— Все равно будут, если завтра я стану банкротом. Все до одного позеры и болтуны. А мистер Фартинг, тот проныра с налитыми кровью глазами, муж кузины Эллен, не только не имеет отношения к Полдаркам, но и в Тренвите-то ни разу не был, а всё туда же — имел наглость прочитать мне лекцию о вреде карточной игры. Как будто это поднимет цены на медь!
Элизабет молчала. Фрэнсис бросил на нее взгляд.
— Ты-то уж наверняка согласна с мистером Фартингом.
Элизабет грациозно склонила голову к чадящей свече, и на штукатурке потолка расплылась тучей огромная тень. В последнее время Фрэнсису нравилось вот так ее поддевать, словно он предпочитал открытую ссору невысказанному неодобрению. Элизабет могла бы счесть это хорошим знаком, показывающим, что Фрэнсису по-прежнему небезразлично ее мнение, но она была склонна принимать самые приятные события как должное, а самые неприятные со скрытым ожесточением, странным образом сочетавшимся с ее хрупкостью.
— Нет, — сказала она. — Но ведь игра в карты — для хороших времен, а не для плохих.
Отчужденность жены, которую, отчасти, он сам и создал, всегда раздражала Фрэнсиса. Он не мог достучаться до Элизабет в ее хрустальной башне демонстративной и незапятнанной утонченности.
— Игра хороша для всех времен, любовь моя. Она хороша вместе с едой, выпивкой, охотой и любовью и составляет одно из пяти главных удовольствий в жизни. — Он потянулся к графину с портвейном, мерцающему алым. — Как недавно снова понял кузен Росс благодаря визитам к Уорлегганам. Нужно спросить у Джорджа, сколько Росс выиграл в последний раз. Я был погружен в собственные заботы и не заметил, но с тех пор он сорит деньгами.
— В каком смысле? — спросила Элизабет.
Фрэнсис поднял бровь. Как всегда, упоминание Росса вызвало у нее интерес.
— Ну, эти крестины, да еще в два приема, сама понимаешь. А третьего дня он вытурил со своей драгоценной шахты Тома Чоука, заплатив за его долю чудовищную сумму. Вот бы за мою долю в Грамблере предложили хоть вполовину меньше в расчете за акцию.
— Возможно, это только слухи. Кто тебе сказал?
— Нотариус Пирс. А Том Чоук сегодня подтвердил, когда я с ним столкнулся. Вот почему он не пришел на крестины. Том отказался работать доктором на шахте, и ему пытаются найти замену.
— Что ж, Росс неплохо зарабатывает на Уил-Лежер.
— Прибыль там весьма скромная, ничего выдающегося. Будь я на его месте и получив хоть какие-то деньги, в кои-то веки, прежде всего нанял бы новых слух вместо этих Пэйнтеров, которые шастают по дому, словно получили его в подарок или купили. В конце концов, должен же он как-то поддерживать достойный своего статуса образ жизни.
— Возможно, его жена не одобрит новых слуг из боязни, что ее с ними спутают, — сказала Элизабет.
— Она быстро учится, — раздраженно буркнул Фрэнсис. — Признаюсь, на Рождество я нашел ее довольно занимательной. Что же касается вторника, то не следует винить человека за дрянную родню.
— Именно так и будут говорить о нас, если Демельза попытается изображать великосветскую даму, прежде чем хоть как-то научится вести себя как дама.
Фрэнсис пыхнул трубкой. В таком ключе он об этом еще не думал. И тут он рассмеялся.
— Дорогая, когда я размышляю о людях, которых мы принимаем, то опасаюсь не за Демельзу.
Элизабет окаменела.
— О ком ты?
— Что ж, ведь Полли Чоук — всего-навсего дочь пивовара. А Джордж Уорлегган — внук кузнеца. А Оджерс — жалкий полуголодный лакей с похожим на хомут воротником и париком из лошадиного волоса. Да черт побери, как истинный корнуолец, я мог бы легко спутаться с дочерью рудокопа!
Элизабет спустили с небес на землю, и она сказала, внезапно побелев:
— Удивительно, как это ты не женился на дочери рудокопа.
Нападение застало Фрэнсиса врасплох.
Он вытащил изо рта трубку и несколько секунд ее рассматривал.
— Я не ставлю под вопрос искренность этих слов, но сомневаюсь в их мудрости.
— Да как ты смеешь! — Элизабет повернулась к нему, дрожа от гнева. — Хочешь сказать, что только я несу обязательства в браке?
— Нет, но было бы неразумно предполагать, что их несу только я.
— Ты не можешь отрицать, что я сделала всё, лишь бы тебе помочь! Никто не сделал бы больше! Я только и думала, что о тебе и твоем отце, твоем доме и ребенке. Вечер за вечером сидела в этой гостиной в одиночестве, неделю за неделей, пока ты проигрывал в карты свое наследство и наследство своего сына! Я всячески старалась снизить расходы в тяжелые времена, пока ты швырял деньги на карточный стол и напивался до бесчувствия. И ни разу не дождалась от тебя благодарности или похвалы. Ты приберегаешь благодарности для... для какой-то шлюхи, а похвалы для попрошайки, на которой женился Росс!
Она стремглав выбежала из комнаты, вся в слезах и оставив дверь открытой. Фрэнсис услышал ее быстрые шаги по лестнице.
Прежде Элизабет так с ним не говорила. Если он ждал резкой отповеди, то должен был почувствовать удовлетворение. Однако брешь между ними стала только шире и зияла разверстой, ничем не скрытой пропастью.
Он тихо сидел и курил трубку, с задумчивым выражением привлекательного лица. Все слова Элизабет были правдой, признал он. Она следила за домом и украшала его своим присутствием. Вышколила прислугу, за манерами которой старик Чарльз совсем не следил. Фрэнсис знал, что Джордж Уорлегган и многие другие ему завидуют. Элизабет родила ему сына и со всей страстью этого сына оберегала — может быть, даже слишком. Подлинно благородная красавица-жена с высочайшими стандартами и верными идеалами, добропорядочная и способна понять. Она даже иногда делила с ним постель. Чтила его и довольно часто слушалась. И все же не любила, никогда не любила.
Фрэнсис потянулся к графину.
Гувернантка
Перевод: Анна Коржавина
— Мисс Пейшенс Тиг? Вам письмо, мэм.
Лакей в расшитой золотом ливрее Уорлегганов подал ей запечатанный конверт. У Джорджа даже слуги и то одеты лучше нее. Она как раз думала, заштопать ли еще раз чулки или все же выкинуть.
— И какие у тебя могут быть дела с самим сэром Джорджем? Который так вознесся, с тех пор как считался твоим женихом? — ехидно заметила сестра, узнав ливрею.
— Нет у меня с ним никаких дел, — буркнула Пейшенс, схватила письмо и убежала в сад.
Когда-то она ждала от Джорджа предложения. Верила, что нравится ему. Ее семья тоже в это верила. Уорлегган на ней женится, потому что он — внук кузнеца, а она — леди. Потому что его семья хоть и богата, но мало уважаема. Как же они все ошиблись...
Она и сама долго думала так же. Пока однажды на каком-то балу не увидела его рядом с Элизабет Полдарк. И поверить не могла, что Джордж Уорлегган, каким она его знала, может так смотреть, так улыбаться или так говорить. Это было вовсе не мимолетное увлечение и не каприз богача.
Пейшенс стояла недалеко и все видела. И слышала каждое слово. Он желает замужнюю женщину. Жену своего друга. Ее и никого другого.
— Джордж никогда на мне не женится. Не приглашай его к нам больше.
Они тогда поссорились. Страшно. Целую неделю с матерью не разговаривали. Но она все угадала верно, и Джордж в конце— концов заполучил вдову Фрэнсиса Полдарка...
Последний раз она видела его восемь лет назад. Они тогда случайно встретились возле его банка в Труро. Она могла бы стать хозяйкой Кардью. Ему ведь нужна новая жена, мать для его детей...
Все получилось хуже некуда. Джордж отвечал сухо, смотрел сквозь нее. Нет, все это безнадежно. Он, может, и вовсе никогда больше не женится. Если только кого похожего на Элизабет не встретит.
В ответ на приглашение заехать в гости Уорлегган глянул на Пейшенс с таким презрением, что ей стало не по себе. Что ему какая-то Пейшенс Тиг, с его— то богатством, с его связями и амбициями?
Все ее жалость, все сочувствие тут же испарились. Безутешный вдовец? Как бы не так. Элизабет умерла, но она-то чем перед ним виновата?
А у нее разве горя нет? Три сестры, бедность и бесчисленные племянницы и племянники. Да оставь Джорджа в обществе шумных и крикливых детей Рут, он бы меньше чем через час счел бы себя любимцем фортуны. И сбежал бы с неприличной для джентльмена скоростью. А вот ей некуда сбегать.
В ту единственную встречу Уорлегган показался ей скорее угрюмым, нежели опечаленным. И очень надменным. Свою утрату он явно предпочитал переносить сам, одиночество его не тяготило. Его никогда не заботило, что о нем подумают люди. Потому, наверное, его так боялись и ненавидели.
Гувернантка? Для его дочери? Да как он смеет! Сжечь его наглое послание, сказать лакею, что ответа не будет, и никогда больше о том не вспоминать. Вот как должна на ее месте поступить леди.
Пейшенс вернулась в дом и поделилась с сестрами содержанием письма.
— Какая наглость!
— Кем он себя возомнил?
— Человеком, который может купить все.
Сегодня Рут опять приведет своих детей, Тренеглосы плодятся как кролики. А кто она сейчас? Нянька? Гувернантка? Нет, хуже. Нянькам и гувернанткам хотя бы платят. А там всего одна девочка. Которая наверняка не доставит особых хлопот.
— Но ты, разумеется, ему откажешь? Поставишь выскочку на место?
Пейшенс ничего не ответила. Какое-то время она молча разглядывала свое старое платье, обшарпанную мебель и надоевшие лица сестер. А потом взялась за перо…
Сэр Джордж был разочарован. От его так называемого сына ничего хорошего ждать не стоило. Он и не ждал. Но возлагал определенные надежды на дочь. И напрасно.
Никакого изящества, никакой хрупкости Элизабет. Нет и в помине ни ее белокурой нежности, ни ее небесных глаз. Волосы и глаза темны, как и у него. Нос у дочери обещал стать немаленьким, а руки были слишком велики для леди. Сними с нее дорогое и модное платье, надень передник и чепец — и нипочем не отличишь от крепкой и здоровой крестьянки.
Его плебейская кровь пересилила голубую кровь Элизабет, что было весьма обидно. Урсула подобно дочке Бассета могла привлечь мужчину только величиной приданого. Две самые богатые девушки графства были вполне заурядны во всем остальном. Однако Франсис Бассет хорошо играла и пела, и она — дочь пэра. А он пока только рыцарь, и Урсула не обладает музыкальными способностями. В отличие от своей матери. Он запретил ей и близко приближаться к арфе Элизабет.
И петь запретил. Не было у нее ни слуха, ни голоса.
От кривых и косых вышивок дочери он морщился. Танцевала дочь не более чем сносно. Неплохо держалась в седле.
Успехи Урсулы были невелики, а манеры ужасны. И приходящие учителя дело не спасали.
Джордж винил в этом свою мать, та до сих пор вела себя не как хозяйка огромного роскошного особняка, а скорее, как опытная служанка, которую повысили до экономки и теперь она всеми силами бережет хозяйское добро.
Его мать, разодетая в лучшее, что можно было купить за деньги, сама заходила на кухню и спрашивала, почем брали мясо. И зелень. И рыбу. И где брали. Всех поставщиков она желала знать лично. А раньше лично к ним ездила и торговалась. Хорошо хоть с возрастом перестала это делать.
Джордж давно махнул на мать рукой. А слуги привыкли. Он хорошо платил. И жалованье никогда не задерживал.
А кто станет болтать — уволит без рекомендаций. Или такое напишет, что больше ни в один дом в графстве их не возьмут. Слуги знали, что он вполне на это способен.
Переделать мать Джордж давно отчаялся. Он уже радовался и тому, что она перестала сама ходить на рынок вместе со слугами. Какой был позор. Отец проявил тогда чудеса терпения и убедил маму больше так не делать. А на упреки Джорджа резко ответил, что мать — превосходная хозяйка и всегда в него верила, как никто другой. И ни одна леди в графстве ей и в подметки не годится. Пусть Джордж сначала найдет такую же преданность и заботу в собственной жене, а потом уже говорит. Никакого желания спорить с отцом у него не было, и больше они на эту тему никогда не говорили.
Мать, уже давно ставшая богатой женщиной, но так к богатству и не привыкшая, все так же торговалась с портнихой. Не ради денег, как в молодости, а исключительно для собственного удовольствия. Дружила с кухаркой. Чуть ли не по-матерински опекала недавно нанятую экономку. Предыдущая, явно знающая об их семье больше, чем ему бы хотелось, к облегчению Джорджа скончалась. И какие манеры будут после этого у его дочери?
Единственную внучку мать обожала и никаких недостатков в Урсуле не видела. Как и в нем. Только от этого никому легче не было.
Элизабет упрекнула бы его, что он пренебрегает дочерью. Если бы была жива.
Может, выписать опытную гувернантку из столицы? Которая подолгу служила в хороших домах? Но при мысли, что гувернантка, выписанная из Лондона, увидит, как его мать сплетничает со слугами, сэра Джорджа бросило в дрожь. Нет уж. Он поближе поищет.
А Пейшенс Тиг болтать не станет. Не осмелится болтать.
От этого письма он получил даже некоторое удовольствие. После внезапной кончины Элизабет у него осталось не так много радостей.
Пока Пейшенс раздумывала, как бы уговорить сестру одолжить ей лошадь, Джордж предусмотрительно прислал за ней карету. Но хотя в его экипаже и было тепло, Пейшенс все равно била дрожь…
Кардью ничуть не изменился. Когда-то она танцевала здесь. Но теперь окружающая роскошь заставила Пейшенс чувствовать себя жалкой нищенкой. А сэр Джордж высоко держал голову и был преисполнен чувства собственного достоинства. Уорлеггана, десятью годами старше Пейшенс, ничуть не пощадило время, как и ее. Вот только она была безнадежной старой девой и вдобавок без собственного состояния, а он — богатым и могущественным мужчиной, которого никто не осмелился бы назвать стариком. На него до сих пор, должно быть, смотрели как на завидного жениха. Бедные дурочки.
Джордж и в молодости не отличался красотой, но обладал определенным обаянием. И мог быть приятным, когда этого хотел.
Владелец Кардью смерил ее взглядом с головы до ног и велел лакею отвести к миссис Уорлегган.
Когда-то, почти двадцать лет назад, Пейшенс Тиг ему даже нравилась. Немного, но нравилась. А теперь она всего-навсего высохшая старая дева. И одета отвратительно. Но зато она по достоинству оценила его великодушное и щедрое предложение, была сдержанна и почтительна. Из нее выйдет вполне приличная гувернантка, которая не станет сплетничать о его семье. За прошедшие годы ее манеры явно улучшились, о своем приглашении ему не пришлось жалеть. В свое время Джорджа изрядно забавляло, что Тиги всерьез ждут от него предложения руки и сердца. Как будто он способен прельститься Пейшенс Тиг. Он всегда метил выше.
Мать Джорджа изменилась мало. Все та же дородная пожилая дама. В черном атласе и кружевах, бриллиантовые серьги и брошь ослепительно сверкали.
— Пейшенс Тиг говорите? Что-то я вас не припомню. Вы здешняя?
— Да, мэм. Я когда-то здесь бывала. Еще до женитьбы сэра Джорджа.
— А, вспомнила. Мой сынок к вам все ездил и ездил, но глаз положил на другую. А как померла она — так и вовсе ни на кого не глядит. Мой муж все ждал да ждал, когда же Джордж снова женится, но так и не дождался.
— Соболезную вашей утрате, мэм.
— Мы хорошо с ним жили, получше многих... Замерзли верно, пока ехали. Вам надо лучше питаться, вы очень худая.
Пейшенс и ответить не успела, как миссис Уорлегган позвонила в колокольчик.
— Несите обед. И вино несите.
Она пыталась одновременно есть и слушать. Миссис Уорлегган с упоением рассказывала ей про свою внучку Урсулу. Не мешает узнать побольше, прежде чем приступать к работе. Джордж написал коротко и сдержанно, мол, он «желает, чтобы дочь приобрела манеры, подобающие леди». Внезапно одна фраза старой женщины заставила Пейшенс насторожиться:
— Внучка так на него похожа. Вся в нас пошла. И что только Джорджу не нравится?