В голове спикера неожиданно всплыл кадр из кинофильма «Чужой»: оторванная башка андроида тащится по полу космического грузовика, подтягивая себя полуоторванной рукой, хрипит: «Мне нравится их ум, не замутнённый раскаянием, сожалениями и нравственными фантомами». «Свят-свят-свят, – внутренне открестился маэстро, – куда-то я не туда». Быстро собрался и мысль закончил классически чётко:
– Чувствую, что звёзды для нашего города-побратима сегодня сошлись правильно. И руководитель города это чувствует, понимает, а главное – принимает! Предлагаю тост за генерал-губернатора!
Выпили за генерал-губернатора.
– Правильно вы всё сказали, – от коньяка Пал Петрович раскраснелся, выглядел моложе и как-то демократичнее. – Скупой платит дважды. – Подумал мгновенье и попытался откомментировать сорвавшийся с языка штамп: – Французы пожадничали…
– А вот нынешние командиры-начальники, может быть, их ошибку исправят, – врезался Карагодин, – и будут правы.
Прозвучала раздумчивая пауза. Размышляли, что имелось в виду. Наконец поняли и воодушевились.
– А каков он, генерал? – Савойский перевёл взгляд своих ярких круглых глаз с консула на вице и обратно.
– Каков? – переспросил Пал Петрович.
– Ну, человек он нежадный?
– Щедрый! – засмеялся Стрижаков. – Своему племяннику такой особняк отгрохал, любо-дорого посмотреть.
– Миссия выполнима! – обрадовался Карагодин.
Тем не менее Пал Петрович счёл необходимым набросать быстрыми, но уверенными мазками психологический портрет губера и дать рекомендации по тактике поведения во время предстоящей встречи.
Как почти все административные боссы в Египте – генерал-губернатор из структур безопасности. Интриган испытанный. Пробился-таки на такую сладкую порт-саидскую вотчину. Канал – это почище нефтяной скважины будет. Не иссякнет. Конечно – себе на уме, конечно – хитёр, пальца в рот не клади.
Но есть и важные плюсы. Честолюбив – безмерно. Им тут всем не даёт покоя вечная слава фараонов. Пирамиды волнуют. Память в веках. Пример масштабного мышления у них всегда перед носом. Потому ограничивать себя в фантазии не нужно.
– Даже если и хотел бы, не получится, – весомо сказал маэстро. – Не привык. И вообще, творчество не терпит ограничений.
Ориентироваться на максимальный результат во время первой встречи – возможно, будет и вторая. Но, вероятней всего, краткая. Для подведения итогов. Человек занятой.
– Когда делать дары? – поинтересовался Карагодин.
– При первой возможности – возникнет какая-нибудь пауза, а вы тут как тут, вручаете дары, – засмеялся Пал Петрович. – И ещё: не стесняйтесь в благодарностях. Гостиницу похвалите, сервис. Ну, вы люди опытные, чего я вас учить буду. Перекурим?
Переместились на лоджию. Любовались ночной панорамой, лунной дорожкой. Гирлянда мерцающих огоньков, отмечавшая цепочку кораблей на затерянном во тьме горизонте, оказалась неожиданно длинной.
– Очереди ждут? – Карагодин указал сигареткой в сторону огоньков.
Пал Петрович ловко сделал дымное колечко, усмехнулся:
– Денег. Это по большей части наши корабли. Нет денег заплатить за транзит, поэтому и ждут.
– Сказали б раньше, я дал бы, – пошутил Савойский. – А сейчас поздно, всё распланировано. Мне для Аныванны лайковый плащ покупать нужно.
Лещи! Лещи! – витало в воздухе. Вот что сделает десерт уникальным и незабываемым!
Перебазировали едва тронутые блюда на ротанговый столик, который занесли с лоджии. Застелили стеклянную поверхность главного стола многополосным АиФом, прихваченным Савойским из самолёта. Карагодин раскромсал набитого розовой икрой леща, и странный десерт начался. В ход пошли благоразумно сделанные запасы «Стеллы», которая оказалась вполне на уровне, ну уж не хуже «Балтики» № 3. Икру мазали на пресные египетские лепёшки, так похожие по вкусу на «наш лаваш», и тоже нахваливали. Обсудили глупых немцев, их жареные колбаски к пиву, посмеялись над примитивностью германского менталитета. Карагодин вспомнил своего дорогого Клауса, немецкого друга, их развесёлый ужин в ресторане, стены которого были увешаны историческими картинами в помпезных багетах. А размещался ресторан в парадной зале немецкого замка, знаменитого тем, что, по местному преданию, в поместье некогда то ли жил, то ли работал садовником философ Фихте! Но не в этом была фишка! А в том, что после пяти смен пива им принесли поднос с дюжиной четвертинок шампанского! Такая, оказалось, традиция.
– Да, это всё кроет, – умилился Савойский. – И колбаски в том числе.
Распалённый так кстати прикатившим воспоминанием, Карагодин обнажил горлышко «Аиды», наклонил бутылку и с лёгким хлопком вынул пробку.
– Я помню чудное мгновенье, – пропел он, наполняя стакан красивой розовой пеной, с намерением по-немецки оттенить «Стеллу» местным игристым.
После недолгих колебаний общество к нему присоединилось и не напрасно: оттенить получилось.
– Век живи, век учись, – философски сказал Пал Петрович. – Нужно будет взять на заметку. Ну, пора и честь знать, – Пал Петрович глянул на часы, – сейчас Сергей подъедет. Начали по-русски, продолжили по-египетски, а завершили по-немецки!
– А вот и неправда, – Савойский извлёк на свет пакеты с подарочными наборами, поднял их на всеобщее обозрение, сказал: – И завершили по-русски!
Лица гостей выразили в быстрой последовательности радостное изумление, всемерное одобрение и сердечную благодарность.
– Жаль уезжать, – пошутил Стрижаков, – такая компания, такой стол.
«Действительно, неловко получается, – подумал Карагодин, – перестарались мы с заказом. Столько снеди осталось… Футболисты! Футболисты помогут. Хороший повод для знакомства. Они здесь давно обретаются, может, чего интересного расскажут в неформальном общении».
В дверном проёме образовался пунктуальный Серёга. Пал Петрович сообщил, что свяжется с секретариатом губера, договорится о встрече и позвонит делегатами до полудня.
– А пока отдыхайте, – заключил он.
– Да мы только разгулялись, хочется действия… – Карагодин посмотрел на Савойского. – А не пригласить ли нам ребят из «Ротора»?
– Шикарная идея, – обрадовался тот. – Пал Петрович, как мысль? Приветствуете?
Консул покрутил головой.
– Ну вы, ребята, просто молодцы. Да конечно пригласить, если настрой есть. Они будут только рады. Они тут без языка измаялись.
– Давайте всю команду пригласим! – раззадорился Карагодин.
Оказалось, что команды нет, приехал замдиректора «Ротора» и с ним два ведущих футболиста.
Стрижаков порылся в записной книжице, снабдил делегатов нужным телефоном, и после недолгого прощания довольные гости с объёмными пакетами отбыли.
Малоэстетичные остатки «десерта» – рыбные хвосты, головы и лоскуты золотистой чешуи – завернули в АиФ и складировали в мусорное ведро в ванной. Туда же составили порожнюю тару. Вернули египетские яства на стеклянный стол и позвонили землякам.
За Бангкок!
Футболисты появились мгновенно, как будто сидели у телефона и ждали приглашения от делегатов. Витя и Гена оказались на редкость компанейскими ребятами: ничтоже сумняшеся с большим аппетитом принялись за коньяк, объяснив, что вообще-то им не положено, но уж больно соскучились.
– Город мёртвых, – сказал Витя, – одни мужики. Да и те непьющие. Но вообще народ добродушный.
Рассказали про Порт-Фуад – пальмы, хороший пляж, только вода холодная. Хотя, если хорошо подготовиться, Гена щёлкнул бутылку «Арарата» по горлышку, то и не очень холодная, просто прохладная. Опытный Фёдор Анатольевич их вывозил туда пару раз, получили большое удовольствие.
– А где он, Фёдор Анатольевич?
– Будет! – засмеялись ребята. – Мы записку оставили. Он мужик компанейский, узнает, что земляки приехали, подтянется. Так что давайте по единой, за дружбу. А то при нём не очень-то загуляешь.
Замдиректора действительно не заставил себя ждать. Ввалился – телесный, добродушно-шумный. Заполнил номер парфюмерными ароматами.
– Прикупил масло «Пять секретов пустыни» для супруги, все руки перемазал, пока выбирал.
Быстро обнаружились знакомые по горсовету, непременная Люсиль в том числе.
– Ребята! – одушевлялся он от тоста к тосту. – Вы должны проникнуться! Это особый мир! Египет – это не просто пирамиды и финики. А финики тут отличные! Да вот же они! Молодцы, не успели приехать, а у них уже финики на столе! Кстати, вся французская парфюмерия делается на египетских маслах. Так что советую прикупить. Дома разбавите спиртом – куда там Франции!
Он извлёк из кармана белого парусинового пиджака пару пузырьков с жёлтой маслянистой жидкостью.
– Один флакончик на пол-литра! Представляете?! Без всякой химии, натуральный продукт! Это особый мир, здесь остановилось время! А какая философия, какие традиции!
– Какие? – спросил Савойский.
– Чуждые, – убеждённо ответил Фёдор. – Нам, русским людям, чуждые. Это вам не Таиланд.
И с места в карьер принялся рассказывать о Бангкоке, волшебном городе, где недавно побывал, где любое желание, любая самая безумная фантазия исполняются легко и непринуждённо. Голубые глаза Фёдора налились ультрамарином. Он стал рассказывать о волшебном сафари, золотом королевском дворце, с непонятным восторгом о тучах крыс на улицах тайской столицы, наконец, о тайках, и в голосе Фёдора проклюнулись нотки неожиданной нежности.
– Одни имена чего стоят, – чуть не пропел он. – Лай, Та, Мяу, Танья! А тантрическая любовь!..
В голове Карагодина выскочил овал вполне тайского личика будущего секретаря-референта.
– Танья? – переспросил он.
– Танья, Танья! – восторженно подтвердил Фёдор. – Танечка по-нашему.
И погнал про кабинеты тайского массажа. Было очевидно, что тема эта ему знакома не понаслышке.
– Выпьем за Таиланд, – решительно сказал он. – Как закончите здесь ваши дела, езжайте в Бангкок – жалеть не будете. Просто рай на земле.
Сумбурные, но полные неподдельного чувства рассказы Фёдора производили на публику некий гипнотический эффект. Футболисты зачарованно смотрели Фёдору в рот, Карагодин думал: «Умеет же человек любить жизнь!». Савойский внимал речам с интересом, но с долей критического анализа во взгляде.
– За Бангкок, – повторил Фёдор.
Футболисты, которые с появлением начальства рюмочки пригубливали лишь номинально, и тут вознамерились проявить осторожность, но Фёдор это заметил.
– Спортсмены, да вы не стесняйтесь. За Бангкок можно и до дна!
Спортсмены повеселели и лихо опрокинули рюмки.
– Ну что, поедете в Таиланд? – спросил Фёдор депутатов.
– Без вопросов, – легко сказал Карагодин, – как завершим дела, сразу в Бангкок.
– Подумаем, – сказал Савойский. – Обсудим с Аныванной. А вообще:
– Молодец! – вскричал Фёдор. – Ответ не мальчика, но мужа. А что у вас тут за дела?
Узнав о делах, он посерьёзнел.
– С губером будьте поаккуратнее, мужик непростой. Но если скажет «да», то слово сдержит.
Дружбу, спаянную навек, решили укрепить в ближайшие дни, как только у делегатов определится рабочий график. Прощались душевно, по-свойски, дружественными объятиями. На прощанье Фёдор значительно сказал:
– Дай вам Бог, удачи, а за мной алаверды, земляки!
Хорошо бы она была сейчас рядом…
Карагодин долго слушал, как Савойский беспокойно ворочается во влажной темноте спальни, наконец, успокоился, мерно засопел, вдруг отчётливо сказал: «Аныванна, ты спи». Наконец сам провалился, как в омут, в жаркий сумбурный сон. Привиделся массажный кабинет, где он лежал на каком-то парусиновом топчане. Неожиданно ласковое прикосновение чьей-то руки ко лбу. Спросил во сне: «Дарья, это ты?» – открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Таню, с блуждающей наркотической улыбкой на охряных от губной помады губах, которые слегка приоткрылись и сладострастно приникли к его безвольным и покорным губам. «Вон оно как», – удивился он, ощущая привкус полыни. Пряди Татьяниных волос накрыли его лицо, источали пряный аромат. «Пять секретов пустыни» – узнал он.
– Ты спи, Аныванна, спи, – услышал сквозь сон Карагодин, открыл глаза, не понимая, где находится, увидел в зеркале напротив фрагмент покойной морской глади, ограниченной снизу песчаной береговой полосой, на которой группа аборигенов инспектировала длиннющую сеть, выложенную вдоль кромки воды, выбирая из неё неразличимые на таком расстоянии рыбацкие трофеи. Шестерни в его голове пришли в зацепление, завращались, реконструируя вчерашний вечер. Наконец определился в пространстве и времени. Некоторое время не мог вычислить источник пряного аромата, наполняющего объём опочивальни. Инстинктивно понюхал собственную ладонь – «Пять секретов пустыни»! В тяжёлой голове всплыла картина Великого Делания: с провизорской точностью он добавляет по каплям экзотическое масло, любезно предоставленное новым другом Фёдором, в пластиковый стаканчик с коньяком, который после перемешивания чайной ложечкой волшебно превратился в элитные французские духи. Вспомнил летучий сон, призывную Татьяну, дурманный запах её волос. Вспомнил бумажку с номером телефона, торопливо сунутую в его нагрудный карман при расставании, своё легкомысленно-весомое «будь спокойна, непременно позвоню. После девяти жди звонка».
Пошевелил ошпаренной ступнёй правой ноги. Приглушённая остатками алкогольного наркоза боль дала о себе знать с неожиданной отчётливостью. «Какого чёрта!.. – внутренне взвился он, но протестная волна тут же себя исчерпала. – Дал слово, держи его», – подумал Карагодин. Подумал, что никогда не нарушал слово, данное даме. Что приятно ощущать себя настоящим джентльменом. Было очень любопытно: что из всего этого выйдет?
Походный будильник на тумбочке показывал четверть седьмого. Карагодин понял, что заснуть снова не сможет. Осторожно, чтобы не нарушить сон маэстро, выбрался из постели и вышел в гостиную.
Стоя на лоджии с чашечкой крепчайшего кофе, набодяженого аж из трёх пакетиков, – запасливый Савойский прихватил в дорогу целую упаковку «Нескафе», он созерцал утреннюю панораму. Рыбари закончили разбор своей бесконечной сети и теперь складывали её аккуратными кольцами, отгоняя гортанными криками нахальных жирных чаек, налетевших полакомиться рыбьей мелочью, ещё трепыхавшейся на песке.
Подъехал маленький грузовичок. Рыбари споро уложили сеть в кузов, бросили туда мешок с добычей, прыгнули в кузов, и грузовичок укатил, оставив за собой чёткий протекторный след.
«Интересно, что они здесь ловят?» – подумал Карагодин, который и сам был заядлым любителем рыбалки. Натянул обрезанный по колено Wrangler и через пять минут был на пляже.
Он долго бродил по мокрому песку, который оставило за собой отступившее море, рассматривал розовые и серые двустворчатые раковины, уже уснувших и потерявших блеск ставридок, пеламидок и неожиданно миниатюрного ската… Вспоминал свои трофеи – сазанов, линей, пудовых сомов. И никак не мог взять в толк, что же увезли с собой в мешке черноногие рыбаки.
У кромки воды неизвестно откуда взявшийся фокстерьер с коротким хвостом торчком обнюхивал здоровенную мутно-бирюзовую медузу, беспомощно распластавшуюся у самой кромки воды. «Неужели? Неужели медуз? Неужели они их едят?! Ну, варвары».
Странным образом вид погибающего морского существа вернул мысль к красавице-Дарье… «Хорошо бы она была сейчас рядом, – с невнятной тоской подумал Карагодин, – любовались бы всей этой экзотикой. Она тонкая натура, она бы всё это чудо могла понять». Терьер неожиданно гавкнул – медуза теряла краски и быстро расплывалась по песку нехорошим пятном. «Свят-свят, – подумал Карагодин, – лучше Дарье этого не видеть… Может, и хорошо, что её здесь нет. К тому же в 9 часов нужно звонить Татьяне, а при Дарье это было бы неловко».