Более того, я узнала, что он захватил тот самый город Сент-Олбанс, где нашему делу был нанесён тяжёлый удар. Мои военачальники, само собой, составляли планы и давали рекомендации, как обойти Уорика и отрезать его от Лондона, как провести с ним переговоры... Я решила игнорировать их мнение. Я жаждала сражения.
Однако я не могла не сознавать, что не знаю ни численности армии графа, ни её расположения, и всё время, пока мы двигались на юг, это тревожило меня. Но тут неожиданно мы получили чудесное и, как оказалось, очень ценное подкрепление. К нам присоединился отряд в сто солдат, возглавляемый Джоном Греем Гроуби в сопровождении Беллы!
Целых шесть месяцев я не видела её прекрасного лица, и как богаты событиями были для меня эти шесть месяцев! Оказалось, что и на её долю выпало немало приключений. Пока я сжимала её в объятиях, она рассказала мне о некоторых из них. Пребывание в Шотландии значительно раздвинуло мои горизонты, но какую бы важную роль ни сыграла в моей жизни Мария Гельдернская, уже по одной той причине, что мы обе были королевами и в то время она имела надо мной преимущество, она никак не могла надеяться заменить милейшую Беллу в моём сердце. Белла, в свою очередь, была столь же рада оказаться в моих объятиях, возможно, даже ещё более рада, чём я, ибо всё это время имела дело исключительно с мужчинами.
Подробности, естественно, я узнала, когда мы стали делиться всем пережитым за эти шесть месяцев; в этих разговорах я, понятно, не могла не затронуть некоторых своих проблем.
— Вам нужна информация о графе Уорике, ваша светлость? — Глаза моей подруги зажглись воинственным пылом. — Я раздобуду её для вас.
— Вы? — с тревогой вскричала я.
Она рассказала мне о том, что произошло во время нашей разлуки. После поражения в Нортгемптоне она и Грей бежали домой, в поместье её матери. Там Белла и осталась, её же доблестный муж отправился узнать, что он может сделать для нашего дела. То, что Белла была одной из моих фрейлин, причём самой любимой, разумеется, знали многие. Чтобы выяснить моё местонахождение, отряды йоркистов отправились в Экслхолл, рыскали и в различных других направлениях; победители сочли нужным заглянуть и в Графтон.
Возглавлял этот отряд сам Уорик, жаждавший наложить на меня руки, и не только в фигуральном смысле. Меня там не оказалось, зато оказалась Белла. Если верить ей, а я вполне верила (не только потому, что последующее подтвердило её слова, но и потому, что было невероятно, чтобы какой-нибудь мужчина — за исключением, может быть, моего мужа, — фактически захватив Беллу в плен, не вспомнил о своей принадлежности к сильному полу), граф проявил некоторую склонность к насилию и грабежу, ища утешения в тех дивных белых полушариях, которые сейчас были прижаты к моим.
— Негодяй! — вскричала я. — И ему удалось добиться своей конечной цели?
Белла очень мило покраснела.
— Что я могла поделать, ваша светлость? Мой муж отсутствовал, мать очень стара, сыновья ещё малы... А вообще этот Уорик просто коротышка.
Это замечание не смягчило моего сердца, но я с интересом выслушала рассказ Беллы. Переспав несколько раз с прелестной девушкой, Уорик отбыл, но о том, что он не забыл доставленного ему удовольствия, свидетельствовали многочисленные презенты, полученные Беллой в последующие шесть месяцев.
Нетрудно догадаться, какие чувства испытывала Белла, её оскорблённая женственность взывала к возмездию. Она прежде всего добивалась полного падения Уорика; в этом отношении она оставалась постоянной всю свою жизнь, но так как она по-прежнему живёт и процветает, правильнее было бы сказать всю его жизнь. Для его разгрома она прилагала все усилия. Её план был прост. Уорик ещё никак не мог знать, что Грей Гроуби уже присоединился к моим войскам. Но он отлично знал, что Грей является сторонником Ланкастерского Дома. Белла не сомневалась, что если прибудет в Сент-Олбанс, якобы ища неведомо куда уехавшего мужа, то Уорик встретит её с распростёртыми объятьями и с тёплым ложем... так что у неё будет неплохая возможность выяснить численность его войск, их расположение, а также его намерения.
Я с ужасом думала о риске, которому Белла намерена себя подвергнуть. Но она с таким воодушевлением хотела сыграть роль лазутчицы, что я в конце концов согласилась, сомневаясь, однако, что Уорик и в самом деле так сильно оскорбил её женственность, как она мне поведала. Как бы там ни было, она уехала и через несколько дней вернулась, слегка растрёпанная, но ликующая. Всё произошло именно так, как она и предполагала: в течение трёх ночей граф осквернял её тело, но зато три дня она собирала необходимую информацию.
Вот что она мне рассказала. Уорика в основном поддерживают герцог Норфолк, герцог Суффолк и граф Арундейл, зато других вождей йоркистов на его стороне очень мало. У него большая армия, — по оценке Беллы, около тридцати тысяч человек, почти столько же, сколько и у меня с тех пор, как я отослала Джаспера, — но она состоит главным образом из неопытных новобранцев и почти нет артиллерии. Она также сказала мне, что Уорик отнюдь не собирается безвылазно сидеть в Сент-Олбансе, что мы так неудачно пытались сделать шесть лет назад, а услышав о нашем приближении, выведет своих солдат из города на плоское возвышение перед домами и блокирует северную дорогу, по которой я, по его предположениям, буду двигаться. Там он и даст мне сражение, если только я не отойду прочь, испугавшись кровопролития. Он до сих пор считает меня никчёмной маленькой женщиной, памятуя, с какой лёгкостью одержал верх при Нортгемптоне. Пожалуй, самым важным из всего рассказанного мне Беллой было то, что король находится в лагере Уорика.
Мои лорды, как и следовало ожидать, тут же затеяли ожесточённую перепалку, высказывая противоречивые мнения. Могу заверить, что редко собирался более оживлённый совет, куда входили бы столь знатные вельможи, справедливо гордившиеся своей голубой кровью. Вокруг меня стояли графы Эксетерский, Сомерсетский, Девонширский, Нортумберлендский и Шрусберийский, не говоря уже о лордах Клиффорде, Фицхью, Грее Коднорском, Грейстоуке, Русе, Уэллсе, Уиллоуби и Грее Гроуби, который ещё не был возведён в сан рыцаря, но уже прославился своим военным талантом. Почти все эти люди присутствовали в Уэйкфилде, что должно было внушить им уверенность в себе, но всё же явно колебались, пока я не прекратила их спор, изложив мой план.
Я тешу себя мыслью, что этот план был так же прост, как и то, что предложила Белла, и отличался такой же целеустремлённостью, как планы Цезаря, во всяком случае, оказался не менее успешным. Некоторые мои военачальники выступали за то, чтобы сразиться с Уориком на его проклятой Вересковой пустоши, другие — за обход врага. Мой неопытный, но проницательный ум не видел никакой причины, почему бы нам не выполнить оба эти манёвра одновременно, посеяв смятение во вражеских рядах. Намерение моё повергло всех в ужас, но я не слушала никаких возражений, и на другой день две трети моей армии, направившись на запад, стали обходить противника с фланга, тогда как оставшаяся треть во главе с Сомерсетом — сюда входили и свирепые шотландские горцы — двинулась прямо по дороге.
Сомерсет получил приказ двигаться как можно медленнее, тогда как я всячески торопила свои войска. Однако йоркисты, очевидно, разгадали наш замысел. Этого-то и опасались мои лорды, предполагая, что враг может вторгнуться в пространство между двумя частями армии и разбить их до отдельности. Но я знала Уорика. Он не только бездарный военачальник, обязанный своими-успехами скорее случайности, чем способностям, но к тому же имеет одну роковую слабость: боится поставить на карту всё, включая и свою жизнь, предприняв смелое нападение, если у него есть какая-то возможность добиться победы с помощью оборонительных мер. Кроме того, в его лагере находился король, который, как ни испытывала его судьба, всё же оставался единственным законным оправданием для захвата йоркистами власти. Будущий Делатель Королей опасался потерять своего туза.
Я в точности предвидела его действия во время сражения. Он не мог оставаться там, где был, ибо ему грозило нападение сразу с двух сторон; он боялся двинуться вперёд и поставить всё на одну карту, поэтому решил отступить в мнимую безопасность Сент-Олбанса. И это перед лицом грозно надвигающегося противника. Как только я увидела, что его знамёна, колыхаясь, двинулись назад, сразу поняла, что победа будет за нами. Я сделала для этого всё, что от меня зависело. Отъехала на своей лошади в сторону и сказала Клиффорду, командовавшему моей частью армии:
— Проложите мне путь к моему мужу.
Он издал громкий боевой клич: «За Маргариту!» — как восхитительно прозвучал этот клич! — и повёл армию в наступление. Сидя рядом со мной на своих лошадях, принц Эдуард и Белла наблюдали за происходящим. Мои люди сражались с большим воодушевлением. Не давая врагам времени перестроить свои ряды, они ворвались в город с севера и запада, и уже не в первый раз в решительный момент мужество изменило Уорику. После того как он обвинил меня в супружеской измене, а моего сына назвал ублюдком, он, без сомнения, хорошо знал, какая участь ожидает его, окажись он в плену. Не прошло и часа, как йоркисты во главе с командирами начали поспешное отступление; за мной приехал вооружённый отряд, чтобы эскортировать меня в город, к месту моей победы.
— Где его светлость? — спросила я, опасаясь; как бы Уорик не увёл его с собой.
— Ожидает вашу светлость, — ответил мне рослый детина. Охваченный страхом, Уорик позабыл даже, что без короля он всего-навсего мятежник, стоящий вне закона.
Когда я ехала между рядами приветствующих меня солдат, направляясь к улице Святого Петра, моё сердце переполняла гордость. Тогда-то они и стали впервые называть меня «капралом Маргарет». А почему бы и нет? Именно моя стратегия, столь восхваляемая военными историками, хотя они и не всегда приписывают мне честь её выработки, привела нас к победе.
В самом центре города меня ожидали несколько моих лордов; хотя их мечи и доспехи были обагрены кровью, лица светились ликующими улыбками победителей. Среди них был и мой муж, которого я не видела семь месяцев.
Должна признать, что выглядел он совсем неплохо, даже набрал вес от отсутствия каких-либо физических упражнений и уж во всяком случае не голодал. Должна также признать, что он не изъявил никакой особой радости при виде жены, которая так бесстрашно пришла ему на помощь. Не обрадовался он и сыну.
— Мег, — заметил он, — ваши волосы растрёпаны ветром.
— Мы одержали великую победу, сир, — сказала я, не уверенная, что он знает об этом.
— Я доволен, — ответил он, — доволен.
— Многие из ваших преданных сторонников совершили великие подвиги, сир.
— Это хорошие новости.
— Не посвятите ли вы их в рыцари?
— Охотно.
— Начиная с принца Уэльского?
Генрих посмотрел на Эдуарда достаточно благожелательно, но без какой бы то ни было любви или хотя бы нежности. Очевидно, что, пока он находился в плену, йоркисты отравляли его ум низкими инсинуациями, и в конце концов он поверил им. Но он был готов даровать моему сыну рыцарство прямо здесь, на поле сражения, что меня особенно радовало. Пока совершались необходимые приготовления, я отвела Клиффорда и Сомерсета в сторону.
— Соберите всех достойных командиров, — сказала я им. — Грядёт великое торжество. Особенно я хочу, чтобы в рыцари посвятили Грея Гроуби.
Они кивнули и послали своих сквайров, чтобы те выбрали наиболее достойных людей; Белла, которая въехала в город вместе со мной и принцем Эдуардом, радостно захлопала в ладоши. Тем временем Клиффорд обратил моё внимание на двух смутно знакомых людей, стоявших рядом с королём под стражей.
— В чём их преступление? — спросила я.
— Просто они йоркисты, которые не захотели убежать со всеми остальными, — ответил Клиффорд. — Это лорд Бонвилл и сэр Томас Кайрил.
Они опустились передо мной на колени.
— Граф Уорик поручил нам охранять его светлость во время сражения, ваша светлость, — объяснил Бонвилл. — Когда пришёл приказ покинуть город, мы хотели увести его светлость с собой, но он попросил нас остаться с ним и продолжать охранять его особу. Мы выполнили его просьбу, ваша светлость, и теперь — ваши пленники. Но мы исполняли свой долг перед королём.
К нам присоединился Генрих.
— Это хорошие люди, Мег, — объявил он. — Я обещал отпустить их на свободу.
С этими словами он направился в ближайшую церковь, без сомнения для того, чтобы вознести хвалу Всевышнему за своё спасение.
У меня не было никаких причин ненавидеть этих людей, разве что за их принадлежность к йоркистам. Я с трудом припоминаю чувства, которые тогда испытывала, ибо слишком много событий произошло и ещё должно было произойти, но я знаю, что у меня появилось даже смутное желание вознаградить эту пару, ведь они до конца защищали короля. С этой мыслью я повернулась к сыну и, всё ещё пребывая в прекрасном настроении, спросила:
— Что нам делать с этими двоими? Решай.
— Вели отрубить им головы, — без малейшего колебания ответил принц Эдуард. Я онемела, впервые осознав, как глубоко ранили наши злоключения эту юную душу. Пока я раздумывала, как мне поступить, — я только что сама объявила собравшимся лордам, что судьбу пленников решит принц, — Белла вдруг испустила отчаянный крик и без чувств упала на землю.
Я сразу же поняла, в чём дело. Выполняя моё приказание, лорды велели привести всех командиров, ещё не рыцарей, но достойных посвящения в этот сан. И среди этих доблестных солдат был Джон Грей Гроуби... но его несли на носилках, и из-под проломленного панциря струилась кровь.
Забыв о пленниках, я поспешила к нему. Кто-то находчиво выплеснул ведро воды на Беллу. Очнувшись, она сразу же присоединилась ко мне; с её сбившихся волос капала вода, хуппеланд насквозь промок, грудь тяжело вздымалась.
К этой-то груди она и прижала своего мужа, быстро став такой же окровавленной, как и он.
Я сразу поняла, что он долго не проживёт: ему нанесли несколько ударов булавой; а когда он упал на землю, по нему проскакали кони. Но я решила, что вдова Грея должна стать леди Грей, и велела отнести умирающего к королю, чтобы тот мог дважды прикоснуться к нему мечом, тем самым причислив к избранникам, возвышающимся над чернью. Это Генрих проделал с удовольствием, он всегда был на высоте, когда ему приходилось отзываться на чужую беду. Заливаясь слезами, я прижала Беллу к груди, а затем отослала сэра Джона и леди Грей, чтобы они могли провести последние часы вместе.
Меня охватило смятение. Оставив короля, я пошла посмотреть, что делает принц Эдуард. Я нашла его там же, где покинула, на главной городской площади; он наблюдал за тем, как сооружают плаху.
— Неужели эти плотники не могут заняться какой-нибудь более полезной работой? — спросила я у Клиффорда, который руководил приготовлениями.
— Они выполняют повеление принца Уэльского, ваша светлость, — ответил Клиффорд. — Бонвилл и Кайрил будут обезглавлены.
— В самом деле, сэр Джон? — резко спросила я. — Единственная их вина — в том, что они йоркисты. Но ведь они преданно охраняли короля. И он пообещал даровать им свободу.
Коснувшись моей руки, Клиффорд отвёл меня в сторону.
— Возможно, его светлость так и поступил. Но без свидетелей. А принц Уэльский перед всей нашей армией осудил их на смерть. Вполне может случиться так, что через несколько лет наши люди будут получать повеления от принца. Вы думаете, его авторитет не пострадает, если первый же его публичный приказ будет с пренебрежением отменен?
Я закусила губу. Мне, разумеется, было известно, что в душе у Клиффорда та же сталь, что и у Эдуарда. Обуреваемый жаждой мщения, он готов расправиться с любым йоркистом, который попадёт ему в руки, к тому же его ненависть усугубляется чувством вины, порождённым убийством молодого Рутленда. Однако его слова звучали ужасающе убедительно. Больше всего на свете я хотела, чтобы мой сын оказался как бы воплощением Великого. Гарри или, ещё того лучше, своего могущественного соименника Эдуарда III. Чтобы достичь подобных высот, ему придётся совершать поступки, которые могут показаться жестокими или даже отвратительными. Я никак не могла прийти к определённому решению. Прежде чем я успела это сделать, ко мне на взмыленной лошади, весь в грязи подскакал гонец; устало спешившись, он упал передо мной на колени.