Азирафаэль только кивнул в ответ. Некоторое время они молчали; две одинокие души тесно прижались друг к другу под одеялом в тесном номере мотеля посреди английской сельской местности. Мир вокруг них продолжался, и лишь редкие звуки нарушали ночную тишину. Листья шелестели на легком летнем ветерке снаружи. Где-то скрипнула расшатанная половица. Собака тихонько заскулила и снова затихла. Кроули старался слышать их всех и быть настороже.
Ночь продолжалась вокруг них, тихая и спокойная. Казалось, что это была самая долгая ночь в жизни Кроули.
***
* «Оттолкни Небо» Ник Кейв и плохие семена
========== Глава четвертая ==========
У меня нет ни долгосрочной памяти,
Ни пробуждения, ни пламенеющего взгляда,
Ни слов успокоения,
Ни стрел в моем сердце
Только слабое желание,
Мерцание издалека,
За которое я цепляюсь своими пальцами,
Когда мы вращаемся безумно среди звезд.
И я переполнен любовью,
И я переполнен изумлением,
И я переполнен любовью,
И я сдаюсь под воздействием
Твоих чар.*
©
***
Египет, около 3000 года до н. э.
Ночь висела неподвижно и благоухала вокруг одного из садов на берегу Нила, совершенное спокойствие нарушалось единственным искусственным звуком вокруг — звуком удара металла о металл.
Кроули был в середине очень плохо скоординированного выпада с мечом, когда неожиданная мысль ударила его с внезапностью пощечины, и, принимая во внимание его очень пьяное состояние, которое уже значительно подорвало его координацию, он сделал ужасно неуклюжее движение, пропустив Азирафаэля полностью и, под его собственным импульсом, почти упал лицом вниз в мягкую траву.
— Ш-штоб тебя! — разочарованно прошипел демон.
— О Боже, — пробормотал Азирафаэль откуда-то слева, его голос был немного невнятным, но все же достаточно отчетливым, чтобы выразить степень его решительного не впечатленного мастерства Кроули. — Я же говорил тебе, что воины Небес на шаг впереди в мастерстве владения мечом!
— Только в тех случаях, когда не отдают его первыми, — довольно смущенно парировал Кроули. — Я просто слишком пьян для этого. Мы должны повторить вс-се эти чертовы ш-штуки, ангел. Это не с-считается!
Он удрученно бросил свой меч на землю, его падение было смягчено ковром изумрудной травы.
Дело в том, что Азирафаэль, возможно, был прав, по крайней мере, в том, что касалось самих ангелов. Кроули прекрасно помнил, как он снова взмахнул пылающим мечом, прежде чем провалил свою работу по охране Эдема, так что у него не было ни малейшего желания обманывать себя, полагая, что он ровня Азирафаэлю хотя бы в этом, если не в остальном. Все это состязание происходило только по той причине, что Кроули не мог упустить шанс досадить невыносимому праведному дураку. Если уж на то пошло, то в его обязанности входило срывать планы Небес, и если раздражать своего двойника было все, что он мог сделать, так тому и быть, он с готовностью ухватился за этот шанс. Вот так они и оказались под прикрытием финиковых пальм и платанов, орудуя мечами.
То, что заставило Кроули так эффектно провалить свой удар, было не совсем тем, что он был пьян. Конечно, опьянение имело к этому какое-то отношение, но не настолько сильное, как хотелось верить Азирафаэлю. В конце концов, он мог протрезветь в любой момент, если бы захотел. Напротив, это было именно так, он осознанно был пьян в стельку вместе с тем фактом, что он действительно позволил себе напиться в первую очередь в компании своего, ну, технически заклятого врага, потому что именно им Азирафаэль был для него. Правда, у них уже довольно давно не было ничего даже отдаленно напоминающего драку, в течение нескольких столетий плюс-минус десяток, и да, Азирафаэль упорно придерживался своих мягких манер и был раздражающе божественным и вежливым, что в сочетании с его светлыми кудрями и пронзительными голубыми глазами не делало его особенно угрожающим, но Кроули, конечно, должен был — и действительно знал — лучше не доверять ему настолько, насколько можно было бы.
Что, как внезапно понял демон, и было проблемой.
Вот он здесь, пьяный до такой степени, что это фактически лишило его значительной части его естественной грации и координации, участвовал в самой глупой вещи, которую приличный демон мог бы, вероятно, иметь с ангелом — в бою на мечах. Упомянутый ангел в данный момент держал в своих божественно безупречных руках тяжелое и потенциально смертоносное оружие, и Кроули безмолвно заметил — с неприятным ощущением в животе — что Азирафаэль, возможно, убьет его на месте, если у него возникнет хоть малейшее желание сделать это. Дело было даже не в неудобной дискорпорации — они уже проходили через это раньше, так что, как бы это ни раздражало, Кроули это не волновало больше всего. Дело в том, что Азирафаэль, будучи ангелом и все такое, мог бы, возможно, зарядить свое избранное оружие достаточной божественностью, чтобы уничтожить Кроули в мгновение ока. Все, что ему нужно было сделать, это, вероятно, придумать какую-нибудь небесную штуку и воткнуть свой проклятый меч прямо в сердце Кроули, что он мог сделать достаточно легко, учитывая его мастерство в фехтовании, и все.
Кроули вздрогнул. Ему не особенно понравилась эта идея.
Тем не менее, учитывая, что Азирафаэль был ангелом, надутым чертовым ангелом, возможно, он мог ударить его в любой момент, когда он хотел, без каких-либо боев на мечах, но он никогда не пытался сделать это. Они болтались друг с другом уже довольно долго, и ничего более агрессивного, чем праведная болтовня Азирафаэля, направленная в его сторону, никогда не происходило, и даже это было впоследствии подавлено из-за кувшина чего-то крепкого.
Вздрогнув, Кроули заставил себя полностью протрезветь, он был искренне огорчен тем, в каком направлении двигались его мысли. Впрочем, это не очень помогло, поскольку трезвость только делала все очевидным, и теперь, глядя на ангела с его причудливыми кудрями и пронзительными голубыми глазами, с мечом в опущенной руке, смотрящего на него со все более озадаченным выражением лица, Кроули понял одну пугающую истину.
На самом деле его не пугало присутствие Азирафаэля — не пугало уже сотни лет; его не беспокоил тот факт, что его небесный противник обладал всеми возможностями в мире, чтобы навсегда стереть его с лица Земли; его не беспокоило то, что он был оштукатурен в присутствии ангела — вместе с ангелом, на самом деле — почти намеренно позволяя себе быть уязвимым рядом с ним. Никто из них не беспокоил его по одной единственной причине, и Кроули только что обнаружил, что он доверяет Азирафаэлю. Между ними еще не было никакого соглашения, но это был такой же хороший предлог, как и любой другой, чтобы создать его, потому что этот конкретный ангел был достаточно неангельским, чтобы соответствовать стандартам Кроули.
— Кроули, — тем временем осведомился упомянутый ангел, в настоящее время звучащий настороженно и гораздо менее пьяно, чем несколько минут назад. — С тобой все в порядке, дорогой?
Демон даже открыл рот, чтобы ответить, но это нелепое «дорогой» заставило его фыркнуть и покачать головой. Просто невозможно бояться кого-то с манерами Азирафаэля, того, кто раздражающе упорно называет его дорогим, даже если он демон, правда?
— Да, ангел, — вздохнул Кроули. — Вообще-то я, кажется, выдвинул блестящее предложение, и если тебе интересна его суть, предлагаю отказаться от этой дурацкой драки, которая никому ничего не доказывает…
— Позволю себе не согласиться, мой дорогой.
— …и уйти, как ни в чем не бывало, Азирафаэль, — прервал его Кроули с добродушной ухмылкой и взмахом руки, — так как насчет того, чтобы вернуться ко мне и обсудить потенциальные взаимные выгоды от того, о чем я только что подумал?
Азирафаэль поднял обе брови, но потом пожал плечами и послушно избавился и от меча в руке, и от того, которым воспользовался Кроули, добросовестно вернув их в оружейную комнату, откуда он их вызвал.
— Если ты настаиваешь, — ответил ангел с неподдельным интересом, — пойдем.
В ту же ночь появилось соглашение, которое будет действовать в течение тысячелетий с тех пор. Для этого требовались жаркие споры, вино, несколько сгоревших свечей, много папируса, еще вино и тарелка сушеных фиников, съеденных исключительно Азирафаэлем, и к концу переговоров Кроули чувствовал себя настолько измотанным, что не мог думать ни о чем, кроме как закрыть тяжелые веки и уплыть на волнах сна, желательно без сновидений. Он так и сделал, впервые за все время их с Азирафаэлем знакомства будучи совершенно уверенным, что его технический заклятый враг вовсе не был заклятым врагом, а скорее единственным сверхъестественным существом, которому он мог доверять. Никогда еще он не спал так крепко, как в эту ночь, зная на каком-то уровне сознания, что рядом с Азирафаэлем он в полной безопасности. Ради разнообразия это было освежающе приятное чувство.
***
Иерусалим, 33 год н. э.
— Не знаю, станет ли тебе легче от всей этой глупости, — вздохнул Кроули, не сводя глаз с далеких крестов, воздвигнутых на горе Голгофа, — но я тоже ничего не понимаю.
Они стояли в просторном зале, между колоннами римского храма, плечом к плечу, и вот уже полчаса наблюдали, как устанавливают кресты. Кроули был рад, что они не были достаточно близко, чтобы услышать осужденный крик — который, несомненно, был — одного из несчастных жертв, среди которых был Сын Божий. Лицо Азирафаэля было пепельным и казалось влажным от пота, светлые кудри прилипли ко лбу и вискам. Его губы были сжаты в тонкую, спокойную линию, но голубые глаза выдавали целый набор эмоций — гнев и сочувствие, беспомощность и замешательство — все они слились в выражение, которое, возможно, было ближе всего к полному недоверию.
Распятие Иисуса не должно было стать неожиданностью ни для одного из них — это была просто одна из вещей, которые были предсказаны и, таким образом, которым суждено было произойти, точно так же, как Апокалипсис должен был произойти в один прекрасный день в будущем. Она была написана словами, и не важно, что никто не знал, где именно были записаны эти слова. Никто никогда не спрашивал их мнения, потому что их мнение не имело значения в великой схеме вещей. И все же оно было у них обоих. Кроули дорого заплатил за это несколько тысячелетий назад.
Он уже давно отказался от попыток понять хоть какую-то часть этого непостижимого плана. Непостижимый план был, по сути, настолько непостижим, что в эти дни он служил чрезвычайно постижимым оправданием для больших парней Сверху и Снизу, чтобы они могли вести свой бизнес так, как им хотелось. Среди них двоих, ангела и демона, размещенных на Земле в качестве полевых агентов, это можно было обсуждать снова и снова, ни один из них, казалось бы, не приходил к какому-либо выводу о том, что все это значит. Иными словами, непостижимый план был прекрасной полемической площадкой для вечеров и ночей, которые они проводили в пьяной компании друг друга. Если Он согласен с тем, что Его собственный сын должен быть распят — ну и хорошо, кто они такие, чтобы начинать возражать против этого? Что действительно раздражало Кроули, так это жажда крови, с которой люди взялись за дело. И не только сегодня; они всегда могли шокировать его таким образом, что он терял дар речи. Кроули видел, как они делают хорошие вещи, которые он не понимал по должности, но когда они делали плохие — ну, что-то хуже Ада вырвалось на свободу.
Азирафаэль, конечно, тоже всегда знал об этом плане, но не о непостижимом, а о совершенно чудовищном, связанном с Сыном Божьим. Однако если Кроули, хладнокровный реалист по натуре, верил в это с самого начала, то ангел, похоже, только сейчас пришел в себя и, судя по его виду, не особенно преуспел в этом. В глубине души он, должно быть, лелеял надежду, что произойдет что-то, о чем ни один из них не знал, способное предотвратить казнь. Конечно, это было не так, и пока Азирафаэль смотрел на кресты и серые массы людей, окружавших их, все его противоречивые эмоции отражались на лице так ясно, словно он размышлял вслух.
Что, по мнению Кроули, было не очень хорошо. Нет, это было совсем нехорошо, потому что замешательство порождало вопросы, а вопросы — это не то, чем ангел должен был бы занимать свой ум. Кто, если не сам Кроули, знал бы это так чертовски хорошо?
Он долго смотрел на ангела, и то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Между светлыми бровями Азирафаэля залегла складка, означавшая, что он не только начнет придумывать вопросы, но и озвучит их. Что было абсолютно неприемлемо. С этим надо было что-то делать немедленно.
Кроули осторожно прикоснулся к плечу ангела, одетого в симлу, надеясь сбить ход его мыслей или, по крайней мере, отвлечь его от кровавой сцены, разыгравшейся на Голгофе. Азирафаэль моргнул, что поначалу дало Кроули некоторую надежду на успех, но это было довольно недолгим жестом, поскольку мгновение спустя Азирафаэль недоверчиво покачал головой, не сводя глаз с далекого холма с крестами на нем, и — благослови несносного дурака — открыл рот.
— Я… — начал он, но это было все, что ему позволили произнести.
— Заткнис-сь, — прошипел Кроули, крепче сжимая плечо ангела в надежде, что это будет воспринято как предупреждение.
Глаза Азирафаэля метнулись к его глазам, наконец, растерянность в них теперь была направлена прямо на демона. Его слова, должно быть, прозвучали сердито — и правильно, потому что, черт возьми, он был зол! Он был просто в ярости от этого проклятого ангела! Кем еще он мог быть, когда у этого божественного идиота вдруг появились идеи, опасные идеи, которые могли отправить его Вниз, туда, где стоял сам Кроули в Великой системе Вселенной, которая была прямой дорогой в Ад?!
Азирафаэль продолжал молча смотреть на него, выглядя таким ошеломленным и таким шокированным, что Кроули на мгновение захотелось дать ему дружескую пощечину, чтобы напомнить, кто он такой и где находится.
— Я просто хотел сказать, что я не… — ангел попробовал еще раз, и его снова прервали, довольно бесцеремонно.
— А я только что велел тебе заткнуться, — огрызнулся Кроули, сжимая плечо ангела так сильно, что там наверняка остались синяки.
— Кроули, — сказал Азирафаэль, явно стараясь, чтобы его голос звучал строго, но терпеливо. — У меня болит плечо.
— Я сделаю еще больнее, если ты не закроешь рот и не подумаешь, прежде чем начнешь говорить что-нибудь еще! — Кроули чуть ли не зарычал, когда повернулся и, верный своему слову, схватил Азирафаэля за плечи, грубо встряхнув. Это было самым близким моментом к кулачной драке, который у них был задолго до соглашения.
Его сердце вдруг сильно забилось в самом горле. Азирафаэль, казалось, был скомпрометирован между тем, чтобы либо ударить его прямо на месте, либо разрыдаться. Кроули увидел, что его глаза уже наполнились слезами — два лазурных голубых океана, наполненных горем, смятением, недоверием и упреком. С тяжелым вздохом демон ослабил хватку своих пальцев, но тем не менее позволил своим рукам остаться на плечах Азирафаэля. Они были удивительно теплыми под его вечно ледяными пальцами.
— Послушай, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и рассудительно. — Мне очень жаль.
— Лучше бы это было действительно так, — отрезал Азирафаэль, раздраженный и заплаканный.
— …но я хотел сказать, не надо, Азирафаэль.
— Не надо? Не надо что? Не мог бы ты быть немного более конкретным?
— Мог бы. Не задавай вопросов, ради вс-сего греш-шного!
— Каких вопросов? — на этот раз Азирафаэль казался действительно раздраженным и только немного смущенным.
— Любых. Касательно всего, что происходит сейчас. Я знаю, что ты не одобряешь этого, но, Боже, никого не волнует, одобряешь ты или нет, Азирафаэль. Так что, черт воз-зьми, не смей ставить под сомнение этот трижды испорченный невыразимый план. Это не твое гребаное дело, и иметь мнение о его проклятых намерениях не входит в твои должностные обязанности. Не смей сомневаться. Ты понял?