– Не туда смотрите.
Он шагнул к ней, печатая первые следы, взял за плечи, повернул в обратную сторону.
– Что тут?
– Катер, – сказала она. – Однотрубный, очень старой конструкции, наверное, паровой. Как он тут оказался?
– А дальше что?
– Снег не знаю докуда, больше ничего. Где город, где гостиница?
– Вы мечтали о море, я вас к нему привез, – Громов усмехнулся. – Ну, почти к морю. Правда, пока мы ехали, оно слегка замерзло.
– Море не замерзает, – возразила Елена. – Оно соленое.
– Конечно. Потому что в нем селедка плавает… Балтийское замерзает, и еще как.
– Ничего оно не замерзает. Опять напридумывали. Что, я на Балтике не бывала?
– Бывали, должно быть, летом. Или в других местах. А я там жил зимой. Соли в Балтийском море почти нет, у берега замерзает везде. Знаете Маркизову Лужу?
– Нет, откуда… Я в Ленинграде никогда не была, не получилось как-то, даже когда ехали в Финляндию через Петербург, перебрались на такси с вокзала на вокзал и города не увидели. А где эта ваша лужа? На Карельском перешейке?
– С другой стороны. В Мартышкино. Неподалеку от Петергофа, где фонтаны – ниже по карте. Там мелководье, замерзает на километры. Выходишь к берегу – снежные равнины и сухой камыш на ветру ш-ш-ш, ш-ш-ш…
В Елениных волосах посверкивал снег, который продолжал тихо падать.
Громов накинул ей на голову капюшон.
– Зачем шапку покупали? Чтобы лежала в машине, а вы мерзли? Какая вы все-таки непослушная, Елена! Хотите превратиться в кошку с красным носом?
– Мне не холодно и мы вышли всего на минутку. Но что это на самом деле, не море ведь, и не поле?
– Я думаю, это Волга.
– Ничего себе какая она широкая!
– А вы что – никогда не видели Волгу?
– Представьте себе, Александр – никогда. В Казани бывала несколько раз, меня возили на машине, всю дорогу болтали, ничего не замечали. А она, оказывается, такая огромная… Как море, в самом деле.
– Это еще не самая огромная. Вот ниже, около Самары… Когда приходилось ездить в Москву на поезде – это что-то. По мосту состав еле тянется и я не подходил к окну.
– А почему?
– Страшно. Кругом черная вода и вагон висит в воздухе. А я до ужаса боюсь воды, хоть рак по гороскопу… Вам смешно?
– Нет, не смешно. У каждого свои страхи. Я боюсь мышей.
– Вы истинная женщина, Елена. А мне смешно по другому поводу. Вы не заметили Волгу и оказались в Казани, а мы пропустили Нижний Новгород и очутились на Волге.
– А вообще, как мы с вами сюда попали? Ведь вроде ехали в гостиницу?
– Вот порвите меня на куски, если я это знаю!
Нижегородская ночь, пустая заснеженная набережная, необъятный волжский плес под черным небом – все это наполняло душу чем-то невнятным.
В бешеной гонке с жизнью неожиданно наступила передышка и Громов не знал, что будет дальше.
– У меня один раз было что-то подобное, – заговорил он. – На предыдущей работе. Однажды мы поехали в Пермь вдвоем с коммерческим директором…
– Женщиной, – подсказала Елена.
– С мужчиной, женщин в той фирме не было. Ехали без карты, он сказал, что знает хорошую дорогу, по которой будет короче, чем по «Р-315»…
– Это которая на Оренбург?
– Нет, на Оренбург четырнадцатая. Пятнадцатая – «Уфа-Пермь», в другую сторону… Ну неважно, в общем, выяснилось, что он ни черта не знает, ехали по указателям и смеялись до смерти.
– А почему смеялись?
– Потому, что в Пермском крае названия населенных пунктов одно другое краше и все нецензурные, стесняюсь повторить… Ехали мы, ехали, повернули не туда, въехали в Осу и того не заметили.
– Вас осы до смерти искусали?
– Нет, осы не успели. Это у них такой городок – Оса. Мы не поняли, пока не выехали на берег: точно такой же, как здесь, дорога обрывается и впереди вода, сколько видит глаз. Хорошо, на тормоз успел нажать.
– А что это было?
– Камское водохранилище. Раз в пять шире Волги, если не в десять.
– Ну, Александр, у вас на каждый случай жизни есть своя история. Без вас с тоски бы умерла…
Она засмеялась, опять легко и весело.
– Так вот, Елена, здесь то же самое, – Громов развел руками. – Если бы мне велели подъехать к этому катеру, объяснили все до каждого светофора, никакое волчье чутье не помогло бы, заблудился и спуск к Волге искал целый час. А тут мы все проболтали, как две Незнайки в Солнечном городе, не заметили ни одной гостиницы, но как попали сюда, ума не приложу.
– Это не удивительно, – сказала Елена. – Кто со мной свяжется, сто раз пожалеет.
– Когда я учился в Ленинграде, у любого таксиста в любое время суток можно было купить водку, – ответил он.
– Гениально! – она похлопала в ладоши. – Чехов отдыхает с его жарой в Африке! К чему вы это вспомнили? В те времена часто ездили на такси?
– Нет, студентом я вообще на такси не ездил. А сейчас…
По дороге, идущей вдоль откоса, с шелестом проехала машина. Ее фары светили тускло, удаляющиеся красные габариты подчеркнули холодную пустоту берега.
– И, кстати, Елена, – заговорил Громов. – Мы с вами, кажется, въехали в пешеходную зону: смотрите, вон там наезжено, а тут ни одной колеи. Такое со мной случается редко. Надо убираться, пока не очнулись какие-нибудь менты. На ДТП их ждали три часа – когда не надо, появятся, как черти из ларца и с моими номерами несдобровать. Уезжаем отсюда, возвращаемся в город, кого-нибудь остановим, узнаем, где поблизости гостиница.
– Подождите Александр, – Елена смотрела через его плечо. – Тетка какая-то спускается сверху, у нее спросим.
– Садитесь в машину, я спрошу,
– Нет, хватит вам бегать, теперь моя очередь. И потом, ночью она испугается незнакомого мужика.
Елена побежала по снегу. За ней оставался ровный пунктир.
Громов смотрел ей вслед и ощущал, что смертельно устал.
Последние десятилетия он работал на износ, мотался туда и сюда, словно привязанный к тем самым крыльям мельниц. В круговерти не ощущалось усталости, каждая решенная задача сулила еще более удачную следующую.
Но сегодня он споткнулся – на ровном месте и не по своей вине – и понял, что до предела изможден.
И одновременно казалось, что сейчас идет какая-то другая жизнь – совсем не та, которую он вел все эти годы. Почудилось, что они с Еленой связаны чем-то прочным, а не только ее полуразобранной машиной, которая висела сейчас на подъемнике.
Снег валил все гуще; сквозь пелену казалось, что красные винты катера ожили и начали вращаться.
–…Александр!
Громов обернулся.
Елена, стояла перед ним, дышала возбужденно.
– Александр, вы самый мудрый волк из всех, кого я знаю.
– В чем именно на данный момент? – усмехнулся он.
– Мы приехали к гостинице! Прямо к гостинице! Ну, почти прямо.
– А какая здесь гостиница?
– «Волжский откос», лучшая в городе. Мы попали как раз, куда надо!
Сорокасемилетняя виолончелистка, выпускница Московской консерватории, размахивала руками, словно пионерка, которую пообещали пропустить на фильм из категории «до 16 лет».
– Но, Елена, где гостиница?
– Вот, вот, там – видите, лестница?
– Вижу, да.
– Сверху справа их кремль, стена зубчатая, но нам не туда. Вон там, левее, Чкалов стоит!
– Чкалов?
Присмотревшись, Громов увидел крошечную фигурку, которая парила в снежной высоте, поддержанная ртутным сиянием.
– Надо же, точно такой, как в Оренбурге, – сказал он. – Только там нет лестницы.
– А тут есть и называется «Чкаловская». Так вот, дальше Чкалова и чуть выше видите огоньки?
– Вижу… пожалуй, – согласился он.
Наверху что-то светилось сквозь голые деревья – не прожекторным, а теплым домашним светом.
– Так вот где-то там «Волжский утес».
– Так все-таки «откос» или «утес»?
– А вот не знаю, – Елена махнула рукой. – Бабка так назвала, потом эдак, сама путает. По ее виду не скажешь, что она хоть раз в жизни бывала в отеле. Ну неважно – главное, мы приехали куда надо и гостиница рукой подать.
– Подать, да. Но как туда попасть…
– Да как нефиг делать. По лестнице вверх и от Чкалова метров двести.
– По лестнице поднимемся и машину на себе затащим, – подтвердил Громов.
– Балет, не подумала спросить, как туда отсюда доехать…
Елена потерла лоб.
– А при чем тут балет? – спросил он. – Думаете туда допрыгать?
– Да нет, прыгать не будем. Это в консерватории был у нас курсе один азер, учился на контрабасе…
– Это который вдвое больше вашей виолончели?
– Нет, на духовом. Огромная медная труба, надевается на плечо. Раньше называли «геликон».
– Ясно. Так что ваш азер? С контрабасом на плече прыгал вверх по лестнице?
– Нет. Он любил ругаться по-русски, говорил, что в азербайджанском нет ругательств. Но некоторые звуки не мог произнести, обзывал кого-нибудь падшей женщиной, а получалось – «балет».
– Ну, Елена, с вами тоже не соскучишься, – Громов засмеялся.
– Стараюсь не отставать от вас, Александр. Ну так что, садимся и едем?
– Садимся и едем. А насчет того, как доехать, не переживайте. Я сориентировался, поднимемся наверх, там разберемся.
Кажется, изнурительный день подходил к концу. Нашлась гостиница, впереди ожидал душ, ужин, выпивка и маленький номер, где можно было забыться до утра.
Елена первая забралась в машину. Она, конечно, была измучена еще больше.
Снег продолжал падать, но уже не казался таким холодным.
– Послушайте, Елена, – спросил он, торя целину к проезжей дороге. – А в песне про отель «Калифорния» о чем говорится еще, кроме того, что виски нет с шестьдесят девятого года?
– Сначала в общем ни о чем. Как и во всех таких песнях, главное ритм, не слова. Как он ехал по пустынному холодному шоссе, овеянный дымком марихуаны, и вдруг увидел впереди огоньки – это оказался отель, где найдется место в любое время года, и она стояла в дверном проеме со своей любовью навсегда… И припев – «рады видеть вас в отеле «Калифорния», это чудесное местечко»… И все так хорошо.
– В самом деле хорошо, – Громов кивнул. – Местечко на утесе обещает быть чудесным.
– А в другом варианте русского перевода – не он едет, а она, и он обнимет ее своей любовью.
– Тоже хорошо. А в нашу «Калифорнию» мы едем вместе и обнимем друг друга любовью без всяких «он» и «она»? Так, Елена? Попросим два соседних номера, чтобы нас разделяла только стенка.
Он усмехнулся, не придавая значения словам, подыгрывая теме.
– Так, конечно, – серьезно ответила она. – Но в оригинальном варианте есть последний куплет, который не переводился на русский.
– И что там?
– Ночной портье говорит: «Мы принимаем всех, ты в любой момент можешь расплатиться и выписаться, но ты никогда не сможешь отсюда уехать».
– Мы вдвоем, мы сможем, – возразил Громов. – Переночуем и уедем.
Елена не ответила.
Двигатель натужно ревел на первой передаче, вытягивая машину вверх по Волжскому откосу.
11
– Египетская гробница.
Елена вздохнула, склонясь в полукруг, вычищенный от снега пассажирским «дворником».
Темное, прямолинейное – очерченное параллельными и перпендикулярными линиями – здание казалось смертельно унылым. Количество этажей оставалось неясным: верхние не различались сквозь метель.
Вдоль цоколя желтел ряд огромных ресторанных окон, кое-как завешенных шторами.
Над ними теплился бельэтаж – галерея с балконами, напоминающими пещеры.
Все, что было выше, таяло во тьме.
Отель стоял, как тонущий корабль, с которого убежали пассажиры первых классов.
–…Нет даже дымка марихуаны…
Сооружение казалось еще не мертвым, но уже не живым.
–…И это их лучшая гостиница?
– А вы ожидали увидеть десять этажей и наружные лифты в прозрачных коробах? – усмехнулся Громов.
– Ну… – вздохнув, Елена замолчала.
Он тоже вздохнул.
Мрачный портал, поддерживаемый колоннами квадратного сечения, украшала вывеска из двух слов, над ней сияли два ртутных прожектора. Левый, видимо, попал под глыбу льда, сброшенную с крыши, развернулся и светил на тротуар. Однако можно было догадаться, что под ним написано
«ВОЛЖСКИЙ».
Правый стоял исправно и освещал слово
«ПЛЕС».
– Все верно, плес, – сказал Громов. – Волжские откосы не здесь, а среди Астраханских полей.
– Каких-каких полей? – переспросила она.
– Астраханских. Это из поэмы детства. «Киров с нами». Знаете?
– К стыду своему – нет.
– Плес, утес, или откос – похоже, что нам тут вряд ли понравится.
– Знаете, Александр… – Еленин голос звучал тускло. – Мне уже все равно. Я так устала, что сейчас хочу лишь вымыться и спать. Куда угодно, на плес, хоть под откос. Кто знает, может, фасад облез, а номера уютные?
– Может быть, – он пожал плечами. – Во всяком случае, уж точно не тесные. Стиль – сталинский кубизм, почти пролеткульт. В Ленинграде таких было много: снаружи гробница, а потолки четырехметровые и воздуха достаточно.
– Давайте тогда здесь и причалим.
– Кроме того, я тут по дороге заметил охраняемую стоянку, – добавил Громов. – В соседнем квартале и есть места. Я съезжу, поставлю машину, а вы заселяйтесь, заодно посторожите мою командировочную сумку…
– Какую сумку?
– Командировочную. Люблю, знаете, жить с комфортом. Куда ни еду, всегда рассчитываю, что придется ночевать. Бритва, полотенца, несколько свежих рубашек: люблю каждое утро надевать чистое – еще кое-что, зимой брюки для отеля и даже тапочки.
– Тапочки?!
– Ну да, а что? Переобуться и ходить по-человечески, а не в зимних сапогах.
– Ну, Александр, вы меня в очередной раз удивляете. Впервые встречаю человека, который с таким тщанием относится к дорожной жизни.
– Что выросло, то выросло, – он усмехнулся. – Сумка, мягко говоря, не легкая. Я ее оставлю при вас, чтобы не тащить со стоянки, потом заселюсь.
– Нет.
Елена решительно покачала растрепанной головой.
– Вместе заселимся, вместе съездим, вместе поставим вашу машину, вместе вернемся.
Громов молчал, не ожидав такого желания.
– Только вместе. Александр, знаете… Если честно…
Потупившись, она вывернула шапку, нашла этикетку с рекомендациями о стирке, прочитала, растряхнула обратно.
–…Мне до сих пор страшно. У меня все еще последействие. Я снова вспоминаю аварию. И без боюсь, Александр. Никуда вас не отпущу дольше, чем на пять минут. Ясно?
– Ясно, – Громов вздохнул. – Понимаю и принимаю. До отхода по номерам обещаю не отлучаться от вас дальше, чем на метр. Но сейчас все-таки отлучусь – схожу узнаю, как там вообще. Отпустите?
– Отпущу. Я пока найду документы. Паспорта, кажется не взяла, но без прав выехать не могла. В этой сумке сто карманов, не хочу рыться при всех. Такая уж я тундучка, не люблю чужим показывать.
– Ищите. И сторожите мой бесценный сервер. Я быстро. Шаг туда, шаг обратно. Всего и делов-то.
– Поскорее, Александр, ладно?
Елена глядела ясно и в ней светилась жизнь.
12
Снежинки кружились, спускаясь с неба, сверкали под светом фонаря и превращались в пар, не успев упасть. Затяжной подъем дался не без труда, капот до сих пор дышал жаром.
Громов с силой захлопнул дверь.
От удара из-под окантовки отвалился кусок наледи, скользнул по лобовому стеклу, миновал руку «дворника», проехал вперед и беззвучно упал куда-то на бампер.
– Что случилось, Александр?
Голос Елены звучал участливо.
– Что-то не так?
– Проклятие!
Он стукнул кулаком по рулю; коротко взвыл клаксон, с замерзшего дерева отозвалась невидимая ворона.
– Это «Калифорния», только со знаком «минус». Оттуда бы нас выпустили, сюда не заселят. То есть мы сами не заселимся.