- Что касается постели, то я до тебя не гуляла, аборты не делала, не рожала и мне всего лишь двадцать два. Этим я отличаюсь от своих сверстниц, которые прошли огни и воды, и почти наполовину израсходовали себя. Каждый человек - это сосуд, наполненный соками. При дурном образе жизни, сосуд становится пустым. Это касается не только меня, но и тебя тоже. Вот почему твоя Зоя не может конкурировать со мной, как с женщиной. А потом, я ежедневно хожу по горам, это своего рода спорт, я вся состою из мышц. У меня и там мышцы, которыми я могу управлять. Тебе всегда будет казаться, что ты у меня - первый. Я соблюдаю гигиену, я медик, а медики все такие, чистюли. А что касается моего отношения к людям, то это наследственность. Мой дед - чистокровный поляк, следовательно, у меня, что-то есть от них.
- Не люблю поляков.
- Почему?
- Они националисты. А ты-то польский язык знаешь?
- Ни слова. Я родилась и выросла в Ярославле.
- Какая же ты тогда полячка?
- Я русская, а так, просто гибрид, какая-то частичка польской крови в моих жилах течет. А потом, моим воспитанием занималась бабушка, она аристократка до мозга костей. Мне чужда эта пролетарская грубость, эта ненависть к людям под лозунгом: кто был ничем - тот станет всем. - Она помолчала, а потом спросила: - Так что, будешь подавать на развод?
- Пока подождем. Когда определится все - тогда ...
- Переводись на заочное обучение, будем вместе работать и вместе радоваться жизни. Я стану для тебя хорошей женой, ты не пожалеешь, вот увидишь.
- Это проблема. Работать где-то в глуши, где нет даже порядочной библиотеки, осваивать курс наук очень тяжело. Лучше промучиться на дневном отделении, может, ты вернешься в Москву к бабушке и подождешь меня годика два? Это не такой уж большой срок. Я тебе буду писать письма каждый день.
Люда вздрогнула, но быстро собралась, пришла в себя и ответила:
- У тебя железная логика и мне возразить нечем. Я, пожалуй, подумаю над этим. А пока поедем в Ялту на месячишко. У меня деньги есть, ты можешь не беспокоиться. Завтра упакуем чемоданы и - в путь.
***
Женя первым подошел к месту встречи с небольшим чемоданчиком в руке. Там у него было полотенце мыло, бутылка воды, бутылка вина и зубной порошок и кусок хлеба с жареной свининой. Единственное шоссе пустовало. Ни одна машина не прошла за это время, ни один возчик не миновал. Люда подошла никем не замеченная и чмокнула Женю в щеку, а Женя обнял крепко, впился в губы и не отпускал.
- Всю энергию у тебя заберу, иначе не поднимусь на макушку горы, куда мы направляемся.
- А я тоже. я тоже, я рыжая что ли.
Она впилась в губы Жени, прижалась всем телом и конечно же тем местом, откуда растут ноги.
Он знал, что она знает и что сегодня может быть, чего у него никогда не было. Экая классическая фигура: живот прилип к спине, в пышных губах так много энергии - голова кругом идет.
Они шли ложбиной между двух гор не шибко быстро, но и не медленно и минут через сорок очутились на вершине горы. Уже было 12 часов дня. Ни одного грибника. Грибники ходят утром.
Ветерок остужал их горячие тела. Люда достала тонкое одеяло и легла на спину. Она смотрела в небо и ждала счастья.
- Люда, давай поиграем..., как маленькие дети.
- Я согласна.
- Игра у нас будет вот какая. У меня бутылка вина и маленькие рюмочки. Каждый, кто выпьет рюмочку, снимет с себя что-то из одежды.
- Хи-хи, очень интересно. Только почему так сразу?
- Мужчины нетерпеливы. Я вот смотрю на тебя и хочу тебя съесть.
- Но если так, что делать. Кто начнет первый?
- Я. Люда, за тебя, за твою красоту...внешнюю и внутреннюю. Тебя все любят. А больше всего -я. Если ты наберешься сил и ответишь мне тем же, считай, что это навсегда.
- Лгунишка. Ну ладно, посмотрим. Я тоже за тебя. Учти, я возьму тебя в клещи, ты будешь моим добровольным рабом, но всегда свободным.
Когда на Люде осталась последняя одежда, я сказал:
- Это сниму я.
- Ладно добивай.
Когда засветился черный треугольник, Женя упал лицом на живот и стал целовать выше, а потом ниже пупка.
- Щекотно. Давай еще! А теперь я.
Когда она сняла и увидела живой предмет, взгляд ее застыл, и она решала, что делать дальше.
- Можешь обнять.
- Какой он горячий, какой твердый и длинный. Подожди немного, не шевелись.
Она достала влажную ватку из сумки, задрала кожицу и стала обрабатывать сероватый налет. Неряхи вы мужики. Вот это шарики. Все это я видела в медицинском училище. Муляжи, конечно. А тут живое. Дай я его поцелую и возьму в рот, он должно быть вкусный. А это шарики, Можно, я их немного потискаю. Гм, камушки. Это они держат прибор в готовности.
- Хватит, я не могу больше, убирай его, куда следует! - заорал Женя, так что Люда испугалась.
- Подожди, миленький, подожди! Сейчас ему будет хорошо, - лепетала она, взбираясь на лошадку и вправляя сказочное природное сооружение в пещеру.
- О, какая прелесть, - произнес Женя, открывая глаза и наливаясь краской.
- Вот тебе, вот тебе наглец ненаглядный, слаще меда, - произнесла она, делая прыжки, а потом закатила голову назад, с трудом преодолевая тяжесть копны волос.- Еще! Еще-о-о-оо, не уходи!!! вкусный поганец, воришка, украл меня всю, с потрохами.
Она улеглась рядом на живот, но это продолжалось не долго.
- Мне еще. Только теперь я на спине. Подожди, я его обработаю и оживлю, я знаю, как это делается.
К ней присылали ходоков, Люда их выслушивала, лила слезы, но уже ничего поделать с собой не могла.
- Я повешусь, вот увидите! Вы этого хотите?
- Да что ты, миленькая, голубушка, касатка ты наша. Ты наша самая лучшая врачиха, которая когда-то здесь было. Да мы за тебя все горой. Хошь, мы пымаем этого твоего хорька и разнесем на части, шоб душу твою чистую не мучил.
- Я покончу с собой, я без него не могу, я...беременна, жду от него ребенка, - солгала она бабе Параске.
- Робенка, незаконнорожденного? матушка моя святая, что я слышу! да как это? да что я слышу, да лучше мне было уши законопатить, прежде, чем сюда направляться, - произнесла старуха и направилась к двери, опираясь на палку. - Ну, у нас в сели никада такой позорной истории не было.
- А теперь будет, - сказала Люда, закрывая за ней дверь.
Вскоре явился и председатель сельского совета Сайков( настоящая фамилия Сойка). Он уже прославился тем, что разрушил православный храм почти в центре села. У него не все в порядке было с мозгами, а потом он и вовсе превратился в инвалида и люди стали поговаривать: это наказание Божье. А сейчас он был в зените своей славы. Он тоже поглядывал на Люду маслеными глазами, но теперь он пришел в мед пункт по другому делу.
- Что-то не так? давайте, измеряем температуру.
- Да нет, это вам надо измерить температуру, Людмила Викторовна. Жители села любят, ценят вас, но вы сами понимаете: так не поступают. Что вы уцепились за этого прохвоста. Вы достойны лучшего партнера, уверяю вас.
- Иосиф Иосифович! кого я достойна, или прохвост мой Женя, или порядочный человек, мне лучше знать, чем вам. Или я говорю неправду? Представьте себя на его месте.
- Я? на его месте? признаться, я думал об этом и не один раз, но у меня жена Галина в два раза толще вас, а хорошего человека должно быть много.
Сайков стал ерзать, он все выбирал хорошие нежные слова, но эти слова никак не хотели гнездиться в его пустой, хоть и довольно большой тыкве.
Люда посмотрела на него и расхохоталась.
- Что вы смеетесь, рази не так?
- Так, так, потому мне и смешно.
- Тады я пойду. Подумайте хорошенько, что я вам сказал, а то, знаете, люди могут отвернуться от вас, и тогда вам нейзя будет тут работать.
- Не больно много я потеряю.
Едва закрыл за собой дверь Сайков, как в кабинет Люды ворвался директор школы Йосипчук, историк по образованию. Он бросил свой объемный портфель на пол и не здороваясь, начал:
- Чмо, чмо, с исторической точки зрения, когда тут были венгры, потом пришли чехи, потом пришли австрияки, потом всех прогнали мочкали, потом тут организовали школу, потом стали собирать грибы...
- Да говорите вы медленнее и понятнее, я не могу разобрать вашего словесного поноса.
- Словесный понос с точки зрения исторического развития есть признак сивилизации, которую определил Маркс и поставил на ней крест Ленин, это как раз то, что нам нужно. А я хочу просветить вас, поскольку марксизм не предполагает безбрачной постели.
- Никогда ни разу не изменил своей клуше с огромной колышущейся грудью и отвисшем до колен брюхом? А если сейчас я разденусь и предстану перед тобой, в чем мать родила?
- Мча, мча, мча. У меня ремень на бруках не выдержит. С исторической точки зрения... можно, я поглажу вас по попке?
- Ах ты старый хрыч! А еще пришел мне мораль читать! Анну-ка, проваливай! тебя твоя корова ждет, она уже мычит, слышишь?
24
Люда уже не спала. Она вообще плохо спала эту ночь. Зоя маршем подошла к дому, постучала в окно, а затем и в оконную раму кулаком. Люда вскочила на ноги, накинула халат на плечи, прилипла к окну. Она узнала Зою и взяла себя в руки.
- Что вам от меня нужно?
- Я пришла, как женщина к женщине, пустите меня, я ничего плохого делать вам не намерена. Вы ведь тоже замужем, правда? Я надеюсь, мы поймем, друг друга, - сказала Зоя елейным голосочком, как мирная овечка.
- Хорошо, входите, - согласилась Люда, открывая дверь. - Садитесь, я сейчас приготовлю кофе.
- Вы знаете, что у меня ребенок, а ребенку нужен отец, - что вы делаете? Вы такая красивая, такая умная, работящая как лошадка, неужели не можете найти себе более достойного кавалера? Он распутный, лживый, неотесанный и грубый. Я так измучилась с ним... но что делать? Если бы не ребенок, я и знать бы его не хотела. Я дочь полковника, великого человека, у ног которого вся область...
- А это его ребенок? - спросила Люда.
- Какая разница, чей? Ребенку нужен отец. Женя, правда, плохой отец: он - нищий и всегда будет нищим. Меня удивляет, как вы могли поверить ему и, возможно, проявить какую-то симпатию. Он ведь всем, любой бабе твердит о любви, но это пустые слова. Он и мне голову заморочил. Папа собирался выдать меня за дипломата, а я, дурочка, клюнула на его стишки, думала, что он станет знаменитым поэтом, но оказалось, что он просто бездарный рифмоплет и больше ничего. Я дочь полков... Мой папа раньше служил в НКВД, а теперь он - начальник милиции Днепропетровской области. Скоро ему должны дать генерала. Мой муж, это ничтожество, ему следовало бы целовать следы моих ног, а он, неблагодарный...