Они сидели вокруг стола, разделившись по возрасту и опыту. По одну сторону — Лоренсо, Антон, Дамасо, падре Рафаэль, служивший мессу в деревне Сарагоса, а также исполнявший обязанности учителя, Грегорио и Сантьяго, старейший из служащих. По другую сторону стола сидели молодые, кому ещё не исполнилось тридцати: Мануэль, Хакобо, Килиан, Матео и Марсиаль. Пока бои, среди которых был и Симон, накрывали стол к ужину, старики вспоминали свои первые годы на острове, а молодые слушали с вызывающим недоверием самонадеянной юности.
К концу ужина управляющий попросил тишины, чтобы произнести небольшую речь в честь своего доброго друга Дамасо, которую Килиан не слишком внимательно слушал, изрядно опьяненный вином «Аспиликуэта» из Риохи, любезно предложенным Гарусом; к тому же, проклятый зуд снова разыгрался, совершенно немилосердно терзая все тело. Когда управляющий замолчал, послышались громкие аплодисменты, слова благодарности и пожелания доброго пути.
Когда уровень вина в бутылках значительно понизился, беседа приняла другой тон.
— Вы уже со всеми простились? — лукаво спросил Матео — симпатичный мадридец, дружелюбный, порывистый и даже чуть нервный, чьи маленькие усики всегда готовы были дернуться вверх, открывая широкую улыбку под острым носом.
— Думаю, что да, — ответил доктор.
— Точно со всеми? — не отставал Марсиаль, напарник Хакобо во дворе Якато — здоровенный волосатый детина почти двухметрового роста, с мясистым добродушным лицом и могучими руками, похожими на брёвна.
Доктор понимал, куда он клонит, но явно не хотел вдаваться в подробности.
— Все, кто действительно для меня важен, сидят за этим столом, — сказал он, указывая на присутствующих. — И поэтому я повторяю: да, со всеми.
— Если дон Дамасо говорит: со всеми — значит, так оно и есть, — вступился за него Сантьяго — спокойный и рассудительный мужчина примерно одних лет с Антоном, худой и бледный, с гладко зачёсанными прямыми волосами.
— А я знаю одну особу, которой сегодня очень грустно... — вмешался Хакобо.
Молодые расхохотались — за исключением Килиана, который не знал, кого имеет в виду его брат.
— Довольно, Хакобо! — упрекнул сына Антон, украдкой кивая в сторону падре Рафаэля, которому едва ли могли понравиться подобные разговоры.
Хакобо развёл руками и пожал плечами с самым невинным видом.
— Парень, не наглей. — Дамасо погрозил пальцем. — Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень — верно, падре?
Все снова рассмеялись над явной двусмысленностью старого доктора, имевшего при этом самый невинный вид. Падре Рафаэль — грузный круглолицый мужчина с пухлыми губами, бородкой и обширной лысиной, которого все любили за добродушие — столь откровенно покраснел, что Дамасо поспешил объяснить свои слова:
— Я не имел в виду вас, падре Рафаэль. Ещё чего не хватало! Я всего лишь цитировал Библию. Ох уж эта молодёжь!.. — Он тряхнул головой. — Вор кричит: «Держите вора!», и так далее, и тому подобное...
— Вот именно, — рассудительно заметил священник. — Я не устаю повторять, что лишь те, кто умеет обходиться без женщины, смогут сберечь и здоровье, и кошелёк. Вот только боюсь, что мои слова на этой земле греха и соблазна — все равно что глас вопиющего в пустынею — Он вздохнул, посмотрев на Килиана. — Остерегайся своих приятелей, парень... Я имею в виду этих обормотов, конечно же.
Он снова весело подмигнул остальным.
— Полагаю, мне пора идти спать, вам не кажется? — Дамасо поднялся, опираясь обеими руками о стол. — Завтра мне предстоит долгое путешествие.
— Я тоже пойду спать, — сказал Антон, который и впрямь выглядел усталым.
Килиан и Хакобо переглянулись: оба подумали об одном и том же. Под глазами Антона залегли тёмные круги — в последнее время он очень уставал. Как он был не похож на того отца, каким был в молодости! Он никогда не жаловался, и Килиан не помнил, чтобы он болел. Он всегда был сильным, и физически, и духовно. Несколько лет назад, приезжая в Пасолобино из Африки, он работал в поле с такой страстью, как никогда прежде.
«Наверное, ему стоит взять отпуск, — подумал Килиан. — Или совсем вернуться домой, как Дамасо».
Старый доктор сердечно простился со всеми, пожав каждому руку, после чего удалился в сопровождении Антона, Лоренсо, Сантьяго и падре Рафаэля, которые тоже решили пойти спать. Хакобо тоже поднялся и вышел, жестом давая понять, что сейчас вернётся. Уже в дверях Дамасо обернулся, словно о чем-то вспомнив.
— Да, кстати, Мануэль, — сказал он. — Позволь дать тебе последний совет.
Мануэль кивнул.
— Я имею в виду эти укусы Килиана, — он выдержал паузу, желая убедиться, что все его слушают. — Салициловый спирт.
Килиан растерянно заозирался, а Мануэль поправил очки, благодарно улыбаясь, что старый доктор призвал его в свидетели.
— Пусть мажет им все тело, и через две недели сыпь полностью исчезнет. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи и доброго пути! — пожелал ему Хакобо, доставая бутылку виски, купленную в лавке Хулии. — Если вы не возражаете, мы выпьем по глоточку за ваше здоровье.
Дамасо ласково похлопал его по плечу и вышел из столовой, с сожалением думая обо всех проведённых здесь вечерах, которые отныне останутся лишь в воспоминаниях.
Хакобо велел Симону принести чистые стаканы. Под выпивку и смешки Килиан узнал, что если кому и будет не хватать Дамасо, так это Рехине — женщине, которая была его тайной сердечной подругой на протяжении последних десяти лет.
— Десяти лет! — воскликнул Килиан. — Но разве у него нет жены и детей в Испании?
— В том-то и дело, что в Испании! — Марсиаль сделал глоток. Его организм, видимо, был привычен к спирту тройной перегонки. — Испания слишком далеко.
— А они ещё и сами вешаются нам на шею, лишь бы взяли в сердечные подруги! — подхватил Матео, картинно разводя руками. — Так что же нам ещё остаётся? Плоть слаба, и они прекрасно это знают!
Килиану невольно вспомнился Грегорио, лежащий на женщине в лесу, и разговор с Хакобо в машине.
— Несомненно, подруги делают жизнь на острове более чем сносной. — Хакобо поднял бокал над головой. — Так выпьем же за них!
Остальные тоже подняли бокалы и выпили, после чего за столом воцарилось недолгое молчание.
— И что же теперь будет с этой Рехиной? — спросил Килиан.
— Да что ей сделается! — ответил Матео, воюя с пуговицами рубашки. Вентилятор под потолком почти не спасал от жары, которая от выпитого стала ещё мучительнее. — Погорюет несколько дней, а потом найдёт себе другого. Все они так делают.
— Положим, это ей будет непросто, — добавил Марсиаль, меланхолично почёсывая своё огромное ухо. — Она, прямо скажем, уже старовата. Но зато все эти годы жила как настоящая сеньора. Дон Дамасо — истинный кабальеро!
Килиан смотрел вокруг остекленевшими глазами цвета расплавленного янтаря. Его очень удивили представления друзей о том, что такое настоящий кабальеро. По их мнению, вполне нормально десять лет жить с женщиной, а затем, как ни в чем не бывало, преспокойно вернуться в объятия законной супруги.
Мануэль между тем наблюдал за Килианом. Он прекрасно понимал, какие мысли роятся в его голове. Да, нелегко испанскому юноше, воспитанному в среде, где любое проявление чувств считается грехом, где влюблённые не могут на людях даже взяться за руки, а супружеская измена считается преступлением, принять неписаные правила совершенно иного мира, где секс столь же естественен, как еда. Да, большинство мужчин эти правила принимают легко и с удовольствием, но не все люди одинаковы. В отличие от своих друзей, Килиан привык вести жизнь, которую можно было назвать добропорядочной.
— А что, если от такой связи родятся дети? — спросил наконец Килиан.
— Их не так много... — вмешался Хакобо.
— Эти цветные шлюхи знают, как избежать беременности, — со всей убеждённостью добавил Грегорио.
— И все же они есть, — вмешался Мануэль, — хотим мы этого или не хотим. Откуда, вы думаете, берутся все эти мулаты, которых вы видите в Санта-Исабель?
Матео и Марсиаль в панике переглянулись и пристыженно потупились. Хакобо поспешил вновь наполнить бокалы.
— Видишь ли, Килиан, в таких случаях ребёнок обычно остаётся с матерью, а та получает отступные либо регулярные выплаты на его содержание. Я знаю несколько случаев — правда, их можно пересчитать по пальцам — когда отцы признавали своих детей-мулатов и даже посылали их учиться в Испанию. Но, как я уже сказал, такое случается крайне редко.
— А тебе известны случаи, чтобы белый женился на негритянке? — спросил Килиан.
— До сих пор такого не случалось. Если кто-то и пытался, его быстренько спроваживали в Испанию.
— Да и зачем кому-то жениться на негритянке? — презрительно бросил Грегорио.
— Совершенно незачем! — поддержал Марсиаль, откидываясь широченными плечами на спинку стула. — Они и так тебе дадут все, что нужно, без всякого алтаря!
Хакобо, Матео и Грегорио довольно улыбнулись. Мануэль поморщился, явно задетый этим замечанием, а Килиан ничего не сказал, обдумывая услышанное.
Грегорио, уже давно заметивший интерес Килиана к этому вопросу, не упустил случая с ним схлестнуться.
— Кстати, если уж тебя заинтересовала эта тема: не хочешь ли сам попробовать?
Килиан не ответил.
— Слушай, оставь парня в покое! — сказал Матео, мягко похлопав его по плечу.
Грегорио прикрыл глаза и всем телом навалился на стол.
— Или ты тоже считаешь Антона святым? Да за все годы, что он провёл на Фернандо-По, он перепробовал кучу шлюх!
— Грегорио!.. — прервал его Матео, видя, как вспыхнуло лицо Хакобо.
Действительно, одно дело — в шутливом тоне обсуждать шлюх, и совсем другое — откровенно лгать, стараясь причинить боль, чего Грегорио совершенно очевидно пытался добиться. Все присутствующие прекрасно знали Антона. И уж, во всяком случае, подобные беседы между кабальеро подразумевали определённый уровень тактичности и сохранение тайны. Любым шуткам есть предел. Таков неписаный закон острова.
— Может, вокруг ходят целые толпы твоих братьев-мулатов, как знать... — продолжал Грегорио, цинично ухмыляясь. — Даже интересно, что думает об этом твоя мамаша?
— Хватит, Грегорио! — грозно оборвал Хакобо. — Думай, что говоришь, ясно? Это ложь, сам знаешь!
— Да брось! — высокомерно заявил Грегорио. — В конце концов, он такой же мужик, как все остальные...
— Уж во всяком случае, получше тебя! — повернулся к нему Мануэль.
— Пожалуй, не стоит об этом говорить, — добавил Матео, покручивая ус.
— Сразу видно — новичок! — оставшись в одиночестве, Грегорио пытался оправдаться. — Это была шутка. Хотя лично я бы не дал бы руку на отсечение за Антона...
Килиан покачал виски в бокале, так, что янтарная жидкость заходила кругами. Хмель внезапно прошёл, и мысли его вновь обрели ясность. Медленно подняв голову, он уставился на Грегорио твёрдым ледяным взглядом.
— Ещё раз ко мне полезешь, — объявил он, с трудом выговаривая слова, — получишь по полной!
Грегорио фыркнул, вставая.
— Ты что же, шуток не понимаешь? Скажите, какая цаца!
— Хватит, Грегорио! — резко оборвал его Мануэль.
— Ты что, не слышал? — Марсиаль угрожающе поднялся, демонстрируя могучий рост.
— Защитнички, тоже мне! — прошипел Грегорио. — Ничего, однажды настанет день, когда никого из них рядом не окажется.
Хакобо бросился на него, крепко схватив за плечо.
— Кому ты угрожаешь, придурок?
Грегорио резко вскочил и почти выбежал из столовой. Марсиаль и Хакобо снова сели на свои места и вновь глотнули виски, чтобы немного успокоиться.
— Не обращай внимания, Килиан, — произнёс наконец Марсиаль. — Раньше он не был таким, а теперь вдруг как с цепи сорвался. Но, как говорится, собака лает, ветер носит...
— Очень на это надеюсь, — спокойно ответил Килиан, хотя внутри у него все клокотало от ярости. — Ещё одного раза я ему не спущу.
В пятницу вечером Йеремиас передал Симону записку, которую принёс бой из дома Хулии. Хулия писала, что обоих братьев и Антона ждут в ее доме к ужину.
Килиан едва дождался субботнего утра, чтобы поговорить с Хакобо. В шесть часов утра он спустился во двор, где уже собрались брасерос, как никогда пунктуальные, в ожидании еженедельного жалованья. Они ждали, выстроившись в шеренгу, пока назовут их имена одно за другим, чтобы получить желанные деньги и поставить отпечаток пальца напротив своего имени в списке, лежавшем на вынесенном во двор столе. Эта церемония, так же, как еженедельная выдача поварам продуктов по понедельникам, занимала около двух часов. Дожидаясь, пока их вызовут, брасерос пользовались возможностью почистить зубы своими неразлучными «чок-стик» — щеточками, сделанными из корешков, которыми, собственно, и были обязаны своей ослепительной улыбкой.
Килиан подошёл к Хакобо и протянул ему записку Хулии.
— Очень умно, ничего не скажешь, — раздраженно фыркнул Хакобо. — Она прислала записку тебе, чтобы мы точно пришли. Ну что бы ей стоило выбрать какой-нибудь другой день? Так нет же: обязательно в субботу!
— Чем тебе не нравится суббота? — поинтересовался Килиан. — Какая разница?
— Субботний вечер здесь священен, Килиан. В смысле, для всех. Посмотри на этих людей. Чему, по-твоему, они так радуются? Завтра им выплатят жалованье, а вечером они спустят изрядную его часть в Санта-Исабель.
— Так что же: идём мы в гости или нет?
— Да-да, конечно, идем. А теперь ступай к Грегорио, и чтобы никаких препирательств! Сегодня он будет как шелковый.
Когда Килиан сел за стол, Грегорио сунул ему список своих бригад. Затем поднялся из-за стола, даже не взглянув на Килиана.
— Вот, возьми, — сказал он. — Я сегодня занят, мне нужно готовить отчетный материал по Обсаю. Нельсон тебе поможет.
Килиан сел за стол и принялся изучать список. Поглядев на Симона, он заметил, что тот несколько заскучал. Парнишка был одет, как всегда, в шорты и рубашку с короткими рукавами, то и другое — цвета хаки. Вот только на ногах у него вместо ботинок сегодня были простые сандалии из кожаных ремешков.
Несмотря на то, что он был похож на других ребят своего возраста, Килиан всегда отличал Симона по особому блеску в огромных глазах — казалось, парень все время начеку, словно постоянно ждёт какого-то подвоха, поводя головой из стороны в сторону и подмечая все, что происходит вокруг. Килиан жестом подозвал его к столу, чтобы помог Нельсону переводить. Когда подошла очередь одного из рабочих, к столу тут же протолкался другой и встал рядом, что-то возмущенно тараторя без остановки. Килиан мысленно выругался: день начинался с очередной дрязги.
— Что случилось, Нельсон? — спросил он.
— Этот человек утверждает, что Умару должен ему деньги.
Это имя показалось Килиану знакомым. Подняв взгляд, он вспомнил парня, которому Грегорио отказался дать хинин в тот день, когда произошёл памятный случай с удавом.
— За что ты ему должен? — спросил он.
Хотя Нельсон старательно переводил каждое слово, уже по одним жестам Умару можно было догадаться, что он не намерен платить. Между тем, истец с каждой минутой все больше выходил из себя. Остальные рабочие молча наблюдали за этой картиной.
— Экон одолжил ему свою жену. Умару попользовался ее услугами, а теперь не хочет платить.
Килиан растерянно заморгал и стиснул зубы, чтобы не рассмеяться. Ничего смешнее он в жизни не слышал. Не веря своим ушам, он смотрел на этого привлекательного мужчину среднего роста, с коротко остриженными волосами, высокими скулами и ямочками на щеках.
— Так, говоришь, Экон одолжил ему свою жену?
— Да, конечно, — как ни в чем не бывало, ответил Нельсон. — Умару холост. Холостым нужны женщины. Женатые одалживают им своих жён, если жены не против, а те потом платят им деньги. Так вот, Экон хочет получить свои деньги.
— Мони, мони — да, масса! — повторял Экон, старательно кивая.
— Мони нет, масса! — столь же упрямо повторял Умару, мотая головой.
Килиан фыркнул. Он терпеть не мог выступать в роли третейского судьи. Так они никогда не закончат!