- Может, и станем, - по-доброму улыбнулся Михаил.
Ирина облегчённо вздохнула.
В другой раз они встретились через 3 дня. Ирина пришла домой из техникума поздно, усталая, расстроенная. Не ладилось с практикой студентов на заводе: главный инженер запретил приходить в цеха, требовал какой-то санкции. Когда она вошла, Михаил уже прощался с Анной Павловной. Ирина несказанно ему обрадовалась. Все эти дни она не переставала думать о нём.
- Вы уже уходите, - огорчилась она. - Ну, ничего, я провожу вас немного, - быстро нашлась она, и вдруг испугалась своей решимости, но всё же торопливо бросила на стол портфель и книжки и вышла с ним на улицу.
Вечер был прохладный и звёздный. Пошли молча. Где-то в верхушках почти голых пирамидальных тополей пробежал налетевший ветер. На землю, кружась, стали медленно падать редкие сухие листочки. Во всём ощущалась какая-то сиротливость.
- Вы давно у Анны Павловны? - нарушил Михаил молчание.
- Несколько месяцев. Она, знаете, очень одинока. И когда я приехала, она сама пригласила меня к себе. По вечерам я помогаю ей проверять ученические тетради. Она всегда жалуется: "Как надоели, как надоели они мне, Ирочка! 17 лет уже проверяю... и всё одно и то же, одно и то же!"
- Вы любите её?
- Мне её жаль. А временами бывает, что у меня появляется какая-то неприязнь к ней. Я не знаю, чем это объяснить, но в такие периоды я не могу выносить её вздохов, бесконечных старушечьих жалоб на жизнь, на тетради, и даже того, как она ходит по комнате в шлёпанцах на босу ногу.
- Значит, не любите, - определил Михаил. - А она просто устала от горя, работы. Муж её бросил лет 12 назад. Трудно остаться на старости одной. Она потому вас и пригласила. Денег же за квартиру Анна Павловна не берёт? А она ведь учит неплохо. Это она только дома думает, что работа ей надоела, а в школе, на уроке, она преображается. Я же учился у неё. А вот был у нас учитель географии. Тот был настоящий ремесленник, не переносил ни нас, учеников, ни школы, ни своего дела.
Ирине стал неприятен разговор. Ей тоже не нравилась её работа. Она перевела разговор на другое.
- А вы с её сыном вместе росли?
- Да, мы долго жили рядом. Особенной дружбы не было, просто вместе гоняли в футбол. А когда я переехал на новое место, у меня появились новые друзья.
Михаил оживился, увлёкся, начал рассказывать смешные истории из своего детства, и был похож на расшалившегося на уроке мальчишку.
- Миша, а вы ещё совсем мальчик, - заметила Ирина.
Михаил на минуту осекся, удивлённо на неё посмотрел, потом чему-то тихо рассмеялся и, подхватив Ирину на руки, перепрыгнул с ней через широкую канаву.
- Ну, что... мальчишка?! - отпустил он её, отдуваясь и улыбаясь.
Ирина и растерялась, и удивилась. Это было для неё так неожиданно, что в первую минуту она не знала, как к этому отнестись. Но очутиться в сильных и надёжных руках ей было приятно. Когда он разбегался с ней для прыжка, она инстинктивно, на миг прижалась к его груди. У него сильно, гулко билось сердце. От этого ей тоже хорошо и тепло сделалось на душе. Ей захотелось, чтобы он поднял её ещё раз, но, конечно, она не могла ему это сказать.
- А вы, оказывается, сильный!
- Мы много занимаемся спортом... - смутившись, ответил Михаил. - Идёмте к нам! - круто меняя тему, вдруг решительно позвал он её. - Чаю попьём с вареньем, с мамой моей познакомлю. - В его приглашении было столько искренности и сердечности, что она не устояла.
Ей с ним было хорошо. И оттого, что он такой сильный, и всё-таки ещё мальчишка, и оттого, что добрый и симпатичный, и оттого, что, в конце концов, он ей просто нравился. Ирина чувствовала, что он чист душой. Прост и бесхитростен.
- Но ведь уже поздно, Миша! - слабо и неуверенно пыталась она отказаться. - Ваша мама, наверное, уже спит... Да и Анна Павловна будет тревожиться... - грустно как-то улыбалась она.
- Я свою маму знаю: не спит! Пока я не приду - не ляжет, - смеялся Михаил. - Да мы недолго.
Мать Михаила, действительно, ждала его. Она понравилась Ирине с первого взгляда.
- Мама, мы замёрзли и хотим чаю! Вот - знакомьтесь: Ира - мама! - представил их Михаил друг другу. - Мама! С клубничным! - кричал он уже из другой комнаты. Вышел без шинели, помог раздеться Ирине.
Ирина поздоровалась, познакомилась и робость её понемногу улеглась. Чай пила она с Марией Георгиевной уже как давно знакомая.
Михаил вдруг вспомнил что-то и так рассмеялся, что чуть не захлебнулся чаем.
- Мама, знаешь, что я вспомнил? - смеясь и кашляя, проговорил он. - Как я тебя с клубничным вареньем провести хотел, помнишь?
- Ну и вспомнил же! - рассмеялась и Мария Георгиевна.
- А что? Я расскажу. Мне, Ира, тогда 7 лет было. Мама сварила клубничное варенье на зиму. Банку завязала пергаментной бумагой, поставила в погреб и ушла на базар. Мне позарез захотелось именно этого варенья, а взять незаметно не получится. Банка стеклянная - сразу заметно будет. Вышел на улицу, думаю, как быть. Смотрю, ребята несут из сарая дохлую крысу. Мелькнула тут у меня идея. Давайте меняться, говорю им. Ну, мальчишки - народ деловой, расспрашивать не стали, зачем она мне. Сошлись мы на два яблока. Схватил я эту крысу и домой, в погреб. Наелся варенья, сколько хотел, обернул банку, как была, пергаментной бумагой, завязал, положил крысу сверху.
Дня через два мама полезла зачем-то в погреб и всё увидела. Слышу, кричит:
- Ми-ха-ил!
И таким это, не предвещающим добра, голосом. Ну, думаю, сейчас будет головомойка.
- Твоя работа?
- Какая? - спрашиваю невинно.
- У людей дети, как дети, только у меня идол растёт. Господи, и за что такое наказание? - всплеснула она руками. - Зачем крысу на банку с вареньем положил?
- Мама, она сама туда залезла, - неуверенно пытаюсь я отвести от себя гром и выдвигая свою версию. - Наверно, покушать хотела.
- Так наелась, что завязала после себя шпагат и подохла от обжорства?
И р-раз меня по затылку. Тут я только сообразил: надо было в пергаменте дырку прорвать.
Все посмеялись над рассказом. Ирина почувствовала себя, словно в своей семье. Опомнилась, когда пришёл с работы отец Михаила. Было поздно. Она распрощалась. Михаил вышел её проводить.
- Миша, а вы любили когда-нибудь? - неожиданно спросила она его.
- Да.
Ненадолго замолчали.
- А почему не женились? - спросила и устыдилась.
- Говорила, что не готова переносить со мной тяготы кочевой жизни. Но вообще-то просто не любила меня, я это знал. - Михаил поёжился, как от холода, а Ирина смутно чему-то обрадовалась.
Когда Михаил вернулся домой, мать ещё не спала, мыла посуду.
- Хорошая девушка, славная! - не утерпела она высказать сыну своё мнение.
- Папа спит? - не обратил сын внимания на замечание матери.
- Лёг... устал очень.
- Я тоже лягу. Спокойной ночи, мама!
Отпуск у Михаила кончался. Ирина приходила к нему ещё несколько раз, и Мария Георгиевна успела к ней привязаться, встречала, как родную. Михаил часто и подолгу молчал, ходил чем-то подавленный. Потом уехал.
Шло время, писем Ирине Михаил не писал, они как-то не уговорились об этом. Не писала ему и она, ей казалось неудобным написать ему первой, но она любила его уже, помнила и ждала целый год. От Марии Георгиевны Ирина знала, что снова в отпуск Михаил обещал приехать в июле. Чтобы не разъехаться с ним, она осталась на месте, домой к себе на лето не поехала.
Прошёл август, сентябрь, снова начались занятия в техникуме, а Михаил всё не приезжал. Приехал только зимой, и сразу же на следующий день подался в город.
Когда, не дождавшись, Ирина зашла к нему сама, то встретила в доме лишь чем-то встревоженную Марию Георгиевну.
Нехорошо, тоскливо стало на душе у Ирины. "Ждала, ждала, и вот тебе на..."
Через неделю Михаил вернулся. Ходил расстроенный, мрачнее тучи. Вздыхала Мария Георгиевна, разговора не получалось.
Он опять провожал Ирину домой. Анны Павловны дома не оказалось, но Михаил всё равно отказался зайти в дом. Потом как-то нехотя согласился. Оба чувствовали себя неловко.
- Хочешь, покажу письма? - сказала и... испугалась. - Я писала их тебе. Впрочем... нет, не надо. - Села в угол, по лицу покатились слёзы.
Он внимательно, грустно и серьёзно посмотрел на неё. Только теперь, когда он стоял от неё так близко, она заметила, как похудел он весь и заострился, какие взрослые стали у него глаза.
Слёзы у Ирины высохли. Ей казалось, что сейчас он скажет что-то важное, такое долгожданное и дорогое. Она в каком-то трепетном, настороженном ожидании замерла, боясь пошевелиться.
- Прости! - сказал он еле слышно и нежно, как брат, поцеловал её в тёплые шершавые губы.
Его уже не было в комнате, а она всё ещё сидела, прижимая ладони к вискам и слыша, как бьётся в жилках под пальцами кровь. А когда всё стихло, она вдруг всё поняла. Приходя в себя, она тихо, как больная, поднялась и легла на диван. Звякнули старые пружины и болью отдались у неё в сердце.
Уткнувшись лицом в жёсткий потёртый угол, Ирина плакала, сдерживая рыдания. А под щекой было ещё тепло, его тепло... он здесь сидел.
Еще раз встретилась с Михаилом Ирина, когда он уезжал. Ирина была в городе. Был вечер, неуверенно догорал серенький, пасмурный день. Прохожих почти не было, улицы казались пустынными. Она шла и думала о чём-то тяжёлом, невыносимом. Но вот вспыхнули жёлтым матовым светом уличные фонари и вывели её из этого состояния.
- Надо жить... - прошептала Ирина.
- Ира, ты? - услыхала она сзади.
У троллейбусной остановки с чемоданом в руке стоял Михаил.
- Уезжаю вот... - сказал он грустно, когда она к нему подошла. - Сейчас на вокзал и... Ты о чём-то мечтала?
- Уезжаешь? - переспросила она его удивлённо. - Но ведь твой отпуск ещё не кончился...
- Так лучше, - ответил он на какие-то, должно быть, свои мысли.
- Ну, что же. Тогда счастливого пути! - пожелала ему Ирина отсутствующим голосом. Она готова была расплакаться, лицо её кривилось, дрожали губы.
Ничего не замечая, Михаил как-то судорожно глотнул, отвернулся в сторону.
- Пойдём на лавочку, посидим немного, - предложил он. - Я ещё успею, поезд не скоро.
Они свернули в боковую аллею и, дойдя до припушенного инеем сквера, сели на длинную широкую скамью.
Стало совсем темно. Шелестя шинами по асфальту, промчалось где-то рядом такси, только красивые огоньки далеко впереди замелькали. Михаил молчал.
- Миша, ты будешь мне писать? - тихо спросила Ирина. - Я тебя так ждала, так ждала, думала... - торопилась она, пытаясь собраться с мыслями. - Я очень одинока, - добавила она уже громче и печально. - Ты может, не поймёшь, это покажется странным. Я чувствую себя очень одинокой. И не потому, что ты не любишь меня, а потому, что я не нашла себя, не нашла своё место в жизни. Вот представь мой урок. Тема урока - приготовление булочек и плетёнок с маком. Дело, конечно, тоже нужное, но я ненавижу эти плетёнки с маком. Разве я виновата в этом? Не стал бы ты вот трактористом, к примеру? Потому что ты самолёты любишь. А я не люблю свою работу. Я не учу, а исполняю роль учителя. Бежать, бежать мне надо от этих плетёнок с маком. Но куда? На завод? Но там всё те же плетёнки. Неужели для этого стоило учиться 5 лет. Посвящать этому жизнь? Не этого мне хотелось. - Ирина передохнула. Так много она ещё не говорила. Всё наболевшее, передуманное вырвалось у неё теперь наружу.