Он держал Бентли на устойчивой скорости шестьдесят миль в час, отчаянно желая нажать на педаль, но не осмеливаясь сделать этого — это потребовало бы слишком много жизней чудесных людей и других транспортных средств на его пути. Он сказал Азирафаэлю правду — он понятия не имел, куда ехать, пока они говорили об этом в Мэйфейре, но как только он сел за руль, его первый выбор стал очевиден — Адам Янг. Он все еще жил в Тадфилде, любя это место так же сильно, как и в детстве, и так как за последние двадцать лет они стали хорошими знакомыми, Кроули видел в нем, возможно, единственного человека, который мог бы помочь им, а если это не сработает — предоставить им кров на ночь. Возможно, было бы неразумно тратить время на ожидание утра где бы то ни было, более разумным было бы отправиться в путь и убраться отсюда как можно быстрее, но проблема заключалась в том, что Кроули не имел ни малейшего представления, куда они могли бы сбежать, и он был так потрясен и измучен, что не мог полностью обдумать всю ситуацию на ходу. Ему нужен был отдых, как и ангелу, и тогда, возможно, он что-нибудь придумает. Кроме того, у Адама могла быть какая-то жизненно важная информация о том, что, черт возьми, происходит.
И все же, когда они добрались до дома Адама, свет был выключен, и никто не открыл дверь, что заставило Кроули разочарованно выругаться себе под нос — почему-то он никогда не думал о том, что Адам может быть где-то еще, и вот они здесь, в предрассветные часы, посреди английской пустыни, Кроули потерял рассудок, что было еще хуже, чем потерять его физически, с ангелом на руках, который больше не был ангелом, и с возможными перспективами быть найденным, пойманным и утащенным в Ад или Рай, с какой бы стороны их ни обнаружили.
— Черт, — повторил Кроули, шагая обратно к Бентли под моросящим дождем, чувствуя себя ужасно беспомощным.
— Никого нет дома? — спросил Азирафаэль с еще меньшей надеждой, чем Кроули.
Кроули слегка покачал головой и бросил на ангела короткий взгляд.
— Не повезло, — вздохнул он. — Давай найдем какой-нибудь мотель.
В конце концов они оказались в одном из домов в трех милях к югу от Тадфилда, невзрачном придорожном строении, которое знавало лучшие времена, но отлично подходило для их целей — если только Ад или Рай не использовали какие-то другие методы слежения, — это было последнее место, где их стали бы искать, учитывая ветхую парковку и старомодную неоновую вывеску, на которой даже не загорались буквы. Скучающая девушка на стойке регистрации бросила на темные очки Кроули веселый взгляд, не удивляясь тому, что Кроули забронировал себе и Азирафаэлю один двухместный номер — времена действительно менялись, и это, по крайней мере, играло им на руку. С его нежеланием прибегать к чудесам им действительно повезло, что большинству людей было наплевать на то, что двое мужчин регистрируются вместе, он не согласился бы оставить Азирафаэля одного, ни за что на свете.
Номер был тесным, но, по крайней мере, достаточно чистым, двуспальная кровать, две прикроватные тумбочки и крошечный столик с двумя простыми стульями, все сгрудилось в не очень просторной области. Это место было далеко от стандартов комфорта Кроули, но он не стал ни к чему придираться сегодня вечером. Учитывая все обстоятельства, им уже повезло, что их еще никто не нашел. Ангел вошел первым и устало двинулся к окну, когда Кроули запер за ними дверь, предпочитая не включать свет. Он последовал за Азирафаэлем внутрь, снял куртку и небрежно бросил ее на спинку ближайшего стула — она неминуемо скомкалась бы, приземлившись там, но Кроули, создание комфорта, обеспечиваемого мгновенными чудесами, едва ли обратил на это внимание.
— Ложись спать, ангел, — сказал он, положив руку на плечо Азирафаэля и почти обняв его. — Поспи немного, я присмотрю и постараюсь что-нибудь придумать.
Он не знал, что им теперь делать, и чувствовал себя усталым, потерянным и испуганным. Единственное, что приходило в голову Кроули в качестве временного решения, — это заснуть и разобраться со всем завтра утром, — именно это сам Азирафаэль советовал ему в столь многих предыдущих случаях. Он сомневался, что это действительно хорошая идея, но пока не видел никакого выхода, и ночь тоже брала свое.
Азирафаэль тихо вздохнул и после недолгого колебания повернулся к нему лицом, между ними все еще оставалось несколько добрых дюймов, но это не помешало сердцу Кроули пропустить удар. Темнота и их близость друг к другу создавали близость, к которой Кроули стремился годами, десятилетиями, веками, и вот она наконец наступила, и горькая ирония ситуации не ускользнула от него — все было по-прежнему неправильно. В каком-то смысле это было правильно, но…
Страдальческий взгляд Азирафаэля был тем, что помешало беглому ходу мыслей Кроули полностью убежать. В нем было столько замешательства, как будто он больше не знал, где находится, и это вполне могло быть правдой — как и Кроули, если быть честным. Почти осязаемая агония в глазах ангела была невыносима, поэтому Кроули просто сдался, сделав полшага ближе и наконец заключив Азирафаэля в свои объятия. Его губы в конце концов прижались ко лбу ангела в мягком, немного опасливом поцелуе, а потом он просто стоял, прижимая его к себе, чувствуя, как тело Азирафаэля сдается и прижимается к нему так, как Кроули мечтал целую вечность, как могло только тело любовника.
— Хочешь, чтобы я… — Кроули замолчал, но взял себя в руки и заставил себя продолжать — теперь уже не было смысла притворяться, что он даже не знает, сколько у них осталось времени, —…пошел с тобой?
Он почувствовал, как Азирафаэль судорожно вздохнул у него на шее, а затем услышал, как он сглотнул.
— Не оставляй меня, — прошептал он, и Кроули почувствовал, как его руки сминают ткань рубашки. — Пожалуйста.
— Никогда, — ответил Кроули тихим, но твердым голосом. — Я могу обещать тебе, что не сделаю этого. Я никогда не оставлю тебя, ангел. Не до тех пор, пока я существую, в той или иной форме.
Он услышал сдавленный всхлип у себя на плече и почувствовал, что дрожит от волнения. С желанием. Со страхом. С явной беспомощностью.
— Пойдем, — прошептал он и попятился к кровати, таща ангела за собой.
Азирафаэль не сопротивлялся ни в малейшей степени, следуя за движением демона, пока они не приняли более горизонтальное положение, полусидя на подушках и с руками Кроули, все еще обернутыми вокруг него в защитном крепком объятии. Теперь он стоял лицом к Азирафаэлю, их носы были всего в нескольких дюймах друг от друга, и он не был уверен, были ли они когда-нибудь так мучительно близки друг к другу, по крайней мере, пока оба были трезвы. Он чувствовал дыхание ангела на своем лице, теплое и влажное, с легким оттенком виски, твердое присутствие его тела так близко к его собственному, тепло, которое оно излучало, и, самое острое из всех, рука Азирафаэля наконец остановилась на его шее, большой палец коснулся места чуть ниже уха.
Кроули моргнул, уставившись в такие знакомые и такие необычные глаза Азирафаэля, что их зрачки расширились от недостатка света. Он мог различить каждую морщинку на его лице, тончайшую паутинку, бегущую от уголков глаз, — самые заметные; ресницы Азирафаэля, светлые и почти прозрачные на самых кончиках; его светлые брови и форму носа; очертания губ, пухлых и таких соблазнительно мягких, за которыми, как он знал, виднелся ряд белых зубов. Как и много раз до этого, Кроули задавался вопросом, каково это — провести по ним языком. Он сглотнул, подавил дрожащий вздох и снова уставился в глаза Азирафаэля. Его встретили с таким несчастным, но таким нежным и полным любви взглядом, что он почувствовал жжение в собственных глазах, и это тоже было в новинку — он не мог ясно вспомнить, когда позволил себе пролить хоть одну слезу.
— Мы шли к этому слишком долго, да? — печально пробормотал ангел.
А потом он вдруг пошевелился, почти незаметно, и, в мгновение ока, его губы прижались к губам Кроули, совсем чуть-чуть, и демон почувствовал, как его парализует само ощущение поцелуя, которого он так долго ждал. И, как это ни смешно, он не мог пошевелиться. Он даже не мог ответить ангелу должным образом. Все, на что он был способен, — это неподвижно прижиматься к губам Азирафаэля, впитывая это чувство, стараясь быть именно в этот момент, стараясь отогнать от себя весь остальной мир. Желая запомнить каждое маленькое ощущение на случай, если этот первый поцелуй станет их последним. Он не хотел думать об этом, но, хах, каковы были шансы на обратное в действительности?
— Мне так жаль, — едва слышно прошептал Азирафаэль, касаясь губами губ Кроули.
Все, что демон смог придумать в ответ, это сглотнуть и покачать головой.
— Не жалей, — скорее выдохнул он, чем сказал.
Затем Азирафаэль снова поцеловал его, и на этот раз Кроули был немного более подготовлен. С третьей попытки он наконец почувствовал влагу, а с четвертой — вкус ангельских губ. Это было все еще не что иное, как ангельское, или так он думал, во всяком случае, откуда ему было знать, у него никогда не было шанса поцеловать Азирафаэля, пока он все еще был божественным — эта головокружительная, знакомая смесь — впечатление — запаха теплого чая и специй и солнечного света, от которого Кроули так сильно зависел. Он тихо всхлипнул в губы ангела, его рука медленно — почти благоговейно — скользнула с плеча Азирафаэля, вдоль его руки, вдоль его бока, вниз по бедру, а затем снова поднялась вверх.
— Ангел, — пробормотал он дрожащим голосом и позволил своим пальцам запутаться в мягких кудрях Азирафаэля. — Ты мой ангел, Азирафаэль. И так будет всегда.
Он потерся острым кончиком носа об Азирафаэля, чувствуя, как рука последнего скользнула к его затылку, снова подталкивая его ближе. Через некоторое время Кроули наконец-то получил возможность узнать, каково это на самом деле — водить кончиком языка по зубам Азирафаэля.
Это было божественно.
Он не имел ни малейшего представления — и не особенно хотел знать, — как долго они занимались этим, целуя друг друга так мучительно тщательно, потому что, несмотря на все его старания, они могли продолжать делать это в течение столетия, и он не мог насытиться этим, когда Азирафаэль наконец отстранился, к своему искреннему разочарованию.
— Кроули, — прошептал он прямо ему в губы, немного запыхавшись, когда его рука переместилась с затылка на плечо и слабо сжала его. Кроули, который не хотел возвращаться к каким-либо реальным проблемам, которые у них были в данный момент, просто двинулся вперед, пока его рот снова не прижался к губам ангела. — Кроули, мой… пожалуйста, дай мне минутку…
— Ш-ш-ш, — прошипел Кроули и снова попытался поцеловать его. — Я никогда не причиню тебе боль, Азирафаэль…
Но, к его удивлению, Азирафаэль даже фыркнул и покачал головой, и это заставило Кроули остановиться.
— Я знаю, что ты этого не сделаешь, — взгляд ангела на мгновение скользнул вниз к губам Кроули, а затем вернулся обратно к его глазам.
Он улыбнулся, немного грустной улыбкой, от которой у демона болезненно сжалось горло. Вздохнув, он мягко поцеловал Азирафаэля в губы, облизал свои собственные и отодвинулся, ожидая, что же именно так срочно понадобилось сказать ему.
— Просто… я просто хочу, чтобы ты это знал, пока я чувствую, что еще могу это сказать. Боюсь, что скоро я не смогу говорить подобное…
— О нет, сможешь, — выпалил Кроули, поняв, что именно имел в виду Азирафаэль, и покачал головой.
Ему пришлось уточнить, потому что на лице ангела появилось выражение крайнего недоумения. Что ж, он имел право быть озадаченным — за те шесть тысячелетий совместного существования они никогда по-настоящему не обсуждали любовь — по крайней мере любовь в отношении демонов и их демонической природы. Так что Кроули продолжил, наконец сказав Азирафаэлю то, что он заслужил услышать давным-давно.
— На самом деле это не так сложно сказать, как ты думаешь. Я люблю тебя, ангел. Видишь?
Он улыбнулся, натянуто, с закрытым ртом, улыбкой, ожидающей боли. Она не колеблясь появилась, резкая и такая неизбежная, но, тем не менее, он продолжал улыбаться. По крайней мере, выражение абсолютного изумления на лице Азирафаэля стоило улыбки. Другая причина заключалась в том, что он сознательно хотел сказать именно это в течение последних четырехсот лет или около того.
— Но… — Азирафаэль замолчал, широко раскрыв глаза и удивляясь, и впервые со времени того ужасного инцидента, который произошел ранее, на его лице не было ни малейшего выражения потери и печали. — Но ты… ты можешь…?
— Я могу, ангел, и делаю это, — Кроули придвинулся ближе и прижался губами к уху Азирафаэля. — Я люблю тебя, — повторил он, поморщившись.
На этот раз боль была сильнее. Он задумался, сколько раз он мог бы сказать это, прежде чем это станет настолько невыносимым, что он заткнется. Или до того, как он закончит с полным ртом собственной крови. Не все в Аду было продумано, но в том, что касалось причинения боли, им не было равных.
— Но почему ты никогда… мы никогда… — голос Азирафаэля звучал совершенно ошарашенно. Его система мироустройства рушилась на глазах, и Кроули не мог винить его за это. — Почему тогда демоны никогда… или только ты?
— Никогда не говорил этого? — спросил Кроули и отстранился, чтобы снова взглянуть на Азирафаэля.
Он сглотнул, невесело улыбнулся и на этот раз показал зубы. Он искренне надеялся отложить этот разговор до более подходящего случая, но, похоже, шансов избежать его больше не было. И, вероятно, больше нет смысла избегать. Все карты были на столе, и сейчас, пожалуй, самое подходящее время.
В комнате было темно, но какое это имело значение для двух сверхъестественных существ? Удивление в глазах Азирафаэля медленно сменилось шоком, и когда он перевел взгляд с глаз Кроули на стекающие струи крови с его рта, в них начало зарождаться понимание.
— Мой… — Азирафаэль замолчал в благоговейном страхе. — О, мой дорогой…
Его рука поползла к щеке Кроули, нежно поглаживая ее, но Кроули все равно поморщился, когда большой палец ангела коснулся его нижней губы. Он ощущал рваные кусочки кожи языком во рту. А потом Азирафаэль притянул его к себе, не целуя по-настоящему, а просто прижимая его рот к своему, осторожно, держа покрытое потом лицо Кроули в своих руках, о, такое мягкое и нежное. Конечно, это не излечит множество крошечных ран во рту, но то, что ангел попытался, было большим облегчением.
— Это не сработает, Азирафаэль, — наконец сказал Кроули, отстраняясь. — Ты не вылечишь.
— Но… почему? — голос ангела звучал по-настоящему мрачно, и Кроули очень пожалел, что они не отложили этот разговор на потом. За последние несколько часов он достаточно насмотрелся на него, но не было смысла скрывать правду.
— Почему же? — переспросил он и горько усмехнулся. Азирафаэль снова опустил ошеломленные глаза к губам. — Они не должны заживать, потому что я не должен говорить такие вещи. Не до тех пор, пока они подлинны, и, как ты можешь видеть, они действительно искренни. Они заживут сами по себе, позже, конечно, и в этом весь смысл, тебе не кажется?
— Это… это жестоко, — голос Азирафаэля звучал глухо и хрипло.
— Ад жесток, ангел, — вздохнул Кроули и убрал с его лба друга кудрявую прядь волос. — Мы способны воспринимать любовь, вопреки распространенному мнению. Это на самом деле все, что можно хотеть после Падения. Просто какая-то чертова любовь, просто какая-то ее малая часть способна заставить любить и быть любимым снова, точно так же, как это было раньше. И почему, ты можешь говорить об этом сколько угодно, но есть цена, которую нужно заплатить, и ты видишь. И чем больше ты говоришь об этом, тем больше ты истекаешь кровью, тем больше тебе больно, и в конце концов, ты больше не хочешь никакой любви, потому что она — это боль, и понимание этого заставляет тебя ненавидеть ее, ненавидеть больше всего на свете, потому что это действительно все, чего ты хочешь, и ты не можешь любить всю свою жизнь, и это только больше причиняет боль.
Демон вздрогнул и моргнул, поморщившись, потому что говорить тоже было больно.
— Кроули, — Азирафаэль взял его лицо в ладони, очевидно пытаясь заставить замолчать. — Кроули, дорогой мой, не надо…
— Нет, ангел, — упрямо покачал он головой и усмехнулся. Он подозревал, что его ухмылка теперь выглядела не иначе как дикой, с кровью и остатками кожи, но ему было наплевать. — К черту их, — выплюнул он, — потому что я люблю тебя, Азирафаэль. Люблю тебя, люблю, буду повторять это до тех пор, пока… — он наполовину всхлипнул, наполовину захихикал. — Люблю тебя, ан…