Несмотря на невзрачный вид снаружи, «Быстрорубль» был достаточно приятен изнутри. Белоснежные стены, белый стол, белый компьютер, белая касса, даже одежда милой девушки с худыми руками и тоскливыми глазами была цвета великой пустоты. Богдан почувствовал себя умиротворенно, поздоровавшись с охранником, одетым в костюм из «Пеплоса» все того же великолепного цвета, и опустился на стул перед девушкой, еще раз проведя глазами по всему помещению.
– Здравствуйте. Чем я могу Вам помочь?
Немного хриплый голос являлся признаком какой-то болезни. Богдан был не силен в медицине, поэтому сам факт того, что эта милая девушка в белом была как все больна быстро вернул его к реальности. Он берет кредит, спасает свою жалкую жизнь, потому что слишком боится боли и смерти. Он взглянул на себя и почувствовал себя настолько чужеродным предметом в этой белой комнате, что ему стало жутковато.
– Мужчина, с Вами все в порядке?
Богдан сглотнул комок в горле и посмотрел на бейдж девушки:
– Здравствуйте, Мария, мне бы хотелось взять у вас кредит.
– Конечно, у Вас есть с собой документ, удостоверяющий личность?
Даже волосы у нее были белыми, будто она чем-то их красила. Или Богдану только так кажется, а на самом деле они черные. Может вся комната была черная, а все остальное плод его воображения?
– Да, у меня с собой паспорт и водительские права.
– Достаточно только паспорта.
Когда-то давно Богдан читал Мильтона. Как там сказал Сатана? Лучше быть властелином ада, чем рабом в раю? Тогда почему в белой комнате все кажется безопасным? Почему Сатана выбрал изгнание?
– На какую сумму вы желаете брать кредит?
– Пятьдесят тысяч рублей.
Простил бы Господь Сатану, если б тот раскаялся? Пустил бы его обратно в рай, или оставил на веки вечные гореть в геенне огненной?
– Ожидаем подтверждение из банка, Богдан Васильевич. Вы можете посидеть здесь, либо вернуться через пятнадцать минут.
– Я, пожалуй, останусь, спасибо, Мария.
А если Бог простил бы Сатану, почему он не может простить нас? Почему он допускает такое? За последние пятьдесят лет население планеты сократилось втрое, вымерли многие виды растений и животных, с лица земли исчезло несколько стран в Африке и Океании. Грязные воды уничтожают все живое медленно, но верно.
– Ответ пришел, Богдан Васильевич, ознакомьтесь с условиями договора, обратите внимание на существенные условия, сумму и выплаты. Если Вы согласны со всем, подпишите здесь и здесь.
– Да, хорошо.
Дожди, дарующие жизнь, оседают в руках государства или дворянского населения. Владеть водой, значит владеть жизнью. Вода стоит дороже золота, дороже любых вещей, дороже людей. Один глоток уничтожает дневную норму токсинов. Одна пятилитровая бутыль позволит излечиться. Двадцать литров создадут условия для счастливой жизни на ближайшие годы.
Все было будто в тумане. Голова снова начала пульсировать, желудок начал просить еды с удвоенной силой, кости заныли. Богдан поставил свою подпись, практически не глядя. Он смог улыбнуться в ответ на доброжелательное выражение лица Марии, однако осознание взятого груза, каким являлся кредит, пришло только в автомобиле, когда он держал пачку с пятьюдесятью тысячами и договором о вступлении в ряды рабов.
– Белые стены. Белая девушка. Красные деньги, – Богдан повернул ключ зажигания и «Жигули» сразу завелся, – черт возьми, сегодня ты в ударе, парень, – Богдан хотел было тронутся, но внезапно обессилено упал на руль.
«Пятьдесят тысяч рублей! – Богдан не мог сдержать тряску своих губ. – Пятьдесят тысяч! Я не смогу их отдать никогда, я лишусь всего, что у меня осталось! Пятьдесят тысяч, куда я смотрел, какой же я идиот. Богдан, ты идиот!», – бармен схватился за голову, пытаясь нащупать волосы, которые днем ранее подстриг. По тротуару возле машины проходили люди и с омерзением смотрели на потерявшего контроль над собой Богдана, человека, который не мог себе позволить такую большую сумму, человека, который в одночасье лишился свободы.
Голова стала нестерпимо болеть, кости снова начало выворачивать. Трясущимися руками, Богдан отыскал коричневый пакет и еле как отколупал одно обезболивающее.
– Я не дам себя сломить, не дам! – прокричал он в зеркало заднего вида, однако его красные глаза говорили об обратном. Все уже было решено.
Поездка за продуктами представляла из себя унылое зрелище. Богдан катил перед собой тележку в «Пятерочке», оглядывая полки с продуктами. Его разум не мог мыслить, он был опустошен. Единственная мысль билась о черепную коробку, заставляя забыть о своем существовании, о своих желаниях и мечтах: как он справится? Что нужно сделать для своего будущего? Ответ никак не приходил. Тележка останавливалась в различных отделах, а ее содержимое пополнялось молоком «Простоквашино», мясом от «Мираторг», быстрой едой, консервами с курганской тушенкой, конфетами «Ласточка», растворимым кофе Nescafe, чаем Greenfield, гречневой крупой. Стоит ли говорить, что продукты такого качества могли лишь поддерживать жизнь в человеке, доставив лишь сиюминутное наслаждение их употреблением. Дожди превратили планету в бомбу замедленного действия, когда-нибудь людей ждала смерть. Не обязательно от чего-то, просто сама по себе.
Мир разделился на бедных и богатых. Других прослоек общества больше не существовало. Бедные были вынуждены работать, дабы выжить. Лекарства, еда и кров: в этом нуждался каждый, но не все могли себе позволить необходимый минимум. Кто-то вылетел с работы, таким образом поставив на себе крест, а иногда и на всей своей семье. Те, кто не работает – не получает деньги, а они главное. Без денег нет этих трех необходимых вещей. Без еды наступает смерть. Без лекарств – смерть. Без крова – смерть. Богдан лично видел раздутые тела, спешно убираемые сотрудниками моргов, видел тела настолько худые, что, казалось, на кости просто натянули кожу, забыв о содержимом. Видел ослепших, глухих, кашляющих до крови и выплевывающих собственные внутренности. А помочь некому.
Богатые живут в специальных секторах, подальше от нищеты. Если богатый приезжал в город, устраивался праздник. Иногда богачей называли баронами или дворянами. Обычно богачами становились счастливчики, обладающие определенным запасом чистой целебной воды после дождя, но, если у тебя достаточно денег, ты мог купить заветную бутыль. Таким образом, дворянином мог стать практически любой крупный предприниматель или политик, занимающий высокий пост. У таких есть все: здоровье, радость, счастье, огромные виллы, дорогие машины, деликатесы разных стран мира, развлечения. Дворяне правят этим миром, они становятся лидерами стран, монополистами, судьями. Для бедняков они были своего рода богами, до которых им никогда не достать. Фанатики выпрашивали у богачей хоть каплю воды, а богачи в ответ плевали на нуждающихся и дальше прожигали свою жизнь, лишь изредка занимаясь благотворительностью, стремясь потешить свое эго. Пока нищие цепляются за жизнь, дворяне пьют и веселятся, что может быть проще и натуральнее для человека, чем стыдное бурное веселье во время чумы? Мир несправедлив, но тот, кто обладает водой, диктует свои условия.
Вода. Никто не знает, с чем связан этот феномен. Когда-то дожди были обычным делом и, как говорил еще дед Богдана, все шло к перенаселению от пресыщения. Сейчас же дожди на планете бывали двух видов: грязные и чистые. Грязный дождь был всего лишь способом пополнить запасы обыкновенной пресной воды, ее очищали, как позволяла техника, и употребляли по прямому назначению. Но чистый дождь… Это чудо, манна Господня, святая вода. Самая ценная вещь в мире. Синтезировать такую воду не получается, хотя ее состав известен. С чем это связано – опять же не понять. Создание наукой процесса синтеза такой воды означал бы воскрешение человечества.
Богдан набрал полную тележку и, криво улыбнувшись девушке на кассе, облаченной в красно-зеленый жилет, даже не осознавая, что делает, расплатился. Приняв пакеты, он засеменил к автомобилю, пытаясь ничего не уронить в грязь. На чистоту своей обуви он уже не обращал внимания, этот день хуже уже не станет.
Покупки были благополучно отправлены на заднее сиденье, и Богдан, пройдя через семь уступов чистилища, завел «Жигули». Радио он включать не стал, углубившись в себя, снова вспоминая счастливое прошлое и представляя гиблое будущее. Когда автомобиль выехал за город, Богдан увеличил скорость, стараясь выжать из «Жигули» все, на что он способен. Машина начала подозрительно пыхтеть, показывая, что уже стара для подобных маневров. «Плевать, если перевернусь, так и быть, моя жизнь ничего не значит», – Богдан несся по трассе, обгоняя ветер, пытаясь скоростью отринуть горе. Подпрыгивая на неровностях, «Жигули», словно корабль на волнах, преодолевал тонны асфальта в поисках неведомого сокровища. Колеса грозились отлететь, корпус перевернуться, двигатель задохнуться. Если бы кто-то увидел такую поездку, он бы подумал, что парень за рулем рехнулся. Отчасти так и было. В этот день Бог опять не проявил милосердия. Вскоре показался дом, и Богдан был вынужден снизить скорость.
Остаток выходного дня Богдан провел в компании телевизора и еды, смотря все подряд и проглатывая все не глядя. Челюсти работали неустанно, будто гидравлический пресс. В конце концов, желудок не выдержал такого объема работы и вытряхнул все обратно. Утирая рот, бармен улыбнулся в пустоту, рассматривая уличную дыру нужника пустыми глазами. «Может быть, сегодня я отправлюсь в мир иной от отравления?» – эта мысль его повеселила, и он расхохотался. Хохот стихал, и раздавалось лишь глупое хихиканье, а тело, минуя участок, непроизвольно перекочевало обратно на диван, где глаза опять уставились в одну точку и замерли.
Ночь наступила довольно быстро. Богдан вспомнил, что завтра надо было на работу.
– Чертов Петрович, надеюсь, блядь, ты когда-нибудь поперхнешься собственным брюзжанием, – Богдан завел будильник и принял лекарства, – какой удачный день, какой счастливый день, какой прекрасный день, – губы напевали бессмысленные слова, а мозг уже дремал, отдыхая от пережитого стресса. Вроде бы, Богдан был готов к испытаниям, подбрасываемых ему жизнью, но с другой стороны это всегда было сложно, а сейчас даже не было видно света.
Опять стал накрапывать грязный дождь, укрепляя атмосферу безысходности. Если Бог все-таки есть, то у него скверное чувство юмора. Когда-нибудь хорошим людям должно везти. Но часто оказывается, что Бог не видит хороших людей на созданной им планете. Точка зрения Господа всегда будет отличаться от точки зрения смертных, и это довольно смешно. Как совершенный Господь создал людей по своему образу и подобию, а они оказались такими неблагодарными существами? Вспоминается парадокс: а может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?
Богдану снилось небо. Не такое, как сейчас, а старое голубое небо. С красивыми облаками. Небо, которого он не видел.
Глава
III
– Вот ты где, Светлов! Рабочий день начался десять минут назад! Мне иногда кажется, что ты напрашиваешься на увольнение, быстрее! Быстрее!
Богдан со злостью посмотрел на Михаила Петровича, а потом на настенные часы. 16:03, его смена началась три минуты назад, народа в баре не было, клиенты обычно приходили либо перед ночной работой, когда нужно было настроиться на предстоящую тяжелую ночь, либо после работы дневной смены и сидели, расслабляясь, допоздна. В ближайшие часы, если и зайдет одинокий посетитель, то быстро выпьет и умчится по своим делам. Работы абсолютный минимум. Причина очередной вспышки агрессии Михаила Петровича была Богдану непонятна.
Михаил Петрович являл собой злобного вида старикашку семидесяти трех лет. Морщинистое лицо всегда недовольно, глаза выискивают погрешности в чем угодно, кроме самого себя, узловатые кулаки часто сотрясают воздух. Как Михаил Петрович еще был жив – непонятно. Обычно люди не доживали до его возраста, но старик грозился «всем еще показать». Желтая кожа и приступы кашля не мешали ему каждый день приезжать в собственный бар и инспектировать каждую мелочь, вплоть до содержимого бутылок, коих было действительно много, однако большинство из них не использовалось. Водка «Пять озер» и пиво из-под крана: вот на что хватало денег у постоянных клиентов. Многие виды виски и коньяка так и стояли на своих местах со дня открытия, будучи слишком дорогими для местного контингента. Примечательно, что это был не единственный бар Михаила Петровича, и он ездил по всему городу, крича на всех своих подчиненных практически перманентно.
– Я прошу прощения, Михаил Петрович, – выдавил Богдан и встал за стойку, начиная протирать рюмки и стаканы. Он делал это каждый раз, когда рядом был старик, имитируя бурную деятельность. Как только Михаил Петрович уходил, бармен спокойно стоял, посматривая черно-белый телевизор, прикрепленный к верхнему углу помещения, либо оглядывал посетителей, если они были. Перед стойкой располагалось четыре барных стула, а сам бар представлял из себя среднего размера комнату с тремя маленькими столами. Богдан не помнил ни одного дня, когда все эти три несчастных стола были заняты. Удивительно, как бар еще не обанкротился и выполнял свою прямую функцию – призывал людей выпить как можно больше спиртного. По сути своей это и баром-то сложно было назвать. Так, рюмочная.
– Я не собираюсь терпеть такого работника, – Михаил Петрович начал стабильно брюзжать. – Еще одно такое опоздание, и я буду всерьез думать, что ты халатно относишься к своим обязанностям! Я не так много прошу, Светлов. Мне всего лишь нужно, чтобы ты приходил вовремя, протирал чертовы кружки и следил за алкоголиками, которые начинают буянить!
– Может быть, стоит попробовать нанять охранника? – Богдан был не настолько развит физически, чтобы выдворять напившихся, принимавшихся лезть в драку. Обычно их выпроваживали более-менее трезвые участники перерабатывающего алкоголь процесса.
Михаил Петрович фыркнул, выпустив фонтан слюны:
– У тебя есть деньги, чтобы оплачивать еще одного работника?
– Нет, но, очевидно, они есть у Вас.
– А ты не считай мои деньги, Светлов! – взвизгнул Михаил Петрович, тут же подавившись кашлем.
Вытащив белый платок, он вытер рот и продолжил:
– Если ты не можешь выполнить простейшие поручения, как ты можешь надеяться на какое-то будущее? А? За тебя никто ничего никогда делать не будет.
Богдан обратил внимание, что Михаил Петрович интонационно выделяет каждое слово в этой фразе, и сообразил – лучше не возражать. Очередная увещевательная лекция совсем недалеко, пока есть шанс ее избежать, лучше со всем соглашаться.
– Хорошо, я постараюсь увеличить свою трудоспособность, Михаил Петрович, – Богдан ненавидел себя за такое пресмыкательство перед этим грязным вонючим стариком. Настроения спорить у него никакого не было, депрессивное состояние не прошло. Спал Богдан на удивление хорошо, ему снилось что-то вдохновляющее, но он, как только прозвенел будильник, тут же забыл содержание своих снов и вспомнил положение, в которое он попал.
Соскочив с постели, Богдан скоро позавтракал и промучился целую вечность, пытаясь завести «Жигули». В этот раз пришлось стучать по всему, что находилось во внутренностях автомобиля за неимением хорошего механика или мало-мальски приличных знаний. Из-за всего этого он опоздал на свое рабочее место на три минуты, и был вынужден слушать замечания Михаила Петровича, и без того поступающие с завидной регулярностью. «Жигули» сейчас находился в автомастерской в трех кварталах от бара. Терпеть капризы машины уже не было никаких сил, надо было что-то делать.
– Дал же Бог начальника, – буркнул Богдан после того, как Михаил Петрович пошел в подсобные помещения. Инспекция продолжалась. Сейчас там находился Вася, второй бармен, они сменялись два по два, почему Вася находился сейчас в смену Богдана – непонятно, но Богдан предположил, что старик совершенно обезумел и начал инвентаризацию. Стало быть, теперь очередь Васи терпеть едкие высказывания и великолепно аргументируемые замечания. Богдан сейчас ему не особо завидовал – старик сильно действовал на и без того расшатанные нервы. Человеку в свои тридцать пять лет приходится работать обыкновенным барменом, что может быть унизительнее. Такое чувство, будто Богдан ничего не добился в своей жизни, хотя до недавнего времени это было не так. Воспоминания заставляли страдать, мысли о прошлом обжигали.