Потешный бастион - Михеев Геннадий Александрович 13 стр.


   Мозг работал стремительно, несмотря на шум в голове. Уверенно я направился по натоптанной ими тропке, и метров через сто наткнулся на снегоход типа "Буран". Техника для меня знакомая, да и руки у меня из того места растут, какое надо. Ого, да я король положения! Я уверенно вернулся в избушку. Те двое испуганно зырили на меня. М-м-мда, хорошо, когда ты банкуешь! Я молча (но краешком глаза все же наблюдая за фраерами) оделся, собрал в сумку остатки провизии, прихватил лыжи. У одного из ружей вынул патроны, положил в карман. Ствол бросил на пол. Скажу честно: был горд тем фактом, что смог одолеть противника, не проронив ни слова. Кураж, блин. Жалко ли мне было этих людей? Ни на копейку. Как там у Шекспира: "Бывает зверь жесток, но и ему знакома жалость, нет жалости во мне - а, значит, я - не зверь". Начитался, вот... Толстой недоделанный. Теперь уже я уверенно глядел в виноватые глазенки того, кому изуродовал ногу. Он что-то шипел, кажется: "Не убивайте нас, у нас де-е-е-ети..." У меня ведь ружье в руках... Я еще раз сплюнул - теперь уже презрительно.

   Бензину хватило километров, наверное, на восемьдесят. Когда мотор в последний раз хряпнул и заглох окончательно, я изучил содержимое бардачка. Там были только железки - разного рода капканы - да приманка в виде дохлых грызунов. Невелика моя добыча...

   Дальше скажу совсем уж коротко. Да и рассказывать, откровенно говоря, особо нечего. Два дня я шел все в том же восточном направлении, две ночи кое-как кантовался у костра, свернувшись калачиком. Вначале думал, убью какую-нибудь зверюгу, сожру, но оказалось, зверь просто так по лесу не ходит. Ну, не охотник я, чтоб знать, как зверя добывать! Не набрел я и на человеческое жилье. Кажись, попал я ну, в совершенно необитаемую зону. Здесь я, видно маху дал - ведь, когда летел на "Буране", несколько раз пересекал наезженные дороги. Надо было все же держаться их. Третий день уже и сил не было идти. Пробовал жевать какие-то ветки, во рту только гадостно было. Вот тут и охватило меня полное отчаяние. Ружье казалось трехпудовым. Сбросил я его - поплелся налегке.

   Еще задолго до темна я начал в меру сил обустраивать лежанку. Обустроил, а костер... не захотелось мне его разжигать. А ведь чувствую, что руки, ноги коченеют, и такое приятное тепло стало меня обволакивать. Я улегся на свое одро. Сомкнул веки. Пытался представить себе маму - именно такою, как матушка Антонина со станции "Раненбург". Почти сразу я погрузился в сладкую дрему...

   ...Очнулся от резкой боли в конечностях - уж так стало меня ломать! Полумрак, чернота над головою, и... вдруг склонилось надо мной лицо. Женское. "Мама?" - Пронеслось в голове... Кажется, я и произнес это слово.

   - Ну, маму вспомнил, - заговорила женщина приятным голосом, - тебя как звать-то красавчик?

   - Так, это... Алексий... - Таким странным показался мой голос...

   - Божий человек? - Она по-детски хихикнула. Такое простое, приятное лицо. Нет, это не мама. Наконец, я стал концентрировать мысли, понял, что я лежу в помещении.

   Я промолчал. Она приподняла уверенной рукою мою голову приложила к губам что-то теплое:

   - На, попей, дак. Молоко...

   Я глотнул пару раз. Подавился. Закашлялся. Она приподняла меня за плечи и трижды стукнула по спине:

   - Жив будешь. А меня Людмилою зовут. Люсей.

  -- Гиперболоид

   В обмене пленными мне поучаствовать не удалось. На дежурство надо было заступать - моя очередь охранять северные подступы с крыши фермы. Да, там все просто было - договорились о встрече "три на три", на нейтральной территории. Стороны пребывают на противоположных берегах Белой, меняемые встречаются на середине речки. Там неглубоко, по пояс. Если в омут не угодишь.

   На прощание, еще в слободе, Артур нам сказал: "Ребят, зря вы это все. Плетью обуха не перешибешь. Сопротивляться будете - только хуже получится - поверьте. Система работает как американский авианосец. Ну, да господь вам судья..." Между прочим, горячо пожал нам руки, а Игорька с дядей Васей приобнял. На всякий случай мы все же послали тайными тропами группу сопровождения. От этих отморозков ждать можно чего угодно. Впрочем, неприятных инцидентов не случилось.

   Жора вид имеет не героический, но помятый. Фингал под глазом, рассечена губа. Прихрамывает. Злой - как сволочь. Похоже, изрядно досталось мужику. Рассказал немного. Обращались те козлы жестоко, угрожали чуть не расстрелом. В общем, неласковые какие-то. К таким в лапы лучше не попадать. Особенно Жора в обиде на меня с Игорьком. Как лохи себя вели в скиту. Буквально из под носу у нас пара боевиков утащила нашего товарища, а мы носами даже не повели. Я считаю, Жора неправ. Мы ведь не ниньзя, откуда нам знать все тонкости диверсионного искусства? Игорь все свое умение применил. И в конце концов, именно наш спецназовец добыл "обменный фонд".

   Ну, да ладно... теперь мы нашего следопыта просто обязаны оберегать. Отдохнув совсем немного, Жора поспешил тщательно обследовать периметр. Я к тому времени уже сменился, тоже поучаствовал. Как там у Игоря это называется: "зачистка зеленки", кажется. Наша торопливость оказалась не пустой: обнаружены были два "схрона", наблюдательных поста, оборудованных в кронах деревьев. По счастью, пустые. Оказывается, какое-то время наше Беловодье находилось под "колпаком"... Мы "схроны" трогать не стали, просто усекли, какие именно участки просматриваются с неприятельских НП. "Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать..." - раздумчиво произнес обычно беспечный Вацлавас. Кольцо сжимается? Ну, не слишком. По крайней мере, как утверждает Жора, троп, ведущих к нам, все же конечное число. Тем более что обороняться как-то менее хлопотно. Хотя, лучшая защита все же - нападение.

   Сформировали особую "команду", которая принялась ставить на тропах капканы, ловушки. Для защиты - смехотворно, но нервы противнику потреплет изрядно. Ее возглавил Мефодий. Он опыт имеет - долго на острове жил и всякими промыслами мужскими овладел. Тем более, как монах он не может брать в руки оружие. Ну, а капканы - не оружие, все же.

   С любопытством наблюдаю, с какой деловитостью все наши исполняют дела. Впору отчаяться, запаниковать. Действительно - на что мы надеемся? Уж коли некая сила взялась вытравить наше "осиное гнездо" - по любому они своего добьются. Хотя... какая-то во всех наших живет надежда. Не могу и понять-то, на что. Даже старухи - и те стараются нас подбадривать. И помогать. Пока мы занимаемся проблемами нашей беловодской обороноспособности, бабушки, как и все женщины, взвалили на себя сельхозтруд, который обычно справляют мужики. Мобилизация физических и моральных сил? Пожалуй... Против лома нет приема... А если и мы найдем лом? Тогда уж надо поглядеть, чей крепче...

   В книге про Наполеона, написанной ученым со странной фамилией Тарле (ее я нашел в Жориной библиотеке), читал: корсиканец покорил много стран и народов. Но зубы сломал только об испанцев и русских. Потому что в Испании в России столкнулся с народной войной. Мы здесь, в Беловодье все же народ. В нас сильна идея. Это идея свободы. Мы - анархисты? Не без того. Но суть не в этом. Прежде всего, мы - люди, которым не по душе пришлось существование в обществе, в котором... как там наш полукавказский пленник сказал... маленьких пиз...т, больших - убивают? Нормальная такая парадигма. И это общество, в котором попы ходят под ручку с президентом, а тот на пару с премьером стоят в церкви со свечками как со стаканами. Государственная религия любви? Ну-ну...

   Я фактически принял на себя роль порученца при дяде Васе. Он - наш "начштаба", координирует все действия и строит стратегические планы. Тактические маневры на Игорьке, практически, он наш полевой командир. Жора... ну, хотели его в начальники разведки, да он какой-то убитый. Пообломали они парня, дядя Вася сказал: посттравматический синдром. Видимо, так задуман мир: на "гражданке мы равны, в условиях войны сама собою формируется строгая иерархия. Может, так и рождаются диктатуры - когда над обществом нависает внешняя угроза?

   ...Зашел в храм, дядя Вася просил разобраться с вопросом, насколько годится он в качестве фортификационного сооружения. Приятно, что дед мне доверяет, однако. Кирилл, плотненький такой, крепко сбитый, растирает краски. Они с Мефодием специально курятник держат - для яичного белка - а для красок разыскивают минералы и перетирают. Потом не белке готовят естественную краску. Натур-продукт. За последние два месяца, что я не заходил в храм, работа значительно подвинулась: одну из стен украсила обновленная фреска. Я не сильно разбираюсь во всей этой иконописи, но, как понимаю, это "страшный суд". Ну, там - грешники голые всякие страдания принимают, типа в аду, все в красных тонах... ну, очень похоже на современный ночной клуб. Сам я не бывал - фотки в журналах видал. Нарисовано с чувством. Наверное, художник сам все это пережил. В душе. Или наяву. В сущности, все равно, где пережил, главное - прочувствовал. Это заметно.

   Плохо приспособлен храм для вероятной обороны. Окошки узкие, обзор неширок. Дверь деревянная - легко выбить. Да и вообще все внутри простреливается, спрятаться можно разве что в алтаре. Пожалуй что, надвратная церковь с колоколенкой получше будет: там и обзор, и переходы, и вообще доминирующая высота. Так и скажу деду. Господи, до чего дошли: храм рассматриваем в плане "угла обстрела"...

   Мефодий с первого дня беды сразу включился в общее дело. Кирилл - ни в какую. Правда, еще позавчера заверял: "Прижмет - в стороне не останусь..." Даже от дежурства на колокольне отказался, сослался на то, что там с оружием надо быть. Я лично напряженно отношусь к этим "Дольче и Габано" русского православия. Но, по крайней мере, терпимо. Каждый сам в ответе за свои поступки. Вроде, наши иноки никому своих предпочтений не навязывают. Значит, хрен с ними.

   С Мефодием мы в сущности кореша. Частенько плечо к плечу работаем. Кирилл для меня - "темная лошадка". Есть люди, с которыми легко. Они без заморочек - вот какие дела, будь проще и к тебе потянется всякая тварь земная. А Кирилл - с заморочками. Даже не знаю, как к нему и подступиться-то. До того как к нам пришел враг, вполне можно было жить и без контактов с теми, кто тебе противен. Ну, а сейчас... хочешь - а один за всех, все за одного.

   Пока я деловито бродил под гулкими сводами, Кирилл усиленно тер свой камень. Хотя и поглядывал на меня. Искоса, украдкой. Ну, блин, думаю: Тоже мне Микеланджело Буанаротти. Вспомнилось: "...а был ли убийцею создатель Ватикана?!" С-с-святоша... Был бы святым - не занесло бы сюда, дак. Не люблю тех, кто считает себя умнее других. Незаслуженно, то есть. Вот дед - он умнее. А Кирилл, мне кажется, только выёживается.

   Красивая черная борода Кирилла сумасшедше топорщилась. Вообще, он больше напоминал старика-лесовика. Или еще какую нечисть. Все же я решился съязвить:

   - Ну, и чё там пророчества говорят? Когда нам кирдык?

   Я и сам испугался своему голосу, многократно отраженному от сводов и вернувшемуся ко мне звонким гулом. Встрепенулся, аж мурашки по телу. Нормальная здесь акустика. Вот, почему, когда иноки свои литургии служат, их так слышно. Мне Мефодий говорил, Кирилл задвинут на пророчествах святых отцов. Типа вся история уже написана в книгах, нам остается только отыскивать нужные места. И так все у них хитро устроено, что мы нужное пророчество обнаруживаем пост-фактум. Спекуляция все это - вот какое мое убеждение. Потому что под события любые словеса можно подогнать. Они все равно стараются писать туманно, обтекаемо. Поди, например, объясни рельефно, что значат эти "кони апокалипсиса"...

   Кирилл остановил свои "фрикции". Молча глядел в пол. За бородою не поймешь выражение его лица. Все же изрек - так же язвительно:

   - Наверное, вы хотите от меня услышать, что на все воля божья?

   Он со всеми на "вы". Интеллигент.

   - Ну, об этом я уже знаю. Так, я о пророчествах. Апокалипсис, и все дела...

   - Где? - инок выпалил это слово так громко, что его еще с полминуты носило во внутренностях храма, получилось: "Йе-йе-йе-йе-е-е.."

   - В периметре, где.

   - И к гадалке ходить не надо. У нас все будет... как надо.

   - Кому?

   - В смысле...

   - Надо - кому?

   - Ему. - Кирилл кивнул в сторону алтаря. Перекрестился.

   - Ага. Значит, все-таки, божья воля. Вот такая и вся ваша религия. У-вэй.

   - Чаго?

   Мне черт возьми, приятно, что я знаю то, чего не знает православный монах. У-вэй - буддистская парадигма: "ничего не надо делать - все само собою образуется". Укатал я тебя, монах! Ваш "промысел божий" - не более чем оправдание пассивной позиции. Да если бы не свалил в нужное время из Большого Мира, братан, тебя б давно в психушку упекли! Поял? Но это я только про себя ворчу. Не буди лиха - пока оно... Вслух же сказал:

   - Эх, батюшка, батюшка. Страшно далеки вы от народа. Вот, в чем беда-то.

Назад Дальше