Внезапно Хулии пришла в голову совершенно безумная идея, в первую минуту — смутная, а со временем все более ясная: самой поехать на плантацию вечером, после ужина. Она бывала там несколько раз вместе с отцом, и прекрасно помнила блистательное главное здание. Она придумает какую-нибудь легенду и проберется в его комнату, где поговорят наедине, и может быть...
От возбуждения она закусила губу. Если кто-нибудь случайно увидит ее на галерее спального этажа, она всегда может сказать, что принесла записку для Антона от Эмилио. Никто даже не усомнится в подобном алиби!
Мало-помалу она разработала план во всех деталях. Для поездки на плантацию она выбрала четверг: это был самый благоприятный день для реализации планов. В четверг родители Хулии уходили к соседям играть в карты, и она могла взять машину — якобы, чтобы поехать в кино. С другой стороны, это был будний день, и у Хакобо не было причин отлучаться из Сампаки.
В четверг после ужина Хулия старалась вести себя как обычно, чтобы не вызвать подозрений — ну, разве что, несколько более тщательно накладывала макияж. Сев наконец за руль отцовской красно-кремовой «Воксхолл-кресты», она расстегнула две верхние пуговицы розового платья в мелкий цветочек, с рукавами до локтя, выбранного специально для этого случая, и накрасила губы более яркой помадой. Едва она услышала шум мотора, как ее сердце забилось в предвкушении.
Через считанные минуты последние огни города остались позади, и над дорогой воцарилась тьма. Свет фар позволял видеть дорогу лишь на несколько метров впереди. Хулия похолодела от страха, стоило ей представить, какие жуткие создания бродят по лесным тропам в этот час. Пока одни животные спят, другие под покровом ночи творят свои чёрные дела.
Когда она проехала деревню Сарагоса, впереди забрезжил тусклый свет огней, маячивших в нескольких хрупких хижинах с большими окнами без стёкол, в которых метались длинные чёрные тени. В эту минуту Хулия пожалела, что не выбрала другую, лунную ночь: тогда бы луна освещала ей дорогу, словно мощный прожектор. Краем глаза она заметила, как вершины пальм у въезда в Сампаку то выступают из мрака в свете фар машины, то вновь исчезают во мгле, словно призраки.
Внезапно перед ней оказался седой чернокожий мужчина с фонариком в руке, которым он отчаянно размахивал, требуя, чтобы она остановилась. Сердце у неё замерло. Седой заглянул в окошко машины и, похоже, не на шутку удивился, обнаружив за рулём белую женщину.
— Добрый вечер, мис, — поприветствовал ее Йеремиас. — Могу я чем-нибудь помочь?
— Я принесла записку для массы Антона, — она столько раз репетировала эту фразу, что прозвучало совсем естественно. — Здесь всегда так темно?
— Да, у нас здесь перебои с электричеством. Даже не знаю, когда его включат. — Йеремиас беспомощно развёл руками. — Вот только боюсь, вам придётся припарковаться подальше от дома. Нигерийцы заполонили весь главный двор...
— Хорошо, хорошо, — поспешно произнесла она, не желая, чтобы этот человек приставал к ней со своими ненужными объяснениями. — Большое спасибо.
Хулия проехала ещё несколько метров, непостижимым образом обогнув толпу мужчин, танцевавших с мачете в руках. Некоторые поднимали над головой масляные лампы, в свете которых их огромные глаза ярко сверкали на тёмных лицах. Все эти глаза теперь повернулись навстречу нежданной гостье. Хулия прикинула, что, если остановит машину здесь, ей не нужно будет тащиться пешком добрые полсотни метров до главного здания, пусть даже ей и придётся протолкнуться сквозь толпу.
Она, конечно, могла вернуться в машину и, давя на клаксон, как сумасшедшая, развернуться и умчаться прочь. Вместо этого она глубоко вдохнула, пытаясь разобраться в ситуации. Вне всяких сомнений, у нее просто истерика, и эти люди вовсе не хотят ей ничего плохого. С минуту они разглядывали ее, а потом вновь отправились своей дорогой. Хулия решила набраться смелости и пошла прочь от машины. Колени у неё дрожали; она шла неуверенно, слушая замечания брасерос на чужом языке, которого не понимала, но смысл вполне могла уловить по сальному тону. Со всех сторон ее окружали десятки обнаженных тел и мускулистых рук; холодный пот стекал по ее спине, заливал глаза. Добравшись до подножия лестницы, она столкнулась с каким-то мужчиной и чуть не упала; она едва не потеряла сознание, когда ее подхватили крепкие руки.
— Хулия! — раздался над ухом знакомый гооос. — Ради всего святого! Что ты здесь делаешь в столь поздний час?
Она никогда бы не подумала, что звук этого голоса может подействовать настолько успокаивающе.
Она подняла взгляд.
— Ещё не так поздно, Мануэль, — сказала она. — У меня записка к Антону от отца.
— Разве нельзя было прислать ее с кем-нибудь из боев?
— Их нет дома, — соврала она, чувствуя, как краснеет. — А мне нетрудно было завернуть сюда по дороге из кино.
— Но это же такой крюк!
Стоя рядом с Мануэлем, Хулия отважилась взглянуть на мужчин, по-прежнему толпившихся за их спинами.
— Ты можешь обьяснить, что здесь происходит? — спросила она.
— Брасерос решили устроить охоту на лесных крыс — с мачете, всеми тремя дворами.
— Охоту на громпи? В темноте?
— В темноте даже удобнее, — ответил Мануэль. — Если их сейчас не уничтожить, они расплодятся, попортят плоды какао и погубят урожай. А потом нигерийцы устроят во дворах праздник с жарким из громпи.
— А вы тоже в этом участвуете? — спросила она.
— Я — нет, хотя, признаюсь, мне очень интересно: ведь я никогда не участвовал в подобных мероприятиях. Но остальные служащие и бригадиры наблюдают за охотой, чтобы не возникло проблем.
Хулия не знала, смеяться ей или плакать. Сколько усилий она приложила, чтобы встретиться наконец с Хакобо, а тут какие-то несчастные грызуны сорвали все ее планы!
— А тебе самой не хотелось бы посмотреть? — спросил Мануэль. — Ночные джунгли полны тайн.
Не успев ответить, Хулия услышала голос Хакобо, он как раз спускался с лестницы вместе с Килианом, Матео, Марсиалем и Грегорио.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Хулия закусила губу, лихорадочно придумывая очередную отговорку, чтобы выкрутиться из щекотливого положения. Наконец, она взяла под руку Мануэля, чувствуя, как жар тропической ночи приливает к щекам.
— Мануэль пригласил меня принять участие в охоте, и я охотно приняла приглашение, — ответила она.
Мануэль удивленно посмотрел на неё, но что-то мелькнуло в ее глазах, и он понял, что лучше не спрашивать. Они отошли в сторонку, пропуская остальных. Мануэль попросил Хулию проводить его к складу, чтобы взять оттуда лампу, и предложил ей остаться, пока не вернётся бригада, ловившая крыс в ближайших к плантации посадках. Ничего не было видно; лишь слышался гул голосов, и время от времени — глухие удары. Если не считать необъяснимого страха, который нагоняли на неё окружающие заросли, и ощущения, что под ногами шныряют миллионы мелких тварей, охота ее совершенно не впечатлила.
— Мне все время кажется, что кто-то за нами следит, — прошептала Хулия, нервно потирая руки.
— А в джунглях всегда так и есть, — ответил Мануэль. — Но если хочешь, можем выпить кофе в столовой и подождать, пока охотники вернутся с трофеями.
Хулия с радостью согласилась. Они долго беседовали о разных пустяках, перескакивая с одной темы на другую, и Хулии отчего-то показалось, что они знакомы уже много лет.
Бой барабанов вернул их к реальности.
Перед бараками, где жили брасерос, женщины развели костры, над которыми уже жарились несколько освежеванных лесных крыс с отсеченными ударами мачете головами. Килиану охота в посадках какао показалась очень уж долгой. Он подошёл поближе к огню: ночи становились прохладными, намекая на приближение сезона дождей. Стоявший поблизости рабочий подошёл к группе белых служащих и протянул им бутылку маламбы, и Симон тут же умчался за стаканами. Вскоре он вернулся в сопровождении Антона, Сантьяго и Хосе, которые, хоть и не принимали участия в охоте, но тоже не прочь были повеселиться. Не хватало лишь управляющего. Гарус, как всегда, проводил этот вечер дома, в Санта-Исабель, вместе с семьёй. Он никогда не оставался на плантации на ночь, за исключением самых больших праздников.
— Чертовски крепкое пойло! — Матео шумно выдохнул и помахал рукой, когда тростниковый спирт обжег ему горло. — Как от него люди на ногах держатся?
— Ну, ты-то, небось, уже привык! — пошутил Марсиаль, одним глотком опустошая стакан и подзывая Симона, чтобы тот налил ещё.
Килиан сделал глоток маламбы и тут же закашлялся; глаза его наполнились слезами.
— Осторожнее, парень! — стоявший рядом Марсиаль похлопал его по спине. — Сначала надо понемножечку. Это пойло в желудке не задерживается: попадает прямиком в кровь!
— Сдаётся мне, завтра у всех будет болеть голова, — с улыбкой заметил Антон, облизывая губы.
Килиан уже пришёл в себя, хотя его щёки ещё горели. Он от души радовался, что отец решился разделить с ними этот вечер. Закрыв глаза, он вновь осторожно пригубил янтарную жидкость и по телу разлилось приятное тепло. Открыв глаза, он увидел идущих к ним Хулию и Мануэля.
Хулия невольно вздрогнула, различив среди них Антона, и уже было собралась уйти, но Мануэль крепко взял ее под руку.
— Не волнуйся, — прошептал он. — Я тебя не выдам.
Даже если Мануэль и догадался, зачем Хулия на самом деле приехала а Сампаку этим вечером, он ничего не сказал.
Хулия благодарно кивнула, радуясь возможности побывать на африканском празднике.
— Ты ещё здесь? — удивленно спросил Хакобо, видя, как она подошла поприветствовать Антона.
— Хулия! — Антон, казалось, тоже был удивлён. — Давно же я тебя не видел! Как поживают Хенероса и Эмилио?
— Спасибо, хорошо, — ответила она. — Отец по вам очень скучает.
— Передай ему, что на днях я заеду к вам в гости. Кстати, что ты здесь делаешь в такой поздний час?
Мануэль тут же пришёл ей на помощь:
— Я обещал пригласить ее на охоту на громпи, и она приехала.
Хакобо нахмурился.
— Охота уже кончилась, — сказал он. — Я думал, ты уже уехала.
— Чтобы я упустила такое зрелище? — кокетливо ответила она.
— Не уверен, что это подходящее место для... — начал Хакобо, покосившись на Мануэля и Антона.
— Для белой женщины? — закончила она с язвительной улыбкой. — Да брось, Хакобо, не будь таким занудой.
Антон посмотрел на старшего сына и пожал плечами. Ему вдруг вспомнилась любопытная Мариана, которая все требовала, чтобы он позволил ей посмотреть на танцы, и по его губам скользнула слабая улыбка. С тех пор прошло уже почти тридцать лет! Целая жизнь! Он вздохнул, снова глотнул маламбы и сел на стул, заботливо принесённый для него Хосе. Этот вечер он решил провести во дворе, любуясь картинами из прошлого и слушая зовущий бой барабанов.
Килиан сел на землю рядом с Мануэлем и Хулией, чуть поодаль от остальных служащих. Для него это тоже был первый в жизни африканский праздник, так что он вполне понимал интерес девушки к новому зрелищу. Но что его действительно удивило, так это реакция Хакобо. Непонятно с чего брат вдруг озаботился чувствами Хулии и теперь не сводил с неё хмурого взгляда. Он что, ревнует? Неужели такое возможно? Сам-то Килиан не видел ничего плохого в том, чтобы брат испытал на собственной шкуре все то, что чувствовала несчастная девушка; хотя, признаться, Хакобо в таких случаях всегда очень быстро утешался. Килиан взял у Симона новый стакан, и по телу разлилось блаженное тепло. Он неотрывно любовался волшебным зрелищем — так же, как и Хулия, очарованная магией этой ночи, рождённой мерцающим пламенем костров.
Шеи, талии и щиколотки многих женщин украшали ожерелья из бус. Единственной их одеждой были короткие юбочки, вздымавшиеся при каждом движении в такт монотонной завораживающей музыке и зовущему ритму кожаных барабанов. Жилы вздувались поверх мускулов на их обнаженных руках, блестящих от пота.
Ритм музыки все нарастал; плясуньи принялись вертеться и изгибаться, дрожа мелкой дрожью каждым сантиметром кожи в неистовом ритме танца. Их груди сладострастно колыхались перед сияющими глазами мужчин. Хулии захотелось сбросить платье и присоединиться к танцующим, чтобы впитать в себя как можно больше первобытной энергии этих тел, рождённых для танца. Мануэль следил за ней краем глаза, заворожённый блеском глаз девушки. Казалось, энергия танца вливалась ей прямо в кровь.
Немыслимые движения продолжались ещё долго. К женщинам в диком эротичном танце присоединились мужчины. Килиан узнал Экона, Моси и Нельсона — и мысленно улыбнулся. Вот если бы здесь был ещё и Умару, тогда бы собрался полный круг его знакомых-брасерос. Их тела блестели в свете костров; на напряжённых руках и плечах сверкали бисеринки пота. Когда сердце Килиана — как наверняка и сердца остальных белых — уже готово было взорваться от переполнившего его возбуждения, ритм танца снова замедлился, этим воспользовались несколько ребятишек, которые тут же принялись кривляться, подражая взрослым, пока музыка не смолкла. Тогда всем присутствующим стали раздавать куски жареного мяса и выпивку под крики и песни нигерийцев и молчание испанцев, все ещё очарованных и потрясённых дикой страстью первобытного танца.
Но вся магия тут же рассеялась, едва Хулия взглянула на часы.
— Боже мой! — прошептала она. — Уже так поздно! Мои родители...
— Если хочешь, — шепнул Мануэль ей на ухо, — я возьму другую машину, провожу тебя до дома, и скажем твоём родителям, что встретились в кино, а потом немного прогулялись.
— Ты в самом деле меня проводишь?
— Буду только рад. Только давай не будем им говорить, какое именно кино смотрели, — добавил он, лукаво подмигнув.
Хулия и Мануэль, простившись с остальными, направились к машине под долгим взглядом Хакобо.
— Пока, Хулия! — крикнул ей вслед Грегорио. — Передай привет Эмилио!
Она обернулась и, увидев кричавшего, лишь помахала ему рукой.
— А я и не знал, что ты знаком с Хулией, — сказал Хакобо.
— Конечно, знаком, — ответил тот. — Более того, я виделся с ней в лавке несколько недель назад. Она ещё спросила, известно ли мне что-нибудь о драке на плантации, и я вывел ее из заблуждения. Разве твой братец не рассказывал?
Хакобо покосился на Килиана, виновато опустившего голову, и понял, чьему болтливому языку он обязан возникшими проблемами.
— Грегорио, ты форменный дебил! — отчеканил он громко и четко. Вскочив, словно подброшенный пружиной, он оказался прямо перед Грегорио. — А ну, вставай! Я тебе сейчас морду набью!
Антон и остальные поспешно бросились к ним. Грегорио уже стоял напротив Хакобо, готовый ринуться в драку. Множество брасерос молча смотрели на них возбужденно блестящими глазами. Нечасто здесь можно было полюбоваться на драку белых!
— Не делай глупостей, Хакобо, — твёрдо произнёс Антон, хватая его за плечо. — Мы все устали и к тому же изрядно выпили. Завтра ты на это посмотришь совсем по-другому.
Хакобо вырвался, что-то протестующе бормоча, но его тут же подхватили под руки Матео и Марсиаль и утащили прочь, обещая новую порцию выпивки. Грегорио сел на место и начал озираться вокруг в поисках какой-нибудь женщины, с которой мог бы провести остаток ночи.
Килиан решил уйти спать вместе со старшими. Голова у него кружилась от выпитого, ноги казались ватными, и пришлось приложить немало усилий, чтобы отец не заметил, как он пьян.
По дороге в спальню он ощущал тепло и покой. Света все ещё не было, и он на ощупь двинулся к окну, чтобы открыть деревянные ставни, поскольку в комнате царила непроглядная тьма. Внезапно он споткнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. И тут же услышал какой-то шорох, похожий на свист. Он оглянулся, и кровь бросилась ему в голову, а все тело окоченело от ужаса. Прямо перед ним, горделивая в своей наглости, покачивалась граненая треугольная голова размером с кокос. На него грозно смотрела огромная змея длиной более метра.
Килиан не мог даже двинуться, словно мозг отказался повиноваться, заворожённый медленными волнообразными движениями этой дьявольской твари. У неё была заострённая морда с двумя острыми рогами, а между ними — два других, поменьше, разделённых чёрными провалами ноздрей. На голове у неё выделялось чёрное пятно в форме наконечника стрелы, в окружении чёрных и желтых ромбов, составлявших причудливую мозаику.