- Полезай сама, - предложил Юра Палкуш.
- Ей нейзя, она продавит потолок, ежели не сломает лестницу, - сказал пьяный голос.
- Юрчик, полезай ты, надо же поймать эту суку, вы увидите, как я буду рвать на ней волосы, а то, что у нее там, ну вы сами понимаете меня, я разорву в клочья, я знаю, как это делается, - не унималась Зоя.
Наконец Палкуш пристроил лестницу и стал карабкаться наверх. Он уже карабкался по уплотненному сену, но, будучи под мухой, проявил неосторожность и клубком покатился вниз.
- О-о-о! спаси те!
Зоя подставила руки, но падающий, разбил ей нос и губы, из которых хлынула кровь. Сам он упал на земляной пол, получил легкую травму позвоночника и долго потом хромал на левую ногу.
- Вот видишь, что ты натворила, дылда толстожопая, - произнес какой-то пьяный мужик и громко сплюнул. - Топыря будешь платить ему больничный.
- Иди ты на х., - огрызнулась Зоя.
- Да я вам точно говорю: она уехала еще вчера в Рахов, - повторила хозяйка.
- А, может, и он с ней поехал, - процедил Сайков сквозь зубы.
- Точно, - подтвердил пьяный голос. - Теперь ты, корова, ставь нам ящик водки.
Наконец, нависшая было угроза, миновала. Стало тихо и хорошо.
- Ну вот, пронесло, - шепнула Люда. - Ну и стерва же твоя Зоя. Никакой гордости. Я бы никогда так не вела себя в подобной ситуации. Скоро четыре часа утра, нам пора прощаться. В семь часов утра я уже буду в Бычкове.
- И ты пойдешь пешком?
- А что делать? Оставаться здесь нельзя. Я, пожалуй, поеду в Рахов в райздрав подавать заявление на расчет.
- Я провожу тебя.
- Нет, милый. Нас не должны видеть вместе. Теперь мы можем видеться только в другом месте. Где угодно, только не здесь. Я думаю: и хозяйка пережила тяжелые минуты. Она молодец, не продала. Спасибо ей.
- Прости меня, это все из-за меня. Я во всем виноват, - сказал Женя, целуя ее.
- Что ты, что ты? я все понимаю. Ты тоже уезжаешь завтра или послезавтра, так?
- Безусловно.
- Спасибо тебе за все, - сказала Люда. - Я тебе напишу, где я и что со мной на главпочтамт города, до востребования.
- Любовь - страданье, любовь - бездумье, нельзя не страдать, любя.
- Это, что - стихи?
- Это строчки, которые только что родились в моей голове.
- Ты - мой поэт. Иди, сочиняй дальше. Вышлешь мне потом - до востребования, прощай!
26
Как только любовника проглотила темнота, она быстро спустилась вниз, оделась, спрятала паспорт в походную сумку и вышла на улицу в утреннюю прохладу. Хозяйка крепко спала, ни в одном из домов не горел свет. Тихо журчала речка, в небе мерцали и гасли звезды, перекликались петухи, на востоке светлело небо. Люда шла по обочине грунтовой дороги и плакала. Она не ожидала, что так круто повернется жизнь. Несмотря на суровое воспитание и некоторую привычку переносить тяготы и неустроенность, она неожиданно для себя очутилась в западне, из которой надо было срочно выбираться, а выбравшись - бежать, не оглядываясь. Она привыкла и полюбила этих простых людей, которые, похоже, теперь осуждают ее поведение, обвиняют ее в развале семьи, а ей хотелось оставаться свободной. Чем-то древним, библейским веяло от всего этого. Почему так священен брак, даже если он для обоих супругов превратился в ад? "Возможно ли, чтобы я, выйдя замуж, приняла на себя обязанности пожизненной рабыни, а мой муж был рабом? В Советском союзе распадается каждая вторая семья. Супружеские пары ничего не связывает. Все их имущество помещается в двух чемоданах. Вот и мой Бейло, какой он мне муж? Я даже не познала его, как мужчину, я не любила его и никогда не смогу полюбить. А с этим я так счастлива...только, почему он выбрал университет, а не меня? Может, я ему не так дорога? Возможно, между нами - непреодолимая стена, его поэзия? Поэты так непостоянны, они и сами себя не знают, чаще сами себе не принадлежат, а мы для них всего лишь очередной допинг. Я, кажись, совсем запуталась. Боже, помоги мне найти правильный выход!"
Люда прошла расстояние в семь километров и стала подниматься на небольшой горный хребет, разделяющий село Апшу с Бычково. Вдруг, за поворотом показался маленький военный джип. Завизжали тормоза, открылась боковая дверь, молодой лейтенант козырнул и сказал:
- Садитесь, девушка, мы денег за проезд не берем. Куда вы так торопитесь, вон уже мокрая вся.
- А куда вы едете? - спросила Люда.
- В Рахов.
- О, и мне в Рахов!
- Тогда садитесь.
Люда села на заднее сиденье. Лейтенант моргнул водителю, и машина резко свернула влево в кусты.
- Что вы делаете?! - закричала Люда.
- Не переживай, милочка, мы всего лишь погладим тебя и поцелуем в пышные губки, - спокойно сказал лейтенант, сидя впереди и поворачивая к ней молодое розовое лицо. - Разве мы не нравимся тебе?
- Вот именно, - добавил водитель в сержантских погонах. - Мы парни бравые, бравые...
Люда вдруг улыбнулась, достала платок из сумки, громко высморкалась и спросила:
- Вы по очереди будете, или сразу оба?
- Как это оба? - удивился офицер.
- Очень просто: один спереди, другой сзади. Я буду лежать на боку. Только одно условие.
- Какое? - вытаращил глаза лейтенант.
- Вы дадите слово офицера Советской армии, что после у вас ко мне не будет никаких претензий, - спокойно произнесла Люда.
Лейтенант еще больше насторожился. Он уже хотел, было просунуть руку под юбку, чтоб пощекотать в одном месте, возбудить красотку и самому еще больше возбудиться, но передумал и убрал руку. Люда в это время даже колени раздвинула и чуть выдвинулась вперед.
-Что еще за претензии, почему?
- У меня гонорея, лейтенант...в запущенной форме и, похоже, меня наградил мой начальник. Я сейчас в райком партии еду. Сколько можно терпеть? Он ни рубля мне на лекарство не выделил, скотина, бля... Впрочем, может, и не начальник, я только так думаю.
- Останови машину! - крикнул лейтенант. - Выходи, сука и топай пешком до самого Рахова.
- Не ругайся, кобель паршивый. Благодарить должен за то, что честно предупредила, а то...мордашка у тебя ничего и если бы я была таким дерьмом, как ты, я бы согласилась с тобой поганиться. В этих случаях больному становится легче...
- Ну, извини, право жаль, ты баба смазливая, - лепетал лейтенант, помогая выйти ей из машины. - Сиденье надо дезинфицировать, или так обойдется?
- Обойдется, только чтоб на то место никто не садился, - ответила Люда, расставив ножки, и пальчиками правой руки почесала запретное место. - Чешется периодически.
Машина яростно развернулась и стала спускаться с Дилка в низину к Бычкову. Люда расхохоталась так громко среди дубов, что птицы взлетели вверх. Слезы радости и гордости брызнули из ее голубых глаз.
- Выбралась! Сама! Обвела насильников вокруг пальца. Избежала позорного контакта с паршивыми кобелями. Боже, как от них несет! как от настоящих кобелей. Какая грязь! Почему такие люди ходят и оскверняют землю? Почему?
За час до обеденного перерыва она сидела в приемной заведующего районным отделом здравоохранения Добрика Михаила Михайловича. Попросив бумагу и ручку у секретаря, она дрожащей рукой написала заявление на расчет по семейным обстоятельствам. Глаза ее снова увлажнились, а затем крупная капля, похожая на миниатюрный стеклянный шарик скатилась по правой щеке.
- Что вы так переживаете? - в очередной раз спросила секретарша, - все образуется. Я думаю: Михайло Михайлович не отпустит вас. Подумаешь, какая-то дура, алкоголичка, приревновала вас к своему мужу. Посидите, я сейчас о вас доложу.
Добрик сам открыл дверь своего кабинета, взял ее под руку, увел к себе и усадил в мягкое кожаное кресло.
- Прежде всего, вытрите глаза. Я не выношу женских слез, - сказал начальник, наполняя чистый стакан минеральной водой. - Выпейте водички. Можете не рассказывать ничего, я все знаю. Мы, медики, тоже живые люди и ничто человеческое нам не чуждо. Вы молодая женщина уже два года в одиночестве томитесь, и если нашелся друг по душе и сердцу, - что вы можете сделать? Другое дело, если бы это случилось с вами лет, эдак, через тридцать. Наши моралисты...у них тоже рыльце в пушку, не беспокойтесь, я-то знаю. Я только не могу рассказывать вам об этом, не имею права рисковать карьерой. Короче, я вас не осуждаю. Успокойтесь и возвращайтесь на работу. Отдел Райздрава с вами. Мы вас будем защищать.
- Она не дает мне проходу, я не могу выйти на работу. Если бы вы только слышали, какими площадными словами она обзывает меня, - сквозь рыдание проговорила Люда.
- Я позвоню участковому милиционеру, пусть он составит на нее акт и оштрафует. А если будет продолжать в том же духе, подайте на нее в суд.
- У нее отец - полковник милиции в Днепропетровске.
- Да хоть министр, у нас все равны.
27
Люда вернулась на работу, начала прием населения. Около часу дня возле амбулатории собралось несколько мужиков. Зоя принесла им шесть бутылок водки.
- Выпейте, ребята, я еще принесу. А сейчас выучите один куплет, который я нашла в Советском законодательстве. Я только имя подставила, а остальные строчки напечатаны жирным шрифтом.
- Ну, ежели строчки пр опечатаны, то оно, значит можно повторять, не боясь, что тебя оштрафуют али пенделя дадут по заднице. Пропой нам один кумплет, - сказал Вошканенко, выливая содержимое из бутылки в горло.
- Люда - сука, Люда - бля...
Мы не хочем тебя знать.
Выбирайся ты отсель
Пусть страдает твой кобель!
Когда Зоя убедилась, что алкаши выучили похабные слова похабного куплета, она принесла еще три бутылки водки и сама удалилась.
- Ну, так споем, братцы, - предложил Вошканенко.
- Споем, споем, а то, как же!
Люда, обслужив последнего посетителя, переоделась, торопливо вышла и так же торопливо закрыла входную дверь, не обращая внимания на оскорбления в свой адрес. Она направилась к председателю сельского совета Сайкову. Но там уже сидела Зоя, лила крокодильи слезы.
- А, сука, ты у меня мужа отняла? ты подарила ему эту рубашку, на ешь ее! Где мой муж? где? тебя дожидается? Так знай, я вас и под землей найду. Я вам не дам спокойно жить. Мой папа уважаемый человек, полковник.
- Да, я знаю, он милиционер и вы - дочь милиционера, и мужа своего вшами кормила. Это я тоже знаю.
- Перестаньте, - сказал Сайков. - Оно, конечно, советская семья - ячейка сосисьтического обчества, и Ленин был против коллективной любви, поэтому тут, как говорится...