Положение жены королевского герцога избавило Элеанор от столь ужасной участи. Но как кающуюся грешницу её заставили пройти босиком в одной сорочке, с зажжённой свечой в руке по улицам Лондона, после чего приговорили к пожизненному заключению, и весь остаток дней несчастную узницу переводили из замка в замок.
Все эти события произошли за три года до моего замужества и, естественно, отнюдь не способствовали смягчению вспыльчивого нрава Хамфри. Ему пришлось наблюдать со стороны, как унижали и бесчестили его возлюбленную жену; он даже пальцем не мог пошевелить для её защиты, ибо — и не без основания — опасался, что подобное же обвинение будет предъявлено и ему самому.
Краткое описание наиболее влиятельных вельмож, которыми я не по своей воле оказалась окружена, даёт некоторое представление о мрачной картине, которую представлял собой английский двор того времени. Но меня ничуть не волновали честолюбивые притязания и горести окружающих. Все мои помыслы были устремлены к королю, моему повелителю и супругу. В нём я видела воплощение своих честолюбивых замыслов и не сомневалась в нашем совместном возвышении на пути к славе, верила, что нас объединит любовь и общие родительские чувства.
Не хочу говорить о том, что сбылось из всего этого, но, по крайней мере, я знаменита.
Глава 3
Я наивно предполагала, что начавшееся ещё в прошлом году в Туре преображение принцессы Маргариты Анжуйской в английскую королеву в тот момент, как я соединилась со своим мужем, завершилось. Мне предстоял ещё долгий путь.
Прежде всего должна была состояться официальная свадебная церемония. Её назначили на 23 апреля, то есть по прошествии девяти дней после моей первой встречи с королём. На протяжении этого времени я видела его светлость всего один раз, да и то мимоходом; второй раз я встретилась с ним намеренно, о чём сейчас и поведаю.
Хотя я сгорала от нетерпения стать наконец признанной супругой величайшего, как неустанно повторяли мне окружающие, короля во всём христианском мире, задержка огорчала меня отнюдь не так сильно, как можно было бы предположить. Прежде всего я не прочь была оправиться от утомительного морского путешествия и перенесённой ветряной оспы. Кроме того, я полагала, что придворные швеи за это время сумеют сшить для меня ещё более роскошное платье, чем то, в котором я появлялась в Нанси или в соборе Парижской Богоматери. А ещё мне хотелось оценить своё положение и составить более определённое мнение о муже и обществе, в котором суждено было вращаться до конца дней.
Первое моё желание полностью исполнилось. После полуторанедельного отдыха в Саутгемптоне я чувствовала себя как никогда здоровой.
Осуществить второе желание оказалось непросто.
— Ваша светлость, вы непременно должны надеть то же платье, в котором были на предварительной свадьбе, — решительно заявила герцогиня Солсбери. Её поддержали многие другие родственницы, и среди них самая влиятельная — герцогиня Йоркская, которую даже подруги называли Гордячкой Сис и которая обладала ещё более властным характером, чем её невестка.
Она принадлежала, как я уже упоминала, к семейству Невиллей; двое её братьев — граф Уэстморленд и граф Солсбери — были весьма влиятельными людьми. Из этих двоих наиболее могущественным считайся Ричард Невилль, граф Солсбери. По прибытии в Саутгемптон я однажды встречалась с ним, но так как он был мужем моей «béte noire»[15], я заочно испытывала к нему глубокую неприязнь, а после того, как увидела, это чувство лишь усугубилось. Тем не менее оба эти брата, унаследовавшие от своих предков большие поместья, являлись богатейшими людьми в королевстве, исключая разве что кардинала (и, как ни странно, собственного сына Солсбери, о котором я расскажу позднее). Но они ревностно почитали своего зятя герцога Йоркского.
Так вот именно Гордячка Сис и нанесла смертельный удар по моим надеждам на новое платье.
— В казне нет денег, ваша светлость, — сказала она. — Их пришлось полностью израсходовать на то, чтобы привезти вас сюда.
Её слова произвели на меня ошеломляющее впечатление. Я воспитывалась в так называемой благородной бедности. Мой отец был королём без королевства: большую часть принадлежащих ему владений захватили англичане. Мне всегда внушали, что и дядя Шарль находится почти в таком же, как мы, положении. Хотя он и обладает королевством, но значительная его часть также захвачена этими «проклятьями англичанами», чьей королевой по воле судьбы я стала. Но я также знала, что всякий раз, когда мой отец оказывался на грани полного разорения, французская королевская казна неизменно приходила ему на помощь, и что именно дядя Шарль, пусть он и сам пребывал в затруднительном положении, оплатил пышные празднества, сопровождающие мою предварительную свадьбу.
Все придворные дяди Шарля были глубоко убеждены, что английский король богат, как сам Крез, и мне предстоит вознестись от бедности к роскоши, которой я не могла представить себе даже в самых смелых мечтах. Мечты мои, смею заверить, были не так уж и смелы, но я нисколько не сомневалась, что отныне могу тратить когда и сколько захочу. А тут мне вдруг заявляют, что в королевских сундуках недостаточно денег, чтобы оплатить моё новое свадебное платье.
Надеюсь, мне не поставят в вину, что я сразу же заподозрила злой умысел со стороны этих дам (которые все, как и подтвердилось впоследствии, были убеждёнными йоркистами, то есть сторонницами герцога Йоркского и противницами Ланкастерского Дома). Их, несомненно, порадовало, бы, окажись я недостаточно хорошо одетой для своего нового положения. Однако, когда я обратилась к дорогой Элис, она подтвердила ужасающую правду. Продолжающаяся вражда между кардиналом и герцогом Хамфри губительно сказывалась на управлении Англией и прежде всего на сборе налогов. Иными словами, мой супруг находился в бедственном положении.
Я разрыдалась — скорее от гнева, чем от жалости к себе, что Свойственно скорее какой-нибудь молочнице, и выбрала единственно возможный путь, который, надеялась, поможет преодолеть все препятствия.
— Мне нужно поговорить с королём, — решительно заявила я.
— С королём? — Дамы переглянулись.
— Со своим мужем, — напомнила я.
— Но ведь состоялась ещё только предварительная свадьба, ваша светлость, — возразила графиня Солсбери.
— Смотрите не пожалейте о своих словах, миледи, — выпалила я, совершенно выведенная из себя, так как мне показалось, будто и она и все остальные потешаются надо мной. — Я хочу повидать его светлость. И немедленно.
— Ваша светлость, — проговорила Гордячка Сис, сделав изысканный реверанс, — это невозможно. Его светлость молится.
Я выглянула в окно. Солнце стояло уже почти в зените.
— Хорошо, — согласилась я. — Повидаю его перед обедом. Или, ещё лучше, пообедаю вместе с ним.
— Ваша светлость, король всегда обедает один. И он молится вплоть до самого обеда.
Ну что ж, решила я, подобное положение дел следует изменить с самого начала: при дворе дяди Шарля обед всегда был настоящим празднеством.
— В таком случае я повидаю его после обеда.
— После обеда, ваша светлость, король возвращается к своим молитвам.
— Мадам, — отрезала я, — нахожу ваше остроумие совершенно неуместным.
Графиня Солсбери удивлённо воззрилась на меня.
— Но я говорю чистую правду, ваша светлость. Его светлость проводит большую часть своего времени в молитвах. Особенно в эту последнюю неделю. — Она взглянула на своих компаньонок, которые не могли сдержать смеха. — Король готовится к такому трудному испытанию, как женитьба.
Я сверкнула глазами на неё, на всех остальных и, подобрав юбки, оставила комнату. Снаружи я увидела мать-настоятельницу, беседовавшую с Байи.
— Проводите меня к королю, — потребовала я.
Последовало ужасное смятение. Дражайшая Элис в отчаянии заламывала руки. Гордячка Сис и её подруги неотступно следовали за мною по пятам, стараясь отговорить от опрометчивого поступка, монахини лихорадочно суетились, не зная, что делать. Меж тем Байи спокойно приказала, чтобы мне подали лошадь. Я села на неё в чём была, даже без хуппеланда, который бы укрыл меня от дождя. К счастью, на голове у. меня оказалась фетровая шляпка с плюмажем, а не обычная островерхая шляпа, доставлявшая невероятные трудности при ношении.
На улице не было столь обычного, как я впоследствии убедилась, дождя. За мной торопливо последовали мои конюшие. После расставания в Руане с французскими вельможами я была полностью лишена мужского общества, если не считать этих дюжих парней, влюбившихся в меня с первого взгляда. Я направилась прямо в аббатство.
Здесь моё появление породило ещё большее смятение, чем отъезд из монастыря. Стражники схватились за алебарды, оруженосцы поспешили к своим хозяевам, чтобы предупредить их о моём прибытии, лаяли собаки, монахи озадаченно почёсывали свои тонзуры... Я же пробежала мимо них всех, спрашивая на ходу, где находится король.
Как оказалось, Генрих только что перестал молиться и мыл руки, прежде чем усесться за обед. Вспомнив, что и у меня тоже руки немытые, я обратилась к трепещущим монахам:
— Принесите мне миску с водой и полотенце. И проведите в трапезную, где обедает король.
Король обедал в общей трапезной, высоком и довольно красивом — если бы не простые скамьи и положенные на козлы доски вместо столов — зале. Окуная пальцы в принесённую обеспокоенными братьями миску, я наблюдала за этой сценой, и тут появились довольно небрежно одетые графы Суффолк и Сомерсет, оба разгорячённые и встревоженные.
Несмотря на это и тот и другой был очень красив.
— Ваша светлость, — оба мужчины поклонились, — у вас какие-то затруднения?
— Ничего особенного, милорды, — ответила я. — Просто хочу поговорить со своим мужем. И у меня такое впечатление, будто всё королевство старается помешать нашей встрече.
Было ясно, мои собеседники стушевались, не зная, что ответить. К счастью для них, появился сам Генрих в сопровождении кардинала и других особ.
— Мадам! — изумлённо воскликнул мой муж. — Фи, и ещё раз фи!
Впоследствии я узнала, что это довольно нелепое ругательство было единственным, которое он себе позволял.
Я упала перед ним на колени, и он протянул руки, чтобы поднять меня.
— Что-нибудь случилось?
— Я просто хотела поговорить с моим мужем, сир.
— Но у вас ещё нет мужа, мадам.
Если у меня и в самом деле не было мужа, почему же он упорно называл меня мадам, а не мадемуазель?
— По закону вы уже мой муж, сир, — напомнила я ему.
— Но не в глазах церкви, мадам. Есть сила более великая, чем все людские законы. Вам не подобает навещать меня здесь, пока церковь не благословит наш союз. У вас какое-то срочное дело?
К этому времени я уже пребывала на грани взрыва. Какой мужчина, в чьих жилах течёт не рыбья кровь, не порадовался бы визиту прекрасной женщины, которая через несколько дней взойдёт на его ложе? И всё же я изобразила улыбку и медоточивым голосом сказала:
— Я хотела бы спросить вашего совета, какое платье надеть на венчание.
— Но, мадам, это чисто женская проблема. Есть куда более неотложные дела, — сказал он и, смягчившись, добавил: — Мне бы очень понравилось, Мег, если бы вы облачились во власяницу. Пожалуй, это был бы наиболее подходящий наряд для нас обоих, ибо мы все грешны перед Господом нашим:
Я, однако, не собиралась сдаваться.
— Вы льстите мне, сир. Но подумайте, какое впечатление это произведёт на ваших подданных. Английская королева, конечно же, должна выглядеть английской королевой.
На мгновение Генрих нахмурился, и сердце у меня оборвалось. Но он тут же улыбнулся.
— Разумеется, вы правы, милая Мег. Ваша просьба будет выполнена. А теперь вы должны удалиться. Милорды!
Оба графа быстро направились ко мне, но первым возле меня оказался Суффолк, он-то и стал моим сопровождающим.
— Всё-таки мне удалось утереть нос этим наглым особам, — сказала я ему.
— Вы смелы до дерзости, — ответил граф.
— Я понравилась его светлости. А это главное.
— Вы всегда будете нравиться ему, милая Мег. — Он сжал мою руку. — Вам только нужно всегда помнить, что дела духовные для него куда важнее мирских.
Суффолк проводил меня до самого монастыря, но следом за нами шли мои конюшие и подоспевшие фрейлины, среди них и его собственная жена, поэтому у него не было возможности утешить меня. Я отлично понимала, что в течение по крайней, мере ещё нескольких дней мне придётся следовать советам Гордячки Сис: своим властным характером она совершенно подавляла дорогую Элис. Однако, к своей вящей досаде, Сис получила приказ свыше и вынуждена была его исполнить. На другой же день появилась швея по имени Маргарет Чемберлейн — как мне не преминули сообщить, лучшая во всём королевстве. Без лишней суеты она принялась за работу, а я нежно прижалась к Альбиону, чувствуя, как рядом с моим сердцем бьётся сердце зверя.
И вот наконец наступил великий день и меня препроводили в Тичфилдское аббатство, с тем чтобы епископ Аскью Солсбери совершил обряд венчания. Я была в великолепной небесно-голубой юбке и ярко-жёлтом лифе, отороченных мехом горностая. Небесно-голубую накидку также украшал горностай. Жёлтую шляпу дополняла золотистая вуаль и шляпу и воротник украшали все драгоценности, какие только нашли мои фрейлины.
Церемония собрала множество знатных вельмож и леди, они продрогли, дожидаясь под мелким дождём, но когда я проходила мимо, низко кланялись и ахали, поражённые моей красотой. К своему восторгу я увидела, что и Генрих впервые одет как король: в алую тунику и голубые панталоны. Грудь его украшали вышитые золотом английские леопарды (львы). Он выглядел истинным королём и настоящим мужчиной.
Рядом с ним стояли трое: мужчина и два отрока примерно моего возраста; их мне не доводилось видеть прежде. К моему удивлению оказалось, что это отчим и сводные братья короля. Но, пожалуй, говоря так, я несколько приукрашиваю Истину, и виной тому некоторые своеобразные подробности жизни семьи, в которую вошла. Второй женой недоброй памяти Ричарда II, как известно, была принцесса Изабелла, сестра моего дяди Шарля. Она вышла за него замуж двенадцати лет; судя по всему, Ричард II не мог иметь детей, а кроме того, питал болезненную любовь к покойной первой жене Анне Богемской. Это, однако, не помешало тете Изабелле страстно полюбить своего мужа. Она продолжала любить. Ричарда даже после того, как его — по излюбленной привычке англичан — низложили и убили.
В конце концов она вернулась во Францию, где вышла замуж за Карла Орлеанского, графа Ангулемского, который имел некоторые основания считать себя поэтом, но умер всего двадцати лет от роду. Вскоре ей предложили выйти замуж за сына Генриха IV, тогда принца Уэльского, ставшего впоследствии королём Генрихом V. Изабелла без малейших колебаний отклонила предложение сына, как она считала, узурпатора и убийцы её дорогого Ричарда.
Ничуть не пав духом, Генрих сделал предложение сестре Изабеллы, но и та наотрез отказала ему. Только после того, как в 1415 году французы потерпели полное поражение при Азенкуре и французская монархия капитулировала, приняв позорное условие о том, что Генрих станет королём Франции вместо Карла VI Безумного, матримониальные намерения Генриха наконец осуществились: у Карла была дочь по имени Катрин, так вот эта моя тётя не нашла смелости сказать «нет», когда победитель попросил её руки. Таким образом тётя Катрин[16] стала матерью моего дорогого Генриха.
Однако, как все знают, через шесть лет после женитьбы, когда Великий Гарри прекратил свои бесконечные военные кампании и выбрал наконец время, чтобы обзавестись сыном, он скоропостижно скончался, оставив после себя девятимесячного младенца. Королева-мать, иностранка по происхождению, оказалась в довольно затруднительном положении. Она, естественно, считала, что никто лучше неё не сможет отстоять интересы сына в первые, наиболее опасные годы его жизни. Однако братья покойного короля Бедфорд и Глостер имели по этому поводу иное мнение. Они считали своим долгом продолжать войну и окончательно осуществить притязания Великого Гарри на французский трон. Мой будущий супруг был коронован в том самом соборе Парижской Богоматери, где состоялась наша предварительная свадьба. В то время он как раз находился в английских руках. Это был не более чем красивый жест: французские короли традиционно короновались в Реймском соборе. Но так как англичане не могли захватить Реймс, им не оставалось ничего иного, как довольствоваться собором Парижской Богоматери. Но в то время как они провозгласили Генриха королём Англии и Франции, дядя Шарль» в нарушение подписанного его отцом договора, короновался в Реймском соборе. В сложившейся ситуации дяди короля не могли облечь регентской властью (а стало быть, обеспечить и продолжение войны за французский престол) королеву, которая доводилась сестрой дяде Шарлю.