Но не пришлось им ни Красную площадь увидеть, ни в метро прокатиться. Проторчали они с мамой весь день на вокзале, в огромной очереди, чтобы закомпостировать билет на Украину, а когда, наконец, этот вопрос решился, было уже поздно по Москве гулять. Тогда ещё неприятный случай произошёл с ними: их очередь уже приближалась к кассе, как вдруг Иринке захотелось по малой нужде. Вначале она терпела, мялась, но наконец, не выдержав, шепнула маме об этом на ушко...
- Вот ведь, приспичило не вовремя... - расстроилась тогда мама, - что ж ты терпела до сих пор?! Побежали скорее!
В здании вокзала на двери туалета висела табличка "Не работает" и им пришлось искать отхожее место на улице. Вернувшись, они обнаружили стеклянную дверь вокзала запертой... За ней стояли два милиционера - мужчина и женщина.
- Впустите нас, пожалуйста! - взмолилась мама, - мы в кассу стоим... наша очередь вот-вот подойдёт... дочка по малому захотела, вот и вышли... - Но милиционеры повернулись к ним спиной.
- Пожалуйста, откройте!!! - Мама отчаянно стучала в стекло. - Нам ехать надо, понимаете?! Да что ж вы за люди такие?!!
Милиционер приоткрыл дверь, но тотчас же преградил дорогу пытающейся протиснуться маме.
- Будешь хулиганить - в камеру закрою! Немедленно убирайтесь отсюда! - припугнул её этот злой дядька в форме и с кобурой на боку. Ириша очень испугалась тогда. Она даже зареветь не могла, настолько всё в ней внутри застыло от страха. "И всё это из-за меня..." - покаянно думала она и не решалась взглянуть на мать, боясь увидеть на её лице слёзы. Тогда бы Ирка точно не выдержала и разревелась бы во весь голос, потому что не могла видеть свою маму плачущей.
- Давай уйдём... - тронула она маму за руку, - у него ведь пистолет, вдруг он... - Но в этот момент приоткрылась дверь и женщина-милиционер, опасливо оглядываясь, впустила их и велела быстрее бежать, пока его нет. Но они и так неслись со всех ног к кассе, страшась обнаружить, что потеряли очередь. К счастью, успели...
- Почему они не хотели нас впускать? - недоумевала Иришка.
- Наверное, решили, что мы собираемся по вагонам ходить, песни петь и у пассажиров деньги просить, - ответила мама, - увидели у меня гитару, вот и подумали так...
Они вновь ехали в поезде, и привычные, мелькающие за окном вагона хвойные леса и берёзовые рощицы сменялись постепенно неприглядными выжженными степями, почти голыми, с пожелтевшей листвой, деревьями... а деревянные избы русских деревень - белыми хатками под камышовыми крышами... Унылые мелькали за вагонным окошком пейзажи, и на душе у Веры становилось как-то грустно и тревожно - что ждёт их там, в чужом, неизвестном городе? Как примет их незнакомая женщина - мать Александра?.. Иришка тоже погрустнела, ей совсем не нравились эти скучные картинки, да и настроение мамы невольно передалось и ей... Она уже без былого интереса глядела в окошко, рассеянно жуя бутерброд с колбасой и запивая водичкой "с пузыриками", от которой так щекотно становилось в носу.
- А вот на Украине едят белый хлеб, - сказала мама, - он совсем не такой, какой ты сейчас ешь.
- Белый? - удивилась Ира, - разве хлеб бывает белым?! Как это белый? что ли, совсем белый, как бумага?
- А вот скоро увидишь! И узнаешь, какой он вкусный... - как-то не очень уверенно сказала мама, с сомнением оглядывая голые, безжизненные степи...
Город Николаев встретил их хмуро. Августовское утро было довольно прохладным и ветреным. Вера натянула на Иришку свитерок и растерянно, с волнением оглядывалась по сторонам, выискивая среди встречающих женщину, которую видела лишь на фотографии - маму Александра... Она узнала её в невысокой даме лет сорока пяти, спешащей к ним вдоль вагонов по уже почти опустевшему перрону, и, вздохнув с облегчением, ступила ей навстречу.
- А где Шурка? - спросила дама сердитым, как показалось Ирке, голосом. Выслушав объяснения Веры, вдруг затараторила, жестикулируя руками:
- Ну, и зачем вы сюда явились? И где вы были тогда, год назад, когда было нужно, когда я вас так ждала?! Комнату отнял Жилхоз... самую лучшую комнату, с отдельным входом, с окном на скверик... Ну, конечно, я так и знала - мой сынок, как был, так и остался таким же безрассудным и беспечным! Сейчас надо было правдами и неправдами оставаться там до лучших времён. А теперь... может быть, вы скажете, что мне с вами делать?! И вы ещё будете меня уверять, что не получали моей телеграммы?.. я вас умоляю!
Я ведь ясно написала, чтоб не ехали... Что, вы таки правда её не получили?.. Недели две назад послала... Четыре слова всего было: "Задержитесь отъездом Украине голодовка"...
Ириша смотрела на эту чужую, сердитую тётку, и губы её дрожали, а из глаз вот-вот хотели брызнуть слёзы.
- Мам... - тронула она руку Веры, - давай поедем домой... Эта тётя нас не любит.
- Детка моя, прости... - тётя вдруг обняла Иришу и расплакалась. Не надо на меня сердиться, я ведь за вас переживаю. Ну, что ж, приехали и приехали... Разве не здесь ваш дом?.. Ничего, как-нибудь выживем! И не тётя я тебе, а бабушка, так и зови меня.
- А я могу Вас называть мамой? - спросила Вера.
- Ну, конечно, мамой, а как же ещё иначе? Ты ведь жена моего сына, а значит, и мне дочь. Вот мой старший сын взял в жёны женщину старше себя на десять лет... Она меня не называет мамой... И какая я ей мама, когда у нас с ней разница в возрасте всего пять лет?! - бабушка Рая засмеялась, как-то очень сразу похорошев. Обстановка неожиданно разрядилась сама собой, и, подхватив вещи, они двинулись в сторону трамвайной остановки.
На втором этаже двухэтажного дома, где жила бабушка, где родился когда-то папа, было две светлые комнаты с большими окнами, и просторный коридор с верандой. Теперь он был общим с пожилой соседкой - бабушкой Ривой, той самой, которую заселили в некогда принадлежащую бабушкиной семье комнату...
Иришке здесь понравилось - такие высокие потолки! А из окна одной из комнат открывался вид на широкую улицу, и по ней иногда проезжали машины и мотоциклы, и их так хорошо было видно с такой высоты!
Вера, разглядывая на стенах гостиной фотографии в рамочках, обратила внимание на большой фотопортрет. На нём были запечатлены молодая Рая и симпатичный мужчина с улыбчивыми глазами.
- Это отец Саши? - спросила она.
- Да... Вернее, отчим... но он таки был ему настоящим отцом. И Раиса рассказала забавную историйку знакомства второго мужа с её детьми...
Рая овдовела в двадцать один год. На руках осталось двое детей - два сына, пяти и четырёх лет... Сестра Евгения, приехав на похороны, пожалела растерянную, убитую горем сестрёнку, и решила забрать ребятишек к себе, в город Одессу.
- Пусть поживут пока у меня. А ты устраивай свою жизнь, ходи на курсы, получай профессию. Работу себе подыщи. По деткам соскучишься, приезжай - автобусом сто с лишним километров - не так уж и далеко!
Рая обучилась переплётному делу, работала в артели. Встретила хорошего человека, Сергеем звали... Поженились.
Время от времени она ездила повидаться с сыновьями, возила им подарки, гостинца. Однажды Евгения сказала:
- Надо, Рая, Мишку тебе домой забирать. Жалко мне с ним расставаться, приросла я к племянникам всем сердцем, но... В школу его уже пора определять, по месту жительства. А Шурка пусть пока ещё у меня побудет...
- Это кто?.. - удивился Сергей, увидев кучерявого мальчонку.
- Познакомься, Серёжа, это Миша... мой сын.
- Как?.. у тебя есть сын?! И ты мне ничего не говорила об этом?.. Ну, ладно, я думаю, мы подружимся с Мишей. Миша, а я теперь буду твоим папой, ты не возражаешь?.. - Миша не возражал, новый папа ему понравился.
Через год пришла пора поступать в школу младшему сыну. Рая съездила к сестре, привезла и его домой.
- А это кто?.. - опять удивился Сергей.
- Серёжа, знакомься, это мой второй сын... Саша.
- ...Послушай, Рая, ну шо ты их по одному таскаешь, как котят?.. вези уже всех сразу!!! Сколько ещё их там у тебя осталось?..
Сергей был своим приёмным детям добрым, заботливым отцом. Растил их с любовью, и они отвечали ему теплой привязанностью...
В тысяча девятьсот сорок втором году Рая получила похоронку... Сергей погиб в бою смертью храбрых.
- Шурка очень любил отца, - вздохнув, сказала бабушка Рая. - Он даже его отчество взял в память о нём... Ну, ладно, дорогие мои, не будем о грустном! Давайте-ка лучше сядем за стол, да перекусим, чем Бог послал...
- Вот только простите за скудное угощение... засуха уничтожила всё! В магазинах совершенно пусто - хоть шаром покати... Правда, на рынке можно пока ещё что-то купить, но цены! Вы бы только видели эти цены... Хорошо, что в артели, где я работаю, выдают ежедневно хоть что-нибудь, чтоб только ноги не протянуть с голоду... Такие дела! Как будем зиму зимовать, не представляю... Ладно, сейчас буду кормить вас похлёбкой...
- Ой, да я ж гостинцы привезла! - спохватилась Вера, радуясь тому, что не послушалась Сашу и в чемодан среди вещей сложила сэкономленные ею ещё во время войны продукты из мужниного офицерского пайка, часть которого он перевёл на неё, - тушёнку, рыбные консервы, галеты и печенье...
- И она начала к изумлению и радости свекрови вынимать из сумки и чемодана всё это богатство, завершив своё действо "жирной точкой" - палочкой копчёной колбасы!
- Вот только хлеба нет... - смущённо сказала Вера.
- А мама говорила, что здесь у вас, на Украине, есть белый хлеб... - вспомнила Иришка, - вот бы попробовать!
- А вот и попробуем сейчас! - Бабушка достала из шкафчика что-то, завёрнутое в полотенце. Она бережно развернула свёрток, и положила на стол четвертинку каравая... белого хлеба. - Вот, как чувствовала, купила на рынке. Только не спрашивайте, сколько я за него отдала! Это не важно... - Она отрезала ломтик хлеба и, протянув его Иришке, сказала: "Кушай, детка! И запоминай его вкус - не сможем мы баловать тебя этим лакомством, наверное, ещё долгое время"...
Они скромно, без излишеств поели, не забыв угостить и соседскую бабушку, и Вера, чувствуя что угодила свекрови, подумала, как же хорошо, что она не успела сказать Саше самое главное... Если бы он узнал о её беременности, то уж точно не позволил бы ей тащить с собой эти тяжести.