— Что-то те герои за тебя стеной не встали перед боярами, не заступились. А Новгород не Русь! Всегда себя отдельно держали, помощи другим небось не давали, даже когда Торжок просил!
Это была правда, и оттого очень обидная. Князь ответил уже раздражённо:
— Не об чем речь вести, никого ещё нет.
Стараясь больше не спорить, он вышел вон.
А на княжий двор уже втягивались посольские сани, въезжали конные. Князь спустился с крыльца встречать. Владыко выбрался из своих саней последним, стараясь, чтобы остальные уже поприветствовали хозяина. Князь Александр стоял перед новгородцами в синем кафтане с атласным воротником и поручами, шитыми золотом, подвязан золотым поясом с четырьмя концами. Он был без корзно и без шапки, но зима уже заканчивалась, морозы отступили. Архиепископ Спиридон выбрался из своего возка, с трудом разминая затёкшие от долгого сидения ноги, поправил одеяние, стараясь не глядеть в сторону князя, и только потом подошёл к нему. Александр потянулся к руке за благословением, но владыко не дал, напротив, сам вдруг поклонился, несмотря на лета, поясно и объявил зычным голосом:
— Князь Александр Ярославич Невский, Господин Великий Новгород тебе челом бьёт, просит вернуться на княжение!
Александр всё же попросил:
— Благослови, владыко.
— Благословляю, сынок.
Князь пригласил в хоромы. Снаружи терем не слишком украшен, всё же не так давно восстановлен, Переяславль сгорел, как и остальные города Руси, но внутри владыке очень понравилось. Прежде всего, иконы в хороших окладах с золотом, жемчугами и каменьями. Истово перекрестившись перед каждой, сели.
— Гости дорогие, сначала обедать, а потом разговоры.
Спиридон усмехнулся:
— Мы боялись, что ты, князь, нас и на двор не пустишь, а ты потчевать зовёшь.
— Переяславль никогда законов гостеприимства не забывал... — чуть обиделся Александр.
— Ты, Александр Ярославич, не серчай, что неладно пошутил. С устатку я.
Князь украдкой успел шепнуть жене:
— Распорядись в поварне.
Та поморщилась, совсем не хотелось потчевать людей, которые недавно хулили и гнали её мужа. Передав распоряжение тиуну Лаврентию, она сказалась недужной и ушла к себе в ложницу. По княжескому двору и без напоминаний уже бегали приученные холопы. В дальнем углу ощипывали птицу, над кострами красовались на вертелах целые туши баранов, из поварни доносились дразнившие нос запахи пареного, жареного, хлебов, из кладовых и ледников приносились к столу запасы, в огромные ендовы наливали меды... А в стороне в огромных котлах булькала наваристая переяславльская уха. Кто же не знает снетков Плещеева озера? На всю Русь известны!
Владыко, несмотря не усталость и голод, возразил:
— Сначала о деле поговорим, князь Александр Ярославич.
Того немало смущало, что владыко в летах больших всё зовёт его по имени-отчеству.
— Слушаю, отче.
Архиепископ снова встал, поклонился поясно, с трудом выпрямившись, и произнёс:
— Князь Александр Ярославич, вернись княжить в Великий Новгород. Челом бьём.
— О том спрашивать прежде великого князя Ярослава Всеволодовича, моего отца, надо. Под ним хожу.
Владыке очень понравилось, что Невский не забыл сыновний долг, улыбнулся:
— С князем прежде всего снеслись, ответил, что сами гнали, сами и просить должны.
Спиридон сел, а князь всё стоял, высокий, тонкий, глаза серые, строгие.
— В Новгород вернусь, только если город волю мою выполнит!
И сразу заметил, как напряглись новгородцы. Вот в этом они все — и прощенье просить готовы, но ни под чьей волей ходить не хотят. Так и сказал:
— Не хотите под моей волей ходить, а придётся! — Не дожидаясь, пока в голос возмущаться начнут, добавил: — А воля такова: все раздоры и свары в городе прекратить! Ополчение собирать и вооружать, не чинясь и не споря. Под мою руку его отдать полностью, я решать буду, куда и когда вести, а не бояре!
Глядя на начавшие расплываться в улыбках лица своих боевых товарищей, князь вдруг усмехнулся:
— Вот немца из земли Новгородской погоним да побьём так, чтобы больше неповадно налезать было, тогда можете меня снова гнать!
Поопускали головы новгородские посланники, а владыко крякнул:
— Эк как ты нас! За дело, княже.
Но новгородцы были готовы выполнить все требования любимого князя.
После обеда, когда все разбрелись отдыхать, владыко позвал князя с собой:
— Ты посиди, а я говорить буду.
Александр присел рядом с полулежавшим архиепископом. Тот положил на руку князя свою сухую жилистую руку, покрытую желтоватой морщинистой кожей.
— Я тебя втрое старше, отцу твоему в отцы гожусь, потому, сынок, послушай меня. Не за Новгород сейчас прошу, за всю Русь. С юга Батыева рать налезает, а с запада немцы грозят. Псы-рыцари захватили псковские земли, уже и на Новгородчину долезли, Водскую пятину себе забрали. Следующий Новгород. Город только тебя в князья хочет и звал обратно тебя. Это бояре переиначили, Андрея позвав. Как думаешь, что прежде делать?
Александр ответил совершенно уверенно:
— На Копорье идти, оттуда немцев выбить. Из Копорья они округу под собой держат.
Больше всего владыке понравилось даже не согласие князя вернуться, а то, что он слушал и отвечал так, точно всё сказанное для него не было новостью, значит, знал и раньше, значит, есть у него связь с городом, значит, не бросил он мыслями Новгород.
Вечером, вернувшись в ложницу, Александр попрекнул жену:
— Чего ж не вышла к гостям?
Та фыркнула:
— Гости! Кто их звал?
— Ты что?
— Не ходи, Саша. Так ведь хорошо живём, спокойно, сынок вон растёт, да ещё будут...
Он попробовал объяснить, уже хорошо понимая, что бесполезно:
— Сашенька, я не просто князь, я воин, моё место с дружиной.
Княгиня поджала губки, раньше это действовало безотказно, но сейчас муж только вздохнул. Всё же, укладываясь, она чуть обиженно спросила:
— Неужто пойдёшь, Саша?
— Пойду! — отрезал тот, отворачиваясь на бок.
— Гордости у тебя нету! — вспыхнула княгиня и дождалась, назвал-таки её дурой!
От владыки не укрылось, что меж князьями разлад. Поинтересовался, Александр сначала ответил, что княгиня просто недужна, плохо беременность переносит, но потом честно рассказал, в чём размолвка. Спиридон вздохнул:
— Ты, княже, не серчай на неё. Её удел детей рожать да пестовать, не всем для мужей помощницами быть.
Потом он показывал владыке, что успел сделать в Переяславле. Подремонтировали, сколько смогли, церкви, освятили заново, чтоб духу в них поганого Батыева не осталось, стена крепостная новая выросла, куда крепче прежней, мост новый, пристань для лодок на Плещеевом озере, чтоб рыбакам не страдать... Это была, кроме монастыря и церквей, особая гордость Александра Ярославича. Он поспешил пристань не хуже новгородской сделать. Преуспел в том, леса вокруг столько, руби не вырубишь, потому не жалели. Богатая земля Переяславльская, пожалуй, богаче Новгородской будет. Одно худо — стоит город вдали от дорог, закрылся, заслонился от остальных лесами. Князь вздыхал, не помогли те леса от Батыя заслониться, не спасут и от других набежников. Он твёрдо знал, что против охочих до чужих жизней и добра помогают только меч да умение биться.
Снова зашёл у них разговор о том, чем грозит нападение немцев и чем они страшнее даже татар.
— Знаю, что Батыевы люди жгут и казнят почём зря всех, кто сопротивляется. Но они в веру свою не обращают. А для рыцарей все, кто не в их вере, поганые язычники, потому их или убить надо, или крестить по-своему.
Александр вздохнул:
— Знаю, что меня папа Григорий еретиком прозвал, велел первому голову рубить, если поймают. А хуже того, на костре жечь, как многих даже в Юрьеве и Копорье сжигали.
— Вот того и боюсь. Тяжёл гнёт насилия над телом, а над душой ещё тяжелее. Душу погубить, с чем человек останется?
— Отче, позволь спросить?
— Говори, сын мой, — Спиридон с лаской смотрел на молодого князя. Очень уж ему нравился Александр; если бы новгородцы сами не решили его заново просить на княжение, вышел бы на вече к вольному городу, сказал своё слово в защиту умного, хотя и молодого князя.
— Новгород готов ополчение собрать, со шведами вон как со мной бился, а Псков что же? Неужто им немецкого кнута хочется? Что же они так под рыцарей выю гнут?
— Тут не всё так просто. Псков от немцев крайний, у них Юрьев под боком, всё время помнить об этом приходится. Чуть что, мы пока дойдём, а немцы тут как тут. Есть такие во Пскове, кто лучше миром с немчурой жить стремится, чем рать держать. В том плохого нет, если бы на том и кончилось. Но не понимают глупые, что немец долго разговоры говорить не станет, немного погодя город под себя возьмёт, тогда и взвоют.
— Так что же, Псков рыцарям отдавать?
Над куполами собора с карканьем кружили вороны. Недолюбливал князь ворон, и чего им просто не летается? Казалось, бесконечное карканье предвещает какую-то беду. Архиепископ тоже поморщился на галдящих птиц:
— Вот разорались! Псков рыцарям отдавать нельзя, следующим Новгород будет.
Александр успел вставить:
— Ну уж этого им не видать!
— Хорошо бы, — усмехнулся Спиридон. — Но начинать, ты прав, с Копорья нужно. Сначала Новгородские пятины освободить. Водскую волость вернёшь, потом можно и за остальное браться.
Вороны угомонились, но стоило отойти, как разорались снова.
Долго засиживаться в Переяславле не стали, так можно и в распутицу попасть. Тем более, сначала отправились во Владимир-на-Клязьме. Вот Владимир оправился от беды быстрее, чем даже Переяславль, понятно, здесь великий князь Ярослав Всеволодович живёт.
Великий князь встретил строго, просьбе усмехнулся:
— Давно ли мне грамоту слали, чтоб не судил и судей не давал?
Архиепископ попросил примирительно:
— Не серчай, князь, на новгородцев. Виноваты, в том и каемся. Челом бьём отправить княжить Александра Ярославича.
— Его гнали? Его и просите! А князя Андрея Ярославича прочь погоните? Он перед вами в чём провинился?
Трудный вопрос задал великий князь владимирский, очень трудный. Хотят новгородцы Александра Ярославича, а княжит его брат.
— Князю Андрею Ярославичу мы уж сами объясним, он поймёт. Не обидим князя.
Ярослав Всеволодович повёл рукой:
— Александр, тебе решать.
Тот чуть задумался. Ждали новгородцы, несколько дней назад свою просьбу сказали князю, согласился, если отец не против, а теперь вдруг передумал. Вон как размышляет...
— В Новгороде князь Андрей Ярославич. Если ему будет нужна помощь, я помогу. А нет, так домой вернусь.
Ему совсем не нравилось, что придётся отбирать власть у брата, хотелось только помочь Новгороду. Конечно, князь Андрей обиделся и на новгородцев, и на отца, и на брата, который такой замечательный, что его требуют на княжение.
Как ни старался отец, великий князь Ярослав Всеволодович, чтобы не было у одного сына обиды на другого, не вышло. Эта обида через много лет принесёт беду Руси, приведя на неё Неврюеву рать.
— Жену с собой ли возьмёшь или у нас оставишь?
Не успел князь Александр ответить, как новгородцы вдруг вспомнили:
— Княже, мы для тебя терем Городищенский подновили! Вот ведь, за разговорами и забыли сказать!
Александр расхохотался:
— Ну, тогда поеду! В новый терем как не поехать?
Но не только молодая княгиня поехала вслед за мужем обратно в Новгород, и княгиня Феодосия тоже решила проведать могилу старшего сына.
СНОВА НОВГОРОД
ерем действительно подновили, хорошо сделали, стараясь для любимого Ярославича, но жить в нём князю было просто некогда. Радуясь, что вместе с ними приехала княгиня Феодосия, он оставил жену на попечении матери, а сам полностью окунулся в дружинные и ополченческие дела. Домой возвращался только поздно ночью, вставал и уходил с рассветом, как и привык. Александра видела мужа только спящим, не звал он её ясынькой, не гладил подолгу светлые волосы, не расплетал перед сном косы своими сильными, ласковыми руками, не нёс на ложе, а засыпал, едва голова касалась подушки. Тосковала Александра, ей стало казаться, что муж разлюбил, раз всё время дружине отдаёт. Понимала, что так надо, но ведь и раньше ополчением занимался и для неё время находил?А князь и впрямь не только жену, но и самого себя на время забыл. Когда после возвращения впервые стоял перед горожанами на вече, сразу потребовал беспрекословного подчинения всего Новгорода делам дружины, иначе ни к чему и затевать. Город преклонил колено перед своим любимым князем, прилюдно прощения попросили. Князь Александр поморщился:
— Да не об обидах речь веду, как не поймёте?! Не хочу, чтоб под стенами Новгорода враг встал, тогда поздно будет. Не извинения мне ваши нужны, а воля ваша! Город крепить, дружину крепить, ополчение вооружать и учить!
К князю вдруг попросился новгородец. Вроде и незнаком, а что надо, не говорит. Но Александр велел пустить, кивнул, чтоб оставили одних, но гриди настороженно смотрели, не доверяли особо всяким пришлым. Князь велел:
— Говори, чего хочешь, быстро, не то мне некогда.
Тот поклонился, пусть не поясно, но достаточно низко, выпрямился, спокойно глядя в глаза Александру:
— Я не просто так без дела пришёл, княже. Тут такое... — Он привычно почесал пятерней затылок, не зная, с чего начать. Вроде всё обдумал, пока шёл, а вот оказался рядом с Невским и обо всём забыл. — Человек у меня лежит. — Наткнувшись на недоумённый взгляд князя, чуть споткнулся, но преодолел себя. — Подпоил я его, спать будет пока.
Александр уже понял, что человек пришёл не зря, но говорить, если ему не помочь, будет долго, до того же вечера. Решил помочь.
— А что за человек, где ты его взял? — И вдруг спросил другое: — Тебя как кличут-то?
Мужик совсем растерялся:
— Дык... Порей я... с Неревского конца...
— Что за человек тот, Порей?
Тот согласно кивнул, даже рукой себе помог, точно отвлекал его князь до сих пор, начал-таки говорить толково.
— Шёл к нашему боярину тут человек от... из Пскова. Да случайно мне попался, не успел, как и я, в ворота до заката, пришлось вместе ночевать на подводе. Вижу, что человек глаза прячет, спросил, куда идёт, сказал, что на наш конец, а сам там никого не знает. Я его подпоил, чтоб язык развязать, он кой-чего и сказал спьяну.
— Ну?! — Александру уже надоело выслушивать предысторию. Пора бы и к делу перейти.
Мужик снова полез в затылок.
— Княже, может, сам у него строго спросишь? Он скоро очухается.
— Где он у тебя?
— Да вон же в подводе лежит! — как бестолковому, объяснил мужик князю.
Тот усмехнулся:
— Тащи сюда!
Гриди помогли притащить совершенно пьяного и сонного человека. Тот ругался, требовал, чтоб оставили в покое, что ему надо к боярину Онанию, торопится по делу. Александр кивнул гридям:
— Окатите-ка водой, чтоб очухался скорее.
Хлюпая от обрушившейся на голову воды, незваный гость отплёвывался, продолжая ругаться.
— Ещё! — приказал князь.
Второй ушат привёл его в себя почти полностью. Но, раскрыв глаза, он тут же выпучил их от ужаса. И без объяснений было понятно, что испугался, увидев перед собой князя Александра Невского. Тот не стал терять времени даром, надо заставить говорить, пока не очухался совсем.
— К кому шёл?! От кого?! — Глаза князя вперились в глаза мужика. Тот попробовал отвести свои, но Невский не дал. — А ну смотри сюда!
В бок пришлого ткнулось острое железо, за волосы взялась жёсткая рука дружинника. А перед лицом всё так же было лицо князя с бешеным взглядом.
— Говори!
Не сумел отвертеться, сказал, что шёл к боярину Колбе от псковского посадника по поручению. Князь оглянулся на подоспевшего воеводу. Тот удивлённо пожал плечами:
— Да ведь Колбы нет в Новгороде...
— Ты о том ведал?
— Не-ет... — протянул псковский гонец.
— А что сказать должен был?