Богдан все это время смотрел на Васю, растерянно моргающего и виновато переступающего с одной ноги на другую. Богдан не мог взять в толк, почему Вася так волнуется, виновным определенно не стоит считать парня, учащегося в колледже, но глупца, только что разрушившего все, что только можно.
Михаил Петрович еще что-то кричал, угрожая тюрьмой и хорошими связями, но Богдану уже было все равно. Без заработка, с еще одной неудачей, с не выдерживающим всего этого организмом, он долго не протянет. В этот раз он потерял сознание от боли, и если бы рядом никого не было, если бы это случилось у него дома, он скорее всего через пару часов захлебнулся бы собственной рвотой.
– Михаил Петрович, не беспокойтесь, у меня есть деньги возместить Вам ущерб, – Богдан вставил эту фразу в несколько секунд тишины, – уже завтра вы будете спокойны.
Старик затих, услышав о возможности возмещения. Вася удивленно выпучил глаза и вопросительно смотрел на Богдана, тот развернулся и снова лег на диван.
Прошло около десяти минут, в баре Михаил Петрович что-то говорил Васе, Богдан лежал с закрытыми глазами. Он думал, что взятого кредита хватит надолго, и что он станет его выплачивать в следующем месяце с взятых им из этого же кредита денег. Он не совсем понимал, что им двигало, когда взял такую большую сумму, вместо, например, нужных ему двадцати тысяч. Конечно, теперь деньги ему пригодились, но они находились в подвешенном состоянии. Ситуация стала хуже некуда.
Хлопнула дверь бара и через минуту в подсобку зашел Вася, присел на край дивана. Помолчав, он заговорил:
– Когда ты грохнулся в обморок, я вытащил тебя из осколков, перевязал раны и дал сильное обезболивающее, которое сам принимаю. Аптечка у старикана оказалась довольно хорошая, я даже обработал царапины антисептиком, гноения или воспаления быть не должно, если мои познания верны. Я не уверен.
Богдан с благодарностью и легкой улыбкой кивнул Васе, но его лицо не посветлело. Он не улыбался.
– Сколько я пролежал?
– Сейчас девять часов. Старик, как и обещал, пришел вечером.
«Ничего себе, – подумал бармен, – почти пять часов» Поникшее лицо Васи заставило его сочувствовать парню:
– Что такое, ты ведь не виноват, я должен был взять больничный, два дня уже себя плохо чувствую, – Богдан попытался приободрить не только его, но и себя, – а Михаилу Петровичу я заплачу, у меня есть на это деньги. Если ты беспокоишься за меня, то прекрати.
Вася нахмурился и с сочувствием взглянул на Богдана:
– Даже если ты и отдашь долг, а он не меньше двадцатки…
Богдан чуть приподнялся с дивана:
– Что такое?
Вася поджал губы:
– Завтра Михаил Петрович ждет тебя с деньгами, а иначе подаст в суд, он сказал мне тебе не говорить, но раз такой дело.
Парень тяжело вздохнул:
– После оплаты долга, ты уволен.
Богдан тяжело плелся в автосервис, размышляя о той ситуации, в которую попал. Завтра он должен убираться вон, искать другую работу. Он не представлял, как собирается устраиваться на новое место. Только благодаря Ярославу, Михаил Петрович держал его у себя, теперь никто не переубедит хозяина бара изменить свое решение.
Улицы были пусты, лишь изредка Богдан видел человека, тяжело идущего по своим делам. В подворотни Богдан не заглядывал, он знал, что там найдет – десятки людей, лишившихся крова. Это темная сторона города: никогда не заглядывай во тьму.
Остановившись на светофоре, Богдан закрыл глаза, на несколько секунд оказавшись в другом месте, более теплом и приятном. Руки болели, раны на щеках ныли. Больше всего Богдан боялся потерять сознание посреди улицы, где не будет такого Васи, помогающего выкарабкаться с того света.
Проехал автомобиль, нарушив идиллию маленького человека. Зажегся зеленый цвет. Отсюда уже было видно здание автосервиса, где ожидал своего часа «Жигули», еще не знающий об очередной неудаче своего хозяина. Если бы автомобили были живыми людьми, они давно бы уже убежали от своих водителей, даже не оглянувшись. Не стоят люди того, чтобы им служили.
Еле как переставляя ноги, Богдан вошел в гараж сервиса, сразу обнаружив «Жигули» в целости и сохранности. Хмурый толстый мужчина боевого вида молча передал ключи и указал на машину. «Немой», – Богдан узнал об этом еще утром, когда мастер писал ему на бумаге стоимость оказываемых услуг. Возможно, у него не было языка, который пришлось удалить, или это врожденная патология, но механик производил хорошее впечатление знатока своего дела.
Немой наблюдал, как Богдан садится в автомобиль и заводит его. Получилось с первого раза без привычного кашля, у бывшего бармена поднялось настроение. Механик показал большой палец с вопросительным выражением лица, Богдан кивнул и ответил тем же жестом.
«Почему я не говорю? В отличие от него, я могу это делать», – Богдан непроизвольно пожал плечами и дождался немого, который подал ему бумагу с окончательными расчетами и стоимостью. Восемь тысяч, Богдан ожидал большей цены, и немного приободрился. Не такая и большая трата для целых нервов, портящихся каждое утро.
Достав кошелек, Богдан отдал деньги, и стал выезжать из гаража. Механик провожал его взглядом, вместе с «Жигулем» вышел наружу. Богдан видел мастера в зеркало заднего вида, пока не повернул на другую улицу.
«Бывают странные люди, но откуда мне знать, считает ли он меня странным?», – Богдан вспомнил рассказ Васи о старике возле церкви, и почему-то захотел сам на него посмотреть. Он ничем не мог обосновать свое желание, даже не понимал, зачем ему делать такой крюк и сжигать лишний бензин, который, кстати, заканчивался. Кажется, ему еще придется заехать на заправку, потратив лишние рубли. Сколько трат вокруг, даже мусорные баки стараются отобрать у тебя деньги! На каждом шагу есть кто-то, кому деньги нужны больше, чем тебе.
Мимо проезжали автомобили, в которых играла самая разная музыка, сидели самые разные люди, вертелись самые разные мысли. Каждый человек нес в себе что-то особенное, будь то стрессы или улыбки, переживания или счастье. Сегодня Богдан не мог отнести себя к счастливым людям, как бы ни старался. Взгляд останавливался на малозначительных вещах: оранжевой сумке женщины в красной шляпке, трости прогуливающегося дедушки, собаке, помечающей гидрант. Даже такой пустынный город, как этот, представлял из себя гигантский муравейник, где каждый делает определенную вещь, однако в муравейнике царит строгая дисциплина, а в городе правят хаос и беспорядочность.
Небольшая церковь Пресвятой Троицы была огорожена низеньким забором, огибающим достаточно большую площадь земли. Кроме самого здания, вокруг находились непонятно зачем находившиеся здесь скамейки и клумбы с увядшими цветами. Рядом находилась лавка с религиозными товарами.
Богдан и остановился на свободном месте, прямо у входа на территорию Бога. Еще не выйдя из машины, Богдан пытался увидеть просящих милостыню бедняков, сидящих у дверей, но никого не нашел. Казалось, что к зданию давно уже никто не подходил, хотя Вася рассказывал обратное.
Богдан с новыми силами вошел за ограждение и зашагал по серой тропинке, оглядываясь на «Жигули» и кусая губу. В магазинчике, похоже, никого не было, продавец, наверное, скрылся за прилавком, а может там вообще никто никогда не находился, кто его знает. У Богдана не было абсолютно никакого желания заглядывать туда, и тем более что-то покупать. Крест осуждающе смотрел на него с вершины церкви, подчеркивая всю важность предстоящего момента. К слову, Богдан никакой ответственности не ощущал и при входе не перекрестился.
Тяжелая дубовая дверь открылась под напором руки Богдана. Он испытал неприятное чувство в кисти, поморщился. Секунду спустя, глазам предстала зала, представляющая собой почти идеально круглое помещение с надраенными до блеска полами. Окна были украшены поблекшей мозаикой, а в дальнем конце церкви находилась кафедра, за ней распятие. Слева от входа стояли постаменты со свечами за здравие и за упокой, по стенам тянулся иконостас с разными святыми: Пантелеймон, Николай, Петр, Павел, Михаил, Иоанн Креститель, Иоанн Воин, Пресвятая Богородица и даже сам Иисус Христос взирали на прихожан. Небольшая комнатка справа от кафедры, скорее всего, была кабинетом местного попа, но Богдан точно этого не знал, в церкви в последний раз он был, когда ему было лет шесть. Его привел сюда отец, в тот день они слушали проповедь, и Богдану было ужасно скучно, он постоянно зевал. Отец слушал каждое слово, обратившись к священнику всей душой. Почему-то этот момент из детства Богдан помнил до сих пор.
Возле кафедры стоял худой мужчина в черной рясе и толстым деревянным крестом на крепкой веревочке, свисающем с шеи. Его лицо украшала рыжая редкая, но длинная борода, а свободные участки кожи были мертвенно бледного цвета, он смотрел на распятие и о чем-то думал. До того момента, как услышал звук открывающейся двери и вошедшего внутрь Богдана. Поп встал и склонил голову.
– Здравствуйте, – тихо сказал посетитель, немного с опаской посмотрев на незнакомца.
– Добро пожаловать, – голос у попа был глубокий, умиротворяющий, спокойный. Богдану сразу стало легче, именно такой голос он и ожидал услышать от представителя церкви, – позвольте мне выразить свою радость, что еще не все люди в нашем городе забыли про Господа нашего.
– Да, еще не все. Неужели я единственный, кто пришел сегодня?
Поп грустно перевел взгляд на кафедру и произнес упавшим голосом:
– Вы единственный, кто пришел за несколько недель.
Богдан нахмурился:
– Мне говорили, что снаружи сидели бездомные и просили милостыню, это было совсем недавно. Они внутрь не заходят?
Служитель поморгал:
– Извините, возможно, снаружи кто-то и сидел, но эти скамьи пустуют уже давно.
Богдану стало немного совестно от своего вопроса, и он отошел к стене, став разглядывать житие Николая Чудотворца. Акустика церкви позволяла услышать каждый звук, раздающийся в помещении. Поп встал рядом с ним.
– Прошу прощения, что прерываю Вас, но не могли бы вы сказать свое имя? – Богдан хотел узнать человека немного подробнее, он вызывал симпатию.
– Да, конечно, это не секрет, – поп немного повернулся, – Кирилл, я приглядываю за этой церковью, больше некому.
Богдан смотрел на большие грустные глаза батюшки и подумал, что тяжело сидеть так в одиночестве целыми днями:
– Вы здесь совсем один, батюшка?
– Да, я слежу за порядком и говорю с редкими людьми, приходящими сюда.
– И как часто это бывает?
– Редко, очень редко.
Богдан подумал, что неплохо бы самому представиться:
– Меня зовут Богдан. Богдан Светлов, и до недавнего времени я тоже не думал приходить сюда.
Кирилл понимающе кивнул:
– Многие приходят к Богу только в трудные времена, а до них даже не помышляют о подобном.
– Честно говоря, я не верю в Бога.
Такое заявление должно было оскорбить священника, по крайней мере, так думал Богдан, но Кирилл лишь слабо улыбнулся и заговорил:
– Никто не должен верить насильно, это выбор человека. Многие до конца жизни не признают существование высших сил, а некоторые верят с самого рождения, это впитывается с молоком матери. Не верить – не преступление. Смеяться над чужими верованиями – тоже. Главное быть верными самим себе, тогда есть шанс на спасение. Верою Енох переселен был так, что не видел смерти. Я верю в Бога, Вы – нет, но я не буду пытаться Вас переубедить, Богдан, мы сами выбираем свой путь, каким бы тяжелым и тернистым он ни был.
Небольшая пауза, и Кирилл с полуулыбкой продолжил:
– Иногда путь приводит нас в никуда, иногда к самому большому чуду на свете. Однако люди и сами творят чудеса. Бог же творил не мало чудес руками Павла. С нашего пути уже не свернуть, можно лишь на время сходить с него, чтобы увидеть чужие дороги и встретиться с людьми, которые так нам дороги. Пути двух людей могут соединиться в небольшую улицу, а потом снова разойтись на маленькие тропинки, это ли не чудо? Бывают пути шириной в автомобильную магистраль, бывают узкие, словно дощечка, перекинутая через болото, однако она тоже куда-нибудь ведет.
Путь может прерываться камнями: маленькими, как галька, которую мы кидаем в озеро, чтобы увидеть, как она отскакивает от воды, или огромными, как глыба, отколовшаяся от горы. Даже тут у нас есть выбор: обойти такой камень, или перелезть, через него, чтобы увидеть на высоте дальнейшую дорогу. Возможно, камень будет таким высоким, что, находясь на его вершине, можно будет разглядеть цель, к которой ты спешишь. Такие камни очень важны в нашей жизни, без них мы не сможем почувствовать себя счастливым. И хоть восхождения на них бывают тяжелыми, открывшийся вид окупит все страдания, перенесенные нами.
Кирилл снова начал смотреть на распятие, а Богдан стал думать о только что услышанном.
«Если бы я увидел перед собой такой камень, я никогда бы не стал на него влезать», – высокий потолок был украшен фресками с изображениями святых. Богдан не знал, какой из них покровительствует ему, и есть ли такой ангел, которого звали бы так же, как и его. Конечно, должен быть, их же великое множество.
– А что мне делать, если на моем пути будет лежать такой камень, который нельзя ни обойти, ни перелезть?
Кирилл ответил просто:
– Таких не бывает. Всякий камень, лежащий перед тобой, можно преодолеть. Он может быть таким широким, что на его преодоление могут уйти годы, и таким высоким, что, нечаянно оступившись, можно насмерть разбиться у его подножья. Когда ты будешь пытаться что-то с ним сделать, в твою душу будут забираться страх, ужас, отчаяние, безысходность, – батюшка стал подниматься к кафедре, – но они тоже своего рода маленькие камешки, падающие откуда-то с вершины, ты можешь от них увернуться, либо стерпеть их удары и смело идти к своей цели. Рано или поздно Вы, Богдан, преодолеете свой камень, даже если не будете видеть его вершины. Главное, не сверзиться вниз, не поддаться ему. Тогда будет можно продолжить свое путешествие. Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его.
Кирилл многозначительно кивнул и встал за кафедру, положив на нее руки.
– Так или иначе, Вы можете молиться или грозить небу кулаком. Неужели Вы, Богдан, думаете, что Бог, создавший целую вселенную, придаст значение оскорблениям в свою сторону? Он всемогущ, и его природа заключается во всепрощении, и человечество не обречено на гибель, оно обречено только на испытания, кои мы и видим в наши годы.
– Вы считаете, батюшка, что человечество не обречено? Если Бог есть, и, как Вы говорите, он всемогущ, и его сила в прощении, то как он допустил, что большая часть населения планеты вымерло, а оставшаяся продолжает умирать? Сколько людей осталось? – Богдан хотел завести Кирилла в тупик, хоть тот и был ему симпатичен. Это был глупый способ самоутверждения.
Но священник только улыбнулся:
– Я не могу этого сказать, иногда Господь отворачивается от людей по немыслимым причинам. Возможно, на других планетах у него есть еще люди, которых нужно выслушать? – батюшка тихо и грустно засмеялся. – За такие речи меня надо бы отлучить от церкви, но, если отлучать от нее еще и таких, как я, православная церковь растворится в небытии.
Богдан внимательно следил за выражением лица Кирилла, выражающего то вселенское отчуждение, то неописуемую грусть, и задался вопросом: а какое прошлое у этого человека? Правила этики не позволяли задать такой вопрос напрямую, да и вряд ли батюшка на него ответит.
– Несмотря на бушующую катастрофу, иногда на землю проливается Божья благодать – дождь, очищающий наши души и тела от скверны, – продолжил священник, – я искренне верю в божественное происхождение дождей, иначе не объяснишь, почему люди не могут выяснить их целебные качества. Люди убивают планету, а Бог пытается ее восстановить.
– Возможно и так.
Богдан, после короткой паузы, осведомился:
– Но, судя по всему, священников наш Бог любит, Вы, батюшка, не болеете. Сколько Вы говорили, и ни разу не закашлялись и не согнулись от боли. Это редкость.
По поникшему виду Кирилла, Богдан понял, что это далеко не так.
– Увы, кара не обходит и духовенство, несмотря на преданность.
Батюшка начал закатывать правый рукав. Практически все предплечье исполнилось черным вперемешку с красным. Жуткая сукровица орошала рану и, словно живое существо, дышала. Позволив Богдану увидеть свой секрет, священник опустил одежды.
– Я практически никогда не снимаю одежды, чтобы не усугубить ситуацию, Богдан. Гниение заживо – очень болезненный процесс, я постоянно чувствую боль, отсюда и моя бледность. Не знаю почему, но Вам я показал это. И отчасти вы правы: иногда камни бывают огромными, но все-таки я не теряю надежду.