«О вы, благословенные жители города Чарн!
Открывайте погреба, доставайте лучшие вина и еду, и празднуйте, празднуйте, празднуйте! Ибо сегодня ночью, когда родилась новая Луна, в священном роже наших правителей родилась новая наследница.
Славьте! Славьте жители Чарна принцессу свою и дочь ее. Славьте принцессу Джадис нашу, и новую наследницу нашу Эльсбе».
Комментарий к Предложение для наследницы Чарна
хэй, ребят, я была бы не против получать какие-нибудь отзывы:)
========== Неправедная истина ==========
Теплые руки Эдмунда прижимали Элиз к спящему Королю, который поминутно морщился, но, утыкаясь в волосы Элизабет, снова спокойно спал. Элиз не спала. До боли прикусив внутреннюю сторону щеки и язык, девушка делала глубокий вдох-выдох, стараясь не сорваться на истеричные рыдания, которые ей удалось подавить часа четыре назад. Последняя спокойная ночь была бессонной для Королевы.
Истерика пришла не сразу. Сначала был ступор, самый настоящий, когда Колдунья внезапно услышала бурление собственной крови в ушах, слышала, как бьется ее сердце. Она просто застыла у небольшого окна, чувствуя солнечные лучи на своем лице, но вместе с тем то, как лед медленно пробирается к ее сердцу. Потом в ее разум проник еще один звук — шелест бумаги. Элизабет опустила глаза на листок и почти его не увидела: из-за слез на глазах все стало весьма размыто. А шелестела бумага из-за того, что руки у колдуньи несчастно тряслись, и Элиз, чтобы избавиться от этого звука, разжала пальцы и листок медленно опустился на пол — земля ушла из-под ног. Не удержавшись на трясущихся ногах, Элизабет буквально рухнула на пол каюты, и лишь выставленные вперед руки помогли ей удержаться. Сцепив зубы, колдунья чувствовала, как ее всю трясет.
Ее будто засосало в один из жутких кошмаров, в которых бежишь, бежишь так, что легкие разрываются, — а скорости все равно не хватает. Элизабет мысленно повторяла только два слова: «Это — неправда! Эта — неправда!» И действительно, как это могло быть правдой? Она — и внезапно дочь Джадис? Той Джадис, которая чуть не убила их… не всех. Которая чуть не убила семью Пэванси. Которая хотела убить Эдмунда, Люси, Питера и Сьюзен, подчинить себе всю армию и… которая велела не трогать ее саму, которая велела провести всех девчонок, если Могрим не будет уверен, которая…
Нет, просто невозможно… ведь невозможно же?
— О, Аслан, — внезапно вырвалось из горла Элиз чужим незнакомым шипением. Голос превратился в чуть слышный шепот; страшная правда постепенно проникала в сознание, разъедая его, словно кислота. Она вообще не была уверена, что произнесла хоть что-то, а эти слова не прозвучали в ее голове; но черта, после которой она уже вряд ли смогла бы закрыть рот была пересечена, и девушка зажала себе рот одной рукой, второй продолжаясь опираться о нагретый на солнце пол. Внезапно колдунья услышала что-то непонятное, хриплый надрывный звук, но сильная дрожь мешала разобрать, что это за звук и откуда. Время будто застыло: секунды казались часами, а часы секундами, и прошло несколько минут, прежде чем Элизабет поняла: это она хрипит, надрывный звук — рыдания, сотрясающие ее грудь.
Обман, точно, обман! Ведь не могло все быть именно так!
— Это… это все ложь! — шептала девушка, стараясь звучать как можно тише. — Ложь… Это все туман… туман.
Объяснение было хорошее, и на секунду даже вселило уверенность; но надежда — вещь неустойчива, и вот она снова рассыпалась.
— В ней моя кровь. Она будет со мной, — кричала Джадис.
― Ты должна укротить этот холод, Элизабет, ― сказал Аслан. ― Иначе будешь как твоя мать. Прости ее.
— Расскажи мне о ней, — потребовала Джадис, но голос ее звучал мягко и вежливо, хотя Элизабет уловила, как он дрожал.
— Возвращение блудной дочери… как это прекрасно.
— Приведи ко мне ту девчонку, что он описал, — наконец отдала приказ Джадис. — Или, если не будешь уверен, приведи всех девчонок. А лучше — приведи их всех
— Пусть она видит, что я милосердна, пусть перейдет на мою сторону. Надо, чтобы она это увидела. Тогда милая девочка перейдет на мою сторону без всяких сомнений.
— Это имя [Эльсбе], данное вам при рождение, — объяснил Кориакин.
— Тот конверт не просто так появился у вас, не просто так вы его взяли. Алетиометр чувствует ваши потаённые желания, он выискивает их и стремится исполнить, чтобы осчастливить вас. Но не всегда желаемое приходит в том виде, в котором мы его представляем. Вы хотели узнать о своей матери — и вот, компас дал вам такую возможность.
— Аслан, — внезапно прорыдала Элизабет. — Я не смогу! Молю тебя, Аслан!!! Я не смогу! Помоги мне…
Но ничего — Аслан остался глух к ее просьбам; или просто Элизабет была не в состояние почувствовать теплый ветерок, налетевший на нее на мгновение. Полный разрыв и открытый перелом в медицине считали лучшими, потому что безболезненно заживали, и лучше бы в Элиз сейчас воткнули кинжал, чем так медленно вводили кривые осколки под кожу, в ребра, в самое сердце — без промаха. Элизабет зажмурилась, и перед глазами царила кромешная тьма; Элизабет дрожала, хотя холода не чувствовала. Она уже не кричала, лишь иногда тихо скулила.
А потом пришло осознание реальности, и Элизабет порывисто выдохнула; белоснежный листок с ее приговором окрасился в красным, и девушка поняла, что она настолько сильно прикусила язык и щеку, что пошла кровь.
Внезапно над ней что-то грохнулось, видимо, упало на палубу, и этот звук привел Элиз в чувство: девушка выпрямилась, поспешно стирая слезы с лица, делая глубокий вдох-выдох. Она быстро, но бесшумно заходила по комнате, вцепившись в волосы и стараясь начать думать.
Хоть одна связанная мысль должна была появиться в ее воспаленном и раненом от правды мозгу. И скоро такая мысль появилась; отрицать ничего она уже не пыталась.
Колдунья быстро подхватила злосчастный листок, и сжала его в ладони; бумага вспыхнула невероятно быстро, и Элизабет высыпала пепел за окно. О том, чтобы сказать Эдмунду — да и вообще кому угодно — не могло и быть речи. Это было отвратительно, неправильно, невозможно! Так грязно и порочно — она, и вдруг дочь самого заклятого врага всей Нарнии. Да, уже павшего, которого уже никогда-никогда не вернуть, и все же… Все же…
Элизабет хотелось вцепиться в свои вены и горло, исцарапать их, чтобы вся эта пагубна кровь вышла из нее, чтобы потом новая появилась в ней, и она, как птица феникс, восстала из пепла. Разве ей не было это под силу?
«А благодаря кому это было тебе под силу?» — противно шепнул голосок внутри, и Элиз не смогла его заглушить.
Единственная мысль, так настырно бьющаяся в голове — он не должен узнать, он не должен узнать! Если Эдмунд узнает, это будет конец. Конец всему, конец им, а у Элиз ничего дороже них уже не было. Она прекрасно знала цену его любви, но как бы Эд смог смотреть ей в глаза, как бы он мог любить ее, узнай о ее происхождении? Даже являясь племянницей Джадис она чувствовал себя невыносимо, лишней среди всей красоты семьи Пэванси, и Эдмунду понадобилась целая жизнь, чтобы переубедить ее в обратном. А теперь — неужели, все сначала? Да и захочет ли он, теперь…
В какой-то момент девушка остановилась посреди комнаты и так замерла. Начала дышать глубже и спокойнее, вдыхая запах моря, в котором запах гари от той бумаги — от ее лжи — совсем не чувствовался. Ей надо было что-то сделать с этим: забыть или не придавать значение. И молчать. Эта правда разрушила ее изнутри, Колдунья ощущала, как она ядом проникает под кожу, в органы, отравляя сердце. Она не могла лгать, просто не хотела этого делать, но увидеть разочарование в глаза Люси, более того — Эдмунда было бы невыносимо. Она не знала кроме них никакой семьи, кроме них не было никого, и потерять их Элизабет не могла. Потому что в действительности она не была Королевой — а лишь слабой, напуганной девочкой, которая случайно оказалась с будущими Королями и Королевами.
Раздались шаги, и Элиз повела пальцами, открывая замок. Через пару секунд Эдмунд оказался в комнате.
— Дриниан говорит, что скоро начнется буря, — сразу оповестил Справедливый, но подняв глаза осекся. — Эй, Лиз, все хорошо?
Имя всколыхнуло душу, и на поверхность стало подниматься нечто спрятанное глубоко внутри, о чем не хотелось даже думать. Элизабет улыбнулась и кивнула.
— Все прекрасно, Эд, — и стараясь не терять внутреннего равновесия, ответила. — Если не считать надвигающейся бури.
И говорила она далеко не о погоде.
Так где же, где, Любовь моя,
Вернешься ты ко мне?
К вечеру, как и предсказывал капитан, зашумела погода, и разыгралась нешуточная буря. Сначала на западе появились тяжёлые тучи. Двигались они очень быстро и вскоре заполонили полнеба. На минуту в них образовался разрыв, сквозь который просочился жёлтый свет заката, в воздухе тут же похолодало, волны позади корабля заострились, море пожелтело, словно старая парусина. Казалось, и сам корабль почуял опасность и забеспокоился. Парус то сильно надувался на ветру, то опадал. Свист ветра стал удивительно угрожающим, ужасным, а когда Эд и Элиз поднялись на корму, уже раздавался приказной голос Дриниана: «Все на палубу!» Матросы тут же принялись за работу. Крышки люков задраили, огонь на камбузе потушили и уже спускали парус, когда грянул шквал. Всем показалось, что впереди разверзлась глубочайшая яма, корабль полетел в неё, и тут же водяная гора высотой с корабельную мачту обрушилась на них. Это уж была верная гибель, но корабль взлетел на вершину горы и закрутился волчком. Целый водопад обрушился на палубу; ют и полубак напоминали два острова, между которыми бушевал бурный поток. Высоко вверху матросы цеплялись за рею, из последних сил пытаясь совладать с парусом. Оборванный конец каната тянулся рядом с ними по ветру, словно палка.
Несмотря на то, что буря грозилась несколько раз буквально убить ее, Элиз была даже рада — все время помогая матросам вместе с Эдмундом и Люси, она думала о том, чтобы не свалиться за борт, а не о злосчастной семье. За день — хотя день и ночь смешались, солнца не было, и по затянутому тяжелыми тучами небу было сложно что-то понять — она настолько выматывалась, что засыпала на несколько часов ни о чем не говоря, ни о чем не думая, но полностью этого, конечно, не удавалось — избавляясь хоть на минуту от страшного зрелища, через сон Колдунья всё ещё слышала ужасную мешанину звуков – скрипы, стоны, треск, крики, рёв и вой, которые здесь, внизу, звучали ещё тревожнее, чем на юте.
Буря бушевала весь следующий день, а потом ещё день, и ещё, и ещё. Она бушевала так долго, что никто уже не мог вспомнить, что когда-то её не было. И всё это время три человека стояли у румпеля – только втроём могли они хоть как-то держать курс, а ещё несколько человек откачивали воду помпой. Никому не удавалось ни отдохнуть, ни поесть, ни обсушиться. Дальше так продолжаться уже не могло, поэтому Каспиан решил принять окончательное решение. Впервые за эти дни ужасной бури Дриниан покинул свой пост у румпеля; он, Каспиан, Элизабет и Эдмунд собрались в каюте короля; Люси была отправлена спать.
— Итак, — сказал Дриниан, показывая на место на карте, которую получил от Кориакина. Элизабет уже по его голосу поняла, что ничего хорошего капитан не скажет. — Мы застряли здесь. Воды и провианта хватит от силы на три недели, — корабль наклонило, и пришлось схватиться хоть за что-то, чтобы не полететь в другую сторону. Каспиан сидел у окна, смотря на холодное темное море. Эдмунд и Дриниан стояли рядом, смотря на карту, а Элизабет — по другую сторону стола. Она схватилась за него, и даже при ее природной грации, ее мотало из стороны в сторону. На слова капитана Эд и Каспиан переглянулись.
— Элиз, а ты можешь хоть немного укротить шторм? — спросил Каспиан. Девушка качнула головой.
— Я не могу успокоить все море, — пояснила она. — А держать один корабль в состояние покоя будет невероятно сложно, засну всего на секунду — буря накроет нас, и если земля не предвидится, могу потерять много сил, —в каюте повисло молчание. — Но я могу дать время на передышку и попытаться…
— Пустая трата твоих жизненных сил, — отмахнулся Каспиан, и Элизабет опустила голову.
— А когда буря закончится, можете сказать? — спросил Дриниан. Но Элиз и тут покачала головой.
— Обычно погоду легко предсказывать, но буря вызвана не естественным путём, это магия. Кто-то или что-то хочет задержать нас, а это значит, что мы движемся правильно, — Элизабет сделала паузу. — Простите, я тут бесполезна.
Эдмунд кинул на нее быстрый, предупреждающий взгляд, и Дриниан тоже качнул головой в знак несогласия. Элизабет работала на ровне со всеми, пыталась использовать свою магию, где только можно, и в принципе работала на славу. Но при том, что она могла больше, а трудилась как обычный матрос, было неудивительно, что девушка назвала себя бесполезной. Хотя Эдмунду, конечно, так не казалось.
— Тогда это наш последний шанс повернуть назад, — сурово сказал Дриниан. Яркая вспышка молнии на секунду осветила каюту. — Вряд ли мы скоро заметим Голубую звезду, в такой-то шторм. Иголка в стоге сена этот ваш остров Раманду. Проскочим мимо и упадем за край света.
— Или нас съест морской змей, — сказал Эдмунд, и было непонятно, шутит он или нет.
— Эдмунд, а позитивнее можно? — с улыбкой спросила Элизабет, дернув бровями. Эд ухмыльнулся. — Буря не будет длиться вечно, — обратилась Колдунья к капитану. — Даже у колдуна не хватит силы держать ее, а нас тут мотает уже две недели. Она скоро закончится.
— Вы же сказали, что не можете предсказывать неестественную погоду, — заметил Дриниан. Элизабет ощутила легкий разряд тока в кончиках пальцев, но справилась с собой.
— Спишем это на интуицию, — холодно обрубила она, и посмотрела на короля. — Каспиан, мы не можем повернуть!
— Мои ребята начинают нервничать, — с нажимом сказал Дриниан, не обращаясь ни к кому конкретному в комнате. Хватаясь за стол, он обогнул его, оказываясь напротив Каспиана. Элизабет пришлось сместиться в другую сторону; не ближе к Эдмунду, но напротив него. — Море здесь непривычное. Ничего такого я прежде не видел.
Колдунья устало закатила глаза, и в этот раз ощутила ток в позвоночнике, казалось, он прошёлся по всем ее костям. Каспиан собирался что-то возразить своему капитану, но не умеющая уступать в словесных перепалках Элизабет сказал первой:
— Тогда, капитан, ступайте к Ринцу и его дочери прямо сейчас, и скажите, что мы решили закончить поиски его жены и ее матери, потому что море здесь непривычное. Если дело в провизии, то у меня есть способ с этим бороться, — сообщила колдунья, и неприятное воспоминание о Джадис кольнуло в сердце. Боль вырвалась наружу, налетела, ошеломила. Тут корабль сильно дернуло, и рука Элизабет соскользнула по столу. Ладонь внезапно обожгло болью — девушка задела внутренней стороной ладони небольшой ножик для вскрытия писем. Проскользнув по руке, он оставил длинный, но неглубокий след. Девушка на него даже не обратила внимание, она продолжила говорить. — С водой тоже проблем не будет. Но вы сами сказали, запасов у нас на две недели, и все поймут, если будем питаться минимально. Повернуть сейчас — значит проиграть.
— Как давно вы в море? — со скептицизмом спросил Дриниан. Элиз раздражённо выдохнула, и подумала: не исходят ли от нее еще маленькие молнии.
— Вторую жизнь, — твердо сказала колдунья. — И сомневаюсь, что вода в нем сильно изменилась за это время.
Что в итоге заставило Дриниана отступить, было неясно: уверенность и власть в голосе девушки восемнадцати лет, которая уж точно повидала больше него, или то, насколько Королева была уверена в своих словах. И все же ее слова прозвучали твердо и холодно, как вековой ледник… От сравнения Элизабет вздрогнула изнутри, но не могла отвести упрямого взгляда от лица капитана, иначе бы эффект от ее слов сошел бы на нет. И мужчина уступил. Шатаясь от тряски корабля, он подхватил свой плащ.
— Просто предупреждаю: море может повредить рассудок людей. Даже очень, — накинув капюшон, он кинул еще один взгляд на Королей и Королеву, и более покорно, принимая правоту Элиз. — Я к штурвалу.