тому, что ты придешь. Я буду ждать тебя. Уже 22 года я тебя жду.
- А я 27 лет тебя жду. Кажется, дождался. Мы теперь никогда не расстанемся, правда?
- Нет, никогда.
Они забыли про вино и закуску, они были пьяны друг другом.
- Ты не проголодался, милый?
- Нет, я сыт духовной пищей, тобой.
- Завтра я накормлю тебя у себя на квартире...не только пищей, но и ...всем остальным.
- Не говори мне ничего - спать не буду, - сказал Женя.
- Ну что ты, спи, я просто пошутила. Я сделала бы это уже сегодня, отдала бы тебе все, но я не готова, я решила поступить, так как ты. Я должна предстать перед тобой чистая...вся, я медик, не забывай об этом. У меня правда, нет опыта, я только теорию прошла, да на плакатах рассматривала и на призывных пунктах видела, а ты, ты опытный, у тебя жена, она всему тебя обучила, волчица.
- Я не хочу говорить о ней. Жена есть жена. Могу только сказать, что радости с ней я никогда не испытывал, ни разу, хоть и любил ее...до свадьбы.
- А почему? Ведь у нас, женщин, там, в общем одно и то же. Разница только в том, сколько женщина рожала, сколько раз делала аборт, как часто жила половой жизнью с другими мужчинами, делает ли гимнастику, умеет ли управлять своими мышцами, когда у нее погружается эта сладкая штучка, и от возраста. Вот и все.
У Вити расширились зрачки от этих слов.
- Вот видишь, сколько ты знаешь. Даже не похоже, что ты не жила половой жизнью. А моя супруга ничего этого не знает, она очень груба и вообще у нее...
- Я только теоретически знаю много. У нас в училище были хорошие преподаватели. Только завтра вечером я буду проходить с тобой практику. Ты скажешь, какая я, а я скажу, что со мной было, как я оцениваю ту, другую жизнь. Иди, милый, а то уже солнышко село, и мне идти далеко.
- Я провожу тебя.
- Не стоит, я привычна, я почти каждый день хожу допоздна по вызовам. Поцелуй меня еще раз, дорогой мой, возлюбленный мой.