- О, Джакомо... как скверно защищаться мной, разве я виновен в том, что твоя жизнь была нехороша...
- Кем ты был? - спросил учитель мой у страждущей души.
- Сгребите листья ближе к моим ногам, - простонал несчастный, - хоть немного облегчите мои страдания. Если вы уж прорвали вековую тьму, чтобы увидеть этот прах, скажу. Я жил в городе, который ради Иоанна Крестителя забыл былого заступника. Теперь Марс, бог язычников, мстит моей Флоренции своим искусством. Наверное, если бы частица идола не была сохранена на берегу родной Арно, напрасно город возродили после Аттилова погрома. Что до меня, я сам же и виноват: не стоило мне отнимать у самого себя же земную жизнь...
Я сгреб листву поближе к этой разнесчастной тени. Мы с учителем двинулись сквозь лес самоубийц и скоро вышли к голой местности; Вергилий сообщил, что это -- третий пояс.
Песок был черен. В глубине пустыни виднелись толпы душ, все были совершенно голы. Одни в истерике неистово крутились, другие скорчившись сидели, иные -- лежа верх лицом, горько рыдали. Провожатый объяснил: первые -- мужеложцы, вторые -- лихоимцы, третьи -- богохульники. Больше всех было суетливых. На пустыню сверху падал дождь из пламени, обильно поливая грешников. Последние даже не пытались увернуться, снося мучения как данность. Учитель, указав на одного из лежащих, по виду -- богатыря, мне сообщил:
- Эту тень когда-то звали Копаней, он был в числе семи царей, осаждавших город Фивы. Уж этот умеет казнить себя пожестче всякого суда. Когда-то он, предаваясь буйству, о Боге забывал. Гордец... даже здесь клянется, что в смерти будет таким же как и на Земле. Идем же дальше, но держись поближе к лесу и не ступай в песок, чтоб не обжечься...
Дошли до речки, которая в песке размыла русло до камней -- и осторожно зашагали вниз, по течению. Вергилий пояснил:
- По сравнению с другими чудесами, что ты успел в Аду увидеть, этот поток одно из самых удивительных явлений. Силой испарения речушка способна усмирить огонь небесный.
По правде говоря, я чувствовал смертельный голод, и, дабы подавить столь плотское желание, я попросил учителя поподробней рассказать о чудесах подземных вод.
- Посередине моря есть остров Крит, - продолжил мой вожатый, - тот самый, где при Сатурне царил Век Золотой. Есть там гора Ида, в старину лесистая и сырая, теперь же пустая и безводная. Ей Рея доверила свое дитя, дабы спасти его от ярости безумной Кроноса. Ребенок плакал, а, чтобы пожиратель не услышал, Ида поднимала шум. На той горе, обращенный лицом к Риму, стоит золотоголовый Великий Старец на глиняной ноге. На Старце трещина, из нее струится влага, в горе пещеру проточившая. Там исток Ахерона, Стикса и Флегетона. Здесь, внизу, реки, которые образовало все мировое зло, сливаются в Коцит, его ты еще не видел. Флегетон ты видишь сейчас...
...Мы шагали под защитой дыхания реки, способной погасить огонь небесный, а навстречу нам шли тени, друг на друга недоверчиво глядя. Одна из душ, мельком бросив взгляд на нас с Вергилием, воскликнула:
- Вот это номер! - и попыталась ухватить меня за мой подол. Хотя лицо его все было обожжено, я его узнал:
- Сэр Брунетто! Любезный мой наставник...
- Помнишь... не станешь ли противиться, если грешный Брунетто Латино с тобой чуть-чуть побудет...
- Всей душой, даже прошу вас!
- Благодарю тебя. Хотя из наших тот, кто хоть чуток промедлит, после сто лет казним, бичуемый огнями и не шевелясь, я ради общения с тобой согласен на такую жертву. Сын мой... какой же рок тебя заставил проникнуть в царство смерти? И кто -- твой проводник...
- Там, на Земле на середине моих лет я заблудился. Но меня спас он, - я указал на тень Вергилия, - и теперь он меня ведет, чтоб я увидел первопричину.
- Доверься, - уверенно сказал Брунетто, - своей звезде. Она тебя к желанной пристани доставит обязательно. Ах, если бы так рано я не умер! Я бы тебе помог пренепременно в твоих делах, угодных небесам. А это злое семя, с гор спустившихся и нашу Флоренцию испортившее, за все твое добро тебя же наречет врагом. Недаром флорентийцев издревле слепцами прозывали! Жадные, завистливые, высокомерные... да если б ты остался с ними, ты просто выл бы как с волками. Что черные, что белые -- все захотят тебя лишить твоих же мыслей, чтоб ты был в стаде, послушном и беспрекословным. Эти фьезольские гадины тебя сожрут и не поперхнутся, почувствовав, что в их дерьме вдруг появился благородный росток духа самой Италии.
Я понял, что в душе Брунетто очень много досады и обиды. Хотя, и правды -- тоже.
- Ах, если бы, - ответил я, - все мои мольбы были услышаны! Во мне живет ваш добрый образ, ваши наставления пользу мне приносят и ныне. Вы мне указали дорогу к бессмертию, за что я перед вами, уважаемый Брунетто, в долгу. Я готов на все, что предвосхитят светила и приму всякий поворот колеса Фортуны. Что же до ваших предсказаний, я их сличу с вещаниями иных. Лишь бы только совесть не корила мою душу.
Я ощутил руку Вергилия на своем плече, проводник сказал:
- Только тот разумен, кто наблюдателен...
Пользуясь возможностью, я задал вопрос тени Латино: кто из знаменитых с ним страдает? Сэр Брунетто сообщил -- это и сановники, и лица духовные, и даже ученые. На всех лежит одна печать, но здесь не буду здесь называть их имена. Наставник, спохватившись побежал к таким же, как и он, проклятым теням.
В месте, где воды Флегетона растекались шире, я увидел еще одну толпу. От стада отделились три тени, одна из них к нам подскочила и воскликнула:
- Эй, погоди! По твоей одежде я узнаю, что ты пришел из города порока.
Их тела были сплошь изъязвлены огнем, я удивился, как в этих бедных душах осталось место для любопытства. Мне было отвратительно даже находиться рядом с этими подобиями людей, но провожатый попросил:
- Потерпи немного. Здесь мы должны явить учтивость.
Троица уродов принялась кружится вокруг нас, кривляясь, крича благим матом.
- Ты нас конечно должен презирать, - сипел кровавый полутруп, - но можно хоть немного уважать хотя бы нашу славу и сказать: кто ты, живой?
Я признался. Они тоже поведали о том, кем были на Земле. Эти трое принадлежали к знатным родам Флоренции. Я понял, что не презрение, а скорбь я должен испытать к этим несчастным, обезображенных струпьями. С ними у меня одно Отечество, я и взаправду с детства почитал труды их и заслуги. Однако эти славные мужи -- здесь... От них не скрыл я, что теперь наш город погряз в беспутстве. Возблагорив меня за правду, три тени убежали.
Вскоре мы оказались возле водопада. Поток багровый гремел столь мощно, что мы с Вергилием друг друга и не слышали. На удачу, мой пояс был обвит веревкой -- я на Земле намеревался ею рысь поймать -- ее мы и пристроили. Учитель, кинув конец бечевы вниз, стал туда пытливо вглядываться.
- Терпи, - он крикнул, пересиливая гул, - сейчас всплывет!
Действительно: из бездны проявился острохвостый зверь, раньше я таких не видывал.
- Пред ним, - орал мне прямо в ухо Вергилий, - бессильны камень и металл. Это он всю Землю отравил!
И поманил чудовище рукой. Монстр подплыл поближе и прижался к берегу. Змеиный хвост, лапы с длиннющими когтями, брюхо жирное с цветными пятнами, но морда довольно миловидна.
- Пойдем к нему, - мне приказал Вергилий, - зверь нам в помощь.
Мы взяли вправо, избегая раскаленного песка и огненных осадков. На краю пропасти сидели и тосковали тени. Учитель заявил:
- Ты пойди и разузнай о доли этих душ, я же пока со змеем потолкую. Авось уговорю его нас вниз спустить.
Я подошел к молчальникам, которые пытались закрыться обожженными руками от небесной кары. Всмотрелся в лица изможденных пародий на людей -- никого не смог признать. У каждого из них висела на груди пустая сумка. Ко лениво мне обратилась тень, на кошеле которой была изображена синяя свинья:
- Ты живой. Зачем тебе сюда...
Тут я понял: это ростовщики, а на мошнах изображены их родовые гербы. По правде, я не нашел, о чем мне с ними можно поговорить, да им, похоже, и самим не очень-то хотелось. Я пошел обратно к учителю. Он, кажется, договорился со змеем и уже сидел на его хребте. Вергилий дал мне знак -- и я туда же взгромоздился, хоть и было страшновато. Особенно пугал меня хвостище, который так извивался, что ненароком и пришиб бы. Поняв мою боязнь, поэт сказал, чтоб я пристроился поближе к голове. Вергилий обхватил меня руками -- и воскликнул:
- Герион, пора!
Зверь метнулся вниз, расправив крылья. Я пред собою видел только пустоту, разве только воздух горячий обжигал лицо, отчего было понятно, что мы летим. И вдруг меня почти что ослепили сумасшедшие огни, мерзкие вопли стали душу рвать. Герион принялся кружить над этим буйством, и с каждым его витком огни и крики приближались. Монстр, коснувшись тверди, нас скинул -- и тотчас взлетел.
Нас ждали Злые рвы. Сплошь камень цвета чугуна, в центре же зияет бездна. Уступ, на котором мы стояли, окружал пропасть кольцом, и в нем я насчитал десять впадин. Ввысь взмывали скалы. Нам предстояло пройти весь круг, чтобы спуститься к жерлу.
Мы двинулись налево. В первом из рвов неслись навстречу друг дружке толпы нагих теней. Стадо душ, с которыми нам было по пути, мчалось столь шустро, что мы за ними не поспевали. И тут -- о, ужас! -- я разглядел самых что ни на есть... бесов... Рогатые, косматые, звероподобные они плетьми лупили грешников по спинам, а тени сносили издевательства покорно. Обернувшись, одного узнал я: однажды этот человек сестру родную продал некому маркизу. Бес его хлестнул с оттягом, прокричав:
- Поспешай, поганый сводник, тут тебе не с бабами таскаться!
Мой провожатый приказал продолжить путь -- мы стали продвигаться по каменному гребню. Впрочем, скоро Вергилий, остановившись сказал:
- Оглянись на тех, кто достоин сожаленья. - Чуть ниже, погоняемая бесами, двигалась толпа теней. - Видишь того богатыря, который гордо сносит мучения, не опуская головы? Это, представь себе, тот самый легендарный Ясон, мудрый искатель золотого руна. Знаешь же: когда он приплыл на остров Лемнос -- тот самый, где жены безбожно умертвили своих мужчин -- обманул царицу Гипсипилу, после плод понесшую. Вот за это -- да еще и за Медею -- он и бичуем здесь плетьми. В этом стаде все -- обольстители.
Мы подошли ко рву второму. Там визжала по-свинячьи и даже хрюкала когорта полулюдей с рылами кабаньими. Они себя же сами избивали и вязли в вонючей субстанции. Мы поднялись повыше, чтобы быть подальше от зловония. Мое внимание привлек один из тех несчастных: он был столь плотно облеплен дерьмом, что совершенно не угадаешь, это за существо. Пародия на человека воскликнула:
- Что, живчик, упулился! Говна не видел? - По интонации я понял, кто это. Он при жизни был красавцем с великолепными кудрями. Мерзопакостный урод продолжил: - Льстивая речь, носимая на языке моем, меня сюда загнала.
Вергилий, наклонившись ко мне поближе, произнес:
- Видишь вон ту косматую скотину, которая себя же скребет ногтями? - Я разглядел нечто подобное на женщину, трясущуюся в экскрементах. - Это блудница Фаида -- та самая, что на все лады расхваливала приходивших к ней мужчин. Но пойдем же дальше...
...Когда мы преодолели новый переход, мне вспомнился Симон-волхв, который когда-то хотел приобрести у апостолов "средство низводить Святой Дух". С той поры разного рода святокупцы немало раз пытались совратить ради выгоды Невесту Чистую. Здесь, в третьей впадине они и трепыхались. Представьте себе множество ям, а в каждой из голени торчат. Ступни сжигает яростный огонь, а тело вкопано. Учитель меня подвел к одной из дыр. Оттуда я услышал:
- Бонифаций, ты уже здесь... но -- почему так рано? Или ты оказался плохим супругом Церкви и в роскошь впал...
Тень опозналась, тем не менее, мне стало стыдно. Я вспомнил вдруг, как в моей Флоренции, в любимом мной баптистерии Святого Иоанна Крестителя, спасая мальчика, застрявшего по глупости в крестильной дыре, я разбил священный мрамор. Вергилий повелел признаться, что я не тот, за кого принял меня нечастный. Голос из дыры смягчился: