Пират видел только даму в голубом платье, госпожу Anne, а на Virginie Albertine de Guettee не обращал внимания, как и надеялся Daniel. - Леди!
Попрошу вас сдать ценные вещи нам на хранение! - Пират галантно поклонился, и снова грохот хохота пиратов с чувством юмора обрушился на залитую кровью каюту: - А этого, - пират в задумчивости пнул Daniel изящным сапогом в остаток лица, - вытащите на Солнце поджариться.
Он храбро сражался, убил много наших друзей, и поэтому пусть теперь замещает хотя бы боцмана.
С одним глазом и с одной ногой - лучше не найти мне помощника! - На этот раз пираты не захлебнулись смехом, а с уважением посмотрели на Daniel.
У Anne появилась надежда выжить и остаться нетронутой.
Но сейчас Daniel лежал без сознания, поэтому пользы от него было не больше, чем от бревна.
- Леди, не желаете ли покачаться на рее? - Пират снова поклонился Anne, даже шаркнул левой ногой, при этом угодил в лужу крови.
С брезгливостью посмотрел на испачканный сапог, вытер его о жилет Daniel и сдвинул брови галочкой.
Графине мешали боль в отрезанном языке и страх за свою честь, но она не могла не отметить, что пират необычайно хорош, с благородной осанкой Принца, и, если бы не оказался простолюдином, разбойником, то у него появился бы шанс прокатиться с ней на лошадях по Шервудскому лесу.
Virginie Albertine de Guettee стояла бы с высунутым от удивления языком, но языка у нее уже нет, как нет и безмятежного прошлого.
Пират казался благородным: осанка, точеное бронзовое лицо с волевым острым подбородком, блестящие черные волосы ниспадают на широкие плечи, а талия узкая, как у танцора.
Anne страшно, как птица закричала.
- Капитан (значит, статный ухоженный пират был капитаном, что справедливо), прежде чем повесить мы с ней поплаваем? - Тощий беззубый пират вонял даже на расстоянии, словно его подожгли в детстве, и он до сих пор тлеет.
- Крыса, ты хочешь доставить ей удовольствие перед смертью, - капитан зашипел, но это тихое шипение заморозило его команду. - Если бы ты служил у нее, и не угодил, то она бы тебя пожалела?
Тебя бы секли железными прутьями на конюшне, а она бы пила кофе и наблюдала с ледяным спокойствием.
Веди ее к камнеедам, они точно никому удовольствия не доставят! - Правый уголок губ капитана задрожал.
- Thomas (капитана зовут Thomas), а что такое кофе? - Толстый пират, повинуясь небрежному движению головы капитана, схватил Anne за волосы.
Anne пронзительно визжала, словно заяц, которому отрезают заднюю лапу.
Камеристку, ее камеристку, без ее разрешения тащили по лестнице вперед, к неизвестному, а что это неизвестное омерзительное, можно даже и не гадать, а она, графиня Virginie Albertine de Guettee, в простом платье служанки, без языка стоит, парализованная страхом - страх, наконец, овладел графиней.
Она не связывала события одно с другим, но начинала догадываться, что ничего хорошего не принесут.
- Капитан, штаны подтяни! - пират, которого звали Крыса, пошутил.
Капитан подтянул штаны, и все заржали дружно, у пиратов демократия.
Веселый смех жутким образом сливался с хрипами и воплями Anne.
Невидимая, для Virginie Albertine de Guettee, Anne на палубе страшно закричала, как зверь, но уже не как человек.
"Это плата за то, что она, как бы аристократка!" - Virginie Albertine de Guettee хотела слиться с белыми простынями.
Капитан Thomas пошел к выходу из каюты, словно Virginie Albertine de Guettee здесь и нет, и это немного оскорбляло благородную сущность графини, но обрадовало крестьянское ее воплощение.
- Иди за мной! - Капитан тихо произнес, и Virginie Albertine de Guettee догадалась, что слова предназначаются ей, потому что Daniel лежал без сознания, и с одной ногой он бы не смог идти, а только бы прыгал, как одноногий кузнечик.
Virginie Albertine de Guettee опустила взгляд в пол, но потом вспомнила совет - поступать не так, как прежде, а наоборот - подняла голову и с усилием смотрела в затылок пирата, словно ей очень любопытно, что у него находится в голове.
На палубе Anne уже не было, от нее остался кровавый след и лоскуток шикарного платья, платья, которое очень нравилось Virginie Albertine de Guettee.
Пираты смотрели на Virginie Albertine de Guettee без озлобленности, а с обыкновенным животным интересом, который сидит в каждом из самцов.
Некоторые из разбойников безобразны до неприличия, но находились и приличные экземпляры, которых, если отмыть, одеть, то можно было бы посвятить в рыцари и даже слегка пофлиртовать с ними.
Графиня подошла почти к спине капитана, надеясь, спрятаться от взглядов в тени его власти.
Thomas не оглядывался, а спустился вниз по другой лестнице, не по той, которая вела в бывшую каюту Virginie Albertine de Guettee.
Сначала в темноте графиня видела только пятна, наглые пятна, одно из которых - голубое, и оно оказалось платьем Anne, а в платье - сама камеристка.
Ее поддерживали два толстых пирата, и на их лицах застыло выражение запредельного ужаса, словно бежали, но не добежали.
Неужели, они испугались дамы в голубом, она же не призрак?
Anne находилась в том прекрасном состоянии, когда уже ничего не хотела понимать и воспринимать.
Она, кажется, не узнала свою госпожу.
Пираты застыли перед железной решеткой, перед клеткой, которая выдержала бы натиск боевого индийского слона.
"Быстро пираты доставили клетку с содержимым на мой корабль", - девушка от удивления на миг забыла о боли в обрубке языка.
За решеткой в темноте что-то потустороннее клацало зубами, перемещалось, смердело, и вызывало холодный липкий ужас.
- Джони, Акула, вас наверху ждут бочки с отличным выдержанным ромом, - капитан Thomas отпустил пиратов, и они с огромным облегчением, словно облегчились по-большому, помчались из страшного места к Солнцу.
- Thomas, ты справишься один? - больше из вежливости и из чувства благодарности, что его отпустили и не заставили участвовать в жутком представлении, спросил Акула.
Капитан не ответил, только махнул рукой, словно рубил голову.
Он уже жил другой жизнью, своей второй жизнью.
Капитан провел рукояткой ножа по прутьям решетки, и в ответ из-за нее страшно завыло.
Thomas запрокинул голову и захохотал, смеялся он настолько открыто и заразительно, что Virginie Albertine de Guettee соизволила улыбнуться; если мужчина смеется, то он слабый!
Но смех капитана быстро перешёл в зубовный скрежет.
Thomas сжал до посинения руку Anne, навис над ней, как утес нависает над морем:
- Чистенькая, благородная, сейчас ты познаешь грязь, ответишь за все грехи, которые доставила мне Angelique Marquise. - Капитан Thomas превратился в злобного демона. - Леди, вы стоите на вершине социальной лестницы, а камнееды находятся на нижней ее ступеньке, нет, даже не на ступеньке, а под лестницей, но это не помешает им одержать верх над вами, потому что зло всегда побеждает!
Но сначала я вам расскажу кто я, и почему здесь с вами!
В семнадцать лет я безоговорочно и бесповоротно влюбился в Angelique с волосами цвета потухшего Солнца!
Она называла себя Angelique Marquise des Anges, пусть называет как хочет, лишь бы не била меня.
Сначала Angelique улыбалась мне, давала поцеловать свою ручку и даже иногда позволяла прикоснуться губами к ее персиковой щеке! - По волевой скуле капитана покатилась щедрая слеза и зависла на кончике подбородка с родинкой. - Но к третьему году нашего знакомства она начала охладевать ко мне, становилась рассеянной, словно песок в пустыне, и равнодушной, как могильная плита, когда я читал стихи о соловье и розе.
В двадцать один год я, сгорая от нетерпения, решил предложить маркизе Angelique свои руку, сердце и немалое состояние, к тому же я красив необычайно! - Капитан Thomas небрежно заправил за ухо шаловливый непокорный локон. - Желая сделать сюрприз, я тайно прокрался с букетом роз и обручальным кольцом в ее дворец, ногой распахнул дверь ее роскошной спальни и... - Спазм сжал железными лапами горло капитана, в грудной клетке ожила грудная жаба.
Thomas страшно хрипел, безумно вращал дикими глазами с кровавыми слезами, но переборол ужас воспоминаний и продолжил трагедию. - На огромной, как палуба корабля, кровати, в самой невозможной позе, с отвратительным бесстыдством Angelique Marquise des Anges занималась любовью, нет, какая это любовь, это скотские упражнения, с гнусным горбатым карликом.
Все в этом карлике безобразно, начиная от грязных пяток, и заканчивая бородавками на длинном кривом носу.
Вы думаете, леди, что моя возлюбленная смутилась, начала щебетать в свое оправдание стихи, прогнала гадкого любовника?
Она, которую я возвышал, выбрала в противоположность мне и себе исчадие ада для постельных забав.
"Thomas! Выйдите вон, вы мешаете нам! - Angelique Marquise des Anges засмеялась непринужденно, словно я лакей с кладбища!"
Признаюсь, что я поступил глупо, не по-мужски, но смятение мое было настолько велико, что я ошибался, да, я ошибался, я начал оправдываться и рыдать:
"Marquise! За четыре года нашего знакомства вы даже не позволили поцеловать вас в розовые пухлые губы!
Я называл вас образцом чистоты и целомудрия, а сейчас вижу вас в клоаке с сатаной, и дьявол даже не пытается скрыться от моего гнева!"
"Alfonso не дьявол, Alfonso мой друг! - Маркиза пропела мне дивным чистым голосом, который никак не соответствовал ее бесстыдной позе, причем, разговаривая со мной, она не прервала своих омерзительных движений с карликом. - Вы, Thomas, много книг читали, поэтому не знаете жизнь.
Вы дарили мне стихи о соловье и розе, а Alfonso подарил мне меня!
Уходите, иначе я на вас рассержусь!" - Маркиза отвернулась от меня, закрыла для меня дверь в свою жизнь и в свои развлечения.
Не знаю, чем бы это закончилось в другом случае, но невоспитанный карлик, не отрываясь от моей Angelique дотянулся когтистой лапой до вазы с фруктами, схватил сицилийский апельсин, откусил огромными кривыми зубами вместе с кожей, сок стекал на его впалую грудь с мертвенно зеленой кожей, и с низким хихиканьем повторил слова моей возлюбленной:
"Уходи, иначе и я рассержусь!"
Гнев грозовой тучей накрыл меня, я не помню что творил, но очнулся, когда Angelique с яростью щипала меня за уши, пыталась пальцами выколоть глаза, дико визжала не как женщина, а как невеста Кинг-Конга.
Карлик лежал на кровати, во рту его застрял апельсин, а из ягодиц выглядывали листья ананаса.
Не знаю, как ананас там поместился, возможно, что я в гневе затолкнул его в карлика ногой, но это стало причиной смерти любовника моей маркизы.
Карлик был мертвее всех мертвых, я убил его фруктами.
Angelique убедилась, что ее друг по постели мертв безвозвратно, вроде бы успокоилась, и это спокойствие моей девушки отвлекло меня, я готов был простить Angelique, а карлика закопать на скотном дворе или бросить свиньям в корыто.