- Отвлекись, - шепнул Вергилий, - нам навстречу шествует толпа. От них узнаем верный путь.
Идущие не очень-то и были похожи на людей. Когда они приблизились, стало видно, что эти тени, согнувшись, на себе несут большие камни и сами же себя бичуют. Издалека они напоминали червей.
- Да снизойдет на вас, - обратился Вергилий к душам, - Божья благодать! Не знаете ли вы, где здесь тропа, ведущая к вершине? А, может, есть такое место, где склон не столь отвесен... Мой спутник из живых, он не сможет преодолеть такую кручу.
- К месту отрады есть дорога, - донесся из толпы усталый голос, - ступайте-ка направо, с нами, там найдется проход, который и живому по силе будет. Эх, если бы не камень, я б распрямился, чтобы рассмотреть пришедшего с Земли...
Несмотря на то, что тяжкий труд скрутил доброжелательные тени, нескольких из этих душ мне удалось узнать. А мире живых они считались хорошими людьми, но все имели слабость: слишком были горделивы...
...Когда мы дальше шли, учитель посоветовал взор обратить к стопам -- так якобы я отвлекусь от тяжести пути и даже развлекусь. И правда: плиты, по которым мы ступали, были украшены резьбой, изображающей примеры чрезмерной гордости. Я видел Люцифера, свергающегося с небес; Бриарея, к земле прижатого собственною тяжестью; Аполлона лона, Марса и Палладу, в доспехи облаченных, взирающих на поверженных ими гигантов; царя Саула, на свой же меч упавшего, врагами окруженного; Арахну дерзкую, наполовину в паучиху превращенную... Столь мастерских работ нигде я раньше не встречал. И вправду: восхищенный искусством мастера, я совершенно позабыл усталость, и даже не сразу отреагировал на окрик учителя:
- Ангел! Сын, смотри...
Подняв глаза, я в восхищение пришел: он был в белых ризах, а глаза его светились. Взмахнув руками, создание небесное нам указало лестницу, при этом обоими крылами обмахнув мое лицо. Он произнес:
- Идите, путь ваш будет легок.
Едва мы поднялись, я расслышал звуки гимна "Beati Pauperes spiritu". Вергилий мне сказал, что мы достигли следующего круга. Я ощутил необыкновенный прилив сил, казалось, с плеч моих свалилась тяжесть.
- Ты не видишь, - объяснил мой проводник, - а мне все предельно ясно: с каждым новым уровнем с твоего лба будет исчезать одна буква "Г", которая обозначает твои грехи. Сейчас ты избавился от гордости, остались шесть. А в конце ты совершенно очистишься -- вот это будет легкость!..
...Мы находились на последней из ступеней тайной лестницы. Здесь, на новом промежутке очищений край горы был обведен широкой кромкой, а серая стена не радовала каменной резьбой. Вергилий, оглядевшись, проворчал:
- Пожалуй, не будет разумным нам здесь ждать хотя бы кого-нибудь... О, Свет небесный! - Взмолился он, руки свои воздев к высотам: - Помоги нам. Тепло и благо ты даришь земным долам, лишь в тебе одном мы видим проявление Всевышнего...
Никто нам не ответил, мы пустились наугад в безмолвной пустоте. Лишь, наверное, через милю до моих ушей донеслось: "Vinum non habent!" Эти слова произнесла душа, внезапно пролетевшая над нами. Не успел я испугаться, как услышал: "Люби своих врагов!"
- Здесь, - объяснил учитель, - искупают свой грех те, кто в прошлой жизни поддавался зависти. Всмотрись...
Я увидел тени, в серое одетые, сидящие на камнях. Одна из них взывала к небесам: "Пречистая, моли о нас!" Иные обращались к Михаилу, Петру, другим святым. Когда мы подошли поближе, я поразился скорби, которая запечатлелась в этих лицах. Они напоминали нищих слепцов, ждущих милостыни на церковных папертях. Приглядевшись, я заметил, что у всех железной нитью зашиты веки -- но только по краям: так прикрывают глаза у ястребов, чтоб их приручить. Из уродливых глазниц сочились слезы.
Мы двинулись вдоль вереницы полуслепцов. Вергилий шел по краешку обрыва, я -- посередине ниши, души прижались к каменной стене. Тут мой взор остановился на тени женщины. Казалось, она меня ждала, и я участливо спросил, кто она и откуда. Душа мне сообщила, что она из Сьены, а звали ее Сапией. Она со всеми здесь ждет Всевышнего, чтоб он себя явил. Грех ее состоял в следующем. Когда в сражении про Колле противник теснил сограждан Сапии, он молила Господа, чтобы скорей свершилось то, что Бог и допустил. На разгром женщина глядела с радостью и даже вскричала: "Теперь мне сам Господь не страшен!" На склоне своих дней Сапия обратилась к Господу, но свершенный грех тяготил ее все больше. А сюда попала она по моленью сьенского святого Пьера Петтинайо.
Тут я вспомнил, что и сам не раз злился чужим удачам или радостям. Но гордости во мне было гораздо больше, так что по прохождении пожизненного пути мне, возможно, предстоит блуждать обрывом ниже. Далее идя, изредка я узнавал и земляков, с себя пытающихся снять грех зависти. Внезапно до нас, как будто гром с небес, донесся крик, исполненный отчаянья: "Кто меня встретит -- тот убье-е-ет!" А, через паузу, новый раскат: "Я тень Аглавры, превращенный в ка-а-аме-е-ень!"
- Классический силок, - сказал Вергилий, - для греховного порыва. Вот так и ловит супостат на столь хитроумную приманку: примеры наказания греха и образах вознагражденной добродетели. Бывает, что над вами небеса кружат, взывая к высокому и чистому, а вы все свое внимание сосредоточили на земном. И нас карает тот, кто всевидящ...
...Солнце уже начало клониться к закату, как я был поражен особым блеском. Я от него ладонью попытался закрыться, но свет упорно бил в лицо.
- Тебя слепит, - учитель успокоил, - сонм ангелов. Один из этой прекрасной семьи небес уж к нам направился, полагаю, чтобы сообщить: путь нам открыт.
И правда: нам открылись ступени, ведущие наверх. Подьем был более пологим, чем у предыдущей лестницы. Когда мы возвышались, слышалось пение: "Beati Misericordes!" С моего лба исчез еще один рубец. На последней из ступеней ко мне пришло виденье -- храм, наполненный людьми, и женщина, переступив порог, с нежностью произносит: "Сынок, зачем ты это сделал... отцу и мне непросто и волнительно было тебя найти..." И еще один странный образ: Афина с Посейдоном спорят, чьим именем назвать город, посеявший раздор среди богов. Еще увидел я толпу людей, кидавших камни в юношу, при этом кричащих: "Бей его, бей!"
- Вернись в реальность! - Воскликнул мой проводник: - мы уже изрядно идем, а ты прикрыл глаза и семенишь как будто во хмелю.
Я передал свои фантазии. Вергилий заявил, что на меня напало подобье сна, чтобы я понял: всякий гнев гасим примером кротости. Между тем на нашем пути сгущался дым; толь мрачной поволоки я не видал в самом Аду. Я как слепец держался за плечо учителя, чтобы не пропасть. Сквозь тьму я слышал голоса: кто-то просил о мире и произносил слова молитвы "Agnus Dei".
- Это души? - спросил я у проводника.
- Да, - ответил он, - они умиротворяют свой излишний гнев.
Несмотря на мглу, я узнал одну из умоляющих прощения теней: это был ломбардец по имени Марко. В разговоре он мне поведал о природе зла. Вот, что сообщил мне Марко:
- Мир сам по себе и слеп, и безрассуден. На Земле мы склонны полагаться на влияние небесных тел, но, если бы все так и состояло, наша воля не имела б силы. Не было бы правды в вознаграждении добра и отомщеньи зла. Нам на Земле дарован Свет, чтоб наша воля различала добро и зло. Если сила, исходящая от нас самих, побеждает влиянье звезд, тогда и вера святость, вселившая в разум, наполняет души наши добром. Если мир сейчас колеблем, тому причиной -- вы, живые. Господь лелеет рождающиеся души, которые еще и мыслить-то не научились, но радостно протягивают ручки ко всему, что манит. Души тяготят к благам, порой ничтожным и порочным, если только их не обуздает сила в лице вождя или закона. Коли паства видит, что у пастыря копыта не раздвоены, что в нем живет влечение к тем же целям, что и у толпы, тогда уж в мире никому не отличить зло и добра. Если мир плох, виной же тому -- дурное управление. Скверно, если власть духовная посягает и на управление делами мирскими. Потому-то Церковь и упала ныне в грязь...
...Наконец, сквозь мрачный туман стал проглядывать диск идущего к закату Солнца. В лазоревом покое, пока мы шли, вновь во мне разыгралось воображение. Мне вдруг вспомнилась жестокость Прокны, превращенной в соловья; на дереве распятый злодей Аман; повесившаяся от мрачной ярости Амата... и вновь я очнулся у перехода в новый круг. Учитель говорил:
- Нам помог дух Божий. Он нам явно благоволит -- поднимемся же скорее, пока не потемнело.
Едва ступив на лестницу, я услышал: "Beati Pacific!" Мое лицо как бы обдало дыханием неведомого, я ощутил, насколько тяжелы стали мои ноги... но я сдюжил и поднялся. Было тихо и как-то напряженно. Я спросил учителя:
- Что за вина здесь очищается?
- Здесь, - ответил проводник, - придается сила неполной и унылой любви к добру. Давай присядем и отдохнем, а ты меня внимательно послушай. Продолжу тему, затронутую духом Марко. Сын мой, ты должен знать, что на Земле любая тварь подобная Творцу полна любви -- природной или духовной. Любовь естественная греха не знает. А вот высокая любовь вполне способна на ошибки, став скудной или чрезмерной. Пока душа стремится к Небу и не перешла предела в низком, нет причин родиться дурным наклонностям. Но, если она захочет чересчур много или слишком мало благ, тварь предает завет Создателя. Именно поэтому любовь может стать причиной и того, что можно похвалить, и тех деяний, за которые последует кара от Высших. Ежели в тебе живет любовь, ты будешь чувствовать и неприязнь к себе. Поскольку сущее неотделимо от божественного, всякая душа не может оказаться нелюбима. И даже зло, представь себе, есть подлинный предмет любви, вид которой на Земле тройственен. Бывают люди, стремящиеся возвеличиться за счет других: для них прямо удовольствие кого-то растоптать. Иной боится утратить славу, милость или власть; а если уж ближний добьется успеха, это для завистника -- трагедия. А есть такие, кто от нанесенной им обиды так воспылают злою жаждой, что не остынут, пока не отмстят. Внизу эта триада оплакана: там очищаются все зложелатели. Но есть любовь другая, для которой путь к добру иной. На Земле все жаждут благ, пусть и подспудно. Но если в ком-то живет слишком вялая любовь, покаянным как раз и место в этом круге. Если говорить о тех кругах Чистилища, что выше, там предаются плачу виды чрезмерной любви к ложным благам. А, впрочем, скоро ты все увидишь сам.
Закончив, учитель внимательно всмотрелся в мои глаза, чтобы понять: разумел ли я сказанное. Я осознал не все, но промолчал, так рассудив: вряд ли стоит мне сейчас его томить недоумением. Он сам потребовал:
- Не бойся высказаться. Понимание -- нормальная потребность разума.
- Отец, - проговорил я, - я еще слишком мало знаю. Например, неясно мне, что есть -- любовь, которая как ты сказал, лежит в начале всех благих и грешных дел...
- Вглядись духовным зреньем -- осознаешь заблуждение слепцов, нас на Земле ведущих. Душа и создана лишь для того, чтобы любить, но ее слишком часто влечет все приносящее усладу. В нас живут лишь образы -- то, что мы чувственно воспринимаем. Если душа пленяется наружной оболочкой, это и есть природная любовь, в которой мы стремимся к наслажденьям. Главное, чтобы у души было стремление к возвышенному: это тяга к пламени небес. Она стихает лишь достигнув высоты. Поэтому глупы приверженцы той сумасбродной мысли, что де любовь оправдана всегда. Пусть даже она и непорочна, но, будь они чистейшим воском, все равно она оставит скверный отпечаток.
- Про суть любви, отец, я понял. Но вот вопрос: если нам любовь дается извне и для души не существует иной дороги, она не будет отвечать за свой же выбор.
- Разум видит далеко не все, зато есть сила веры. Во всяком веществе присутствует творящее начало, исполненное силой, невидимой в бездействии. Эта мощь явит себя через проявления: так жизнь дерева видна через его листву. Нам не дано постичь, откуда у нас берется душа, как рождаются потребности и почему даровано нам право выбора. На земле мы можем отвергать или приветствовать любовь -- будь она благая или порочная. Свобода -- закон всех смертных, спущенный с небес. Пусть даже любовь дается нам извне: душа вольна ее изгнать. Беатриче это называет свободой воли...
... Меж тем на небесах уже хозяйкой двигалась Луна. Я стоял как будто в полусне, но поволоку дремы с меня как будто сдул истошный крик. Я различил толпу теней, бежавших вдоль стены: мне было ясно, что это -- уязвленные благой любовью. "Скорей, скорей! - визжала одна душа: - Любвиобилью не положено быть вялым! Без энергичного усилья к нам милость не сойдет... " Вергилий не преминул обратиться к этим суетливым существам:
- Пусть с вами да пребудет благодать! Со мной идет живой, его наверх веду я. Может кто-то из вас знает, где проход?
- Бегите с нами! - кто-то крикнул: - Только не отстаньте. Ноги сами нас несут, остановиться мы не в силах. И дозвольте передать вам мою земную жизнь...