Халед опустил на носы своих туфель край галабии, которую ранее он поднял до пояса, потом бросил взгляд внутрь машины и, удостоверившись, что Сара спит, вынул из кармана письмо и подал его Блейку.
— Селим хочет, чтобы ты прочитал его один, — понизив голос, сказал он. — Оставайся здесь, я включу тебе габаритные огни.
Блейк присел на корточки перед машиной и с каждой строкой, которую пробегали его глаза, чувствовал, как кровь приливает ему к голове, а лоб покрывается потом. Дочитав до конца, он упал на колени и закрыл лицо руками.
Рука Халеда потрясла его за плечо.
— Поехали, — тихо проговорил он, — дорога ещё долгая.
Он усадил Блейка в машину, сам устроился за рулём и невозмутимо поехал дальше. В пять утра на фоне жемчужного неба чётко обрисовались первые пригороды Каира, и пение муэдзина громом завибрировало над пустынным городом с остроконечных изящных минаретов, больше напоминая призыв к войне, нежели молитву.
Халед начал петлять по извилистым проулкам окраины вымершей столицы и после длительного блуждания остановился в конце пыльной улицы, вдоль которой тянулись два ряда мрачных зданий из железобетона и дырчатого кирпича, неоштукатуренные, с прутьями железной арматуры, торчащими из углов над разбитыми и полными выбоин тротуарами.
Электрические провода были протянуты, как нелепые фестоны, прямо по стенам, а некоторые опорные столбы всё ещё располагались посередине улицы, как свидетельства отчаянного положения коммунальных служб города, вызванного стремительным ростом самой большой столицы континента.
Халед вынул из кармана связку ключей, открыл входную дверь одного из многоквартирных зданий и повёл своих спутников на самый верхний этаж, затем отпер какую-то дверь на лестничной площадке и впустил их в скромную и пустоватую, но удивительно чистую квартирку, в которой царил редкостный порядок. Здесь отсутствовала пышная мишура, столь характерная для египетских домов, но был телефон, небольшой телевизор и портативная пишущая машинка на рабочем столике.
Блейк проинспектировал все окна одно за другим, чтобы ознакомиться с месторасположением здания и путями доступа к нему; внезапно, открыв выходившую на маленький балкончик в задней части дома дверь, он увидел вдали очертания Гизы: верхушку большой пирамиды и голову сфинкса, плывущих над равниной из серых домиков.
Его пронизала дрожь, и ему вспомнились те же самые очертания, прихоть природы, которые внезапно явились перед ним на пустынной равнине Рас-Удаша. Круг замкнулся, и он, Уильям Блейк, оказался хрупким сварным швом этого магического и рокового кольца.
Халед вскипятил немного молока и сварил кофе по-турецки для своих гостей, но Блейк выпил только чашку молока.
— Если хотите отдохнуть, — предложил Халед, — то вон там постель. Я сам дождусь Селима.
— Я выспалась в машине, — заявила Сара, — и буду бодрствовать вместе с Халедом. Ты иди поспи.
Блейку хотелось бы остаться, но он поддался смертельной усталости, которая внезапно овладела им, и упал на постель, провалившись в глубокий сон.
Его разбудил настойчивый телефонный звонок в тёмной и пустой квартире.
Гед Авнер облокотился о перила из нержавеющей стали и вздохнул, глядя на большую светящуюся топографическую модель в центре подземного бункера, на которой были представлены, как на виртуальном экране, передвижения сил на военных позициях, словно в безобидной видеоигре. Реализм объёмного эффекта, а также изображение как территории, так и перемещающихся объектов создавало у наблюдающего такое впечатление, будто он физически передвигается по театру военных действий.
Были видны города и селения, в которых проповедовали пророки, Гелвуйская гора, где пали в сражении Саул и Ионафан, Генисаретское[34] озеро и река Иордан, которые слышали речи Иисуса и Иоанна, и в глубине суровая крепость Масада[35] посреди разрушенных подъездных дорог и развалин окружённых рвами лагерей, памятник великой человеческой жертве, принесённой за свободу.
Было видно и Мёртвое море, зажатое между берегами из посверкивающей соли, могила Содома и Гоморры, и в глубине, на границе пустыни Исхода, Беэр-Шева, свод преисподней, пещера Армагеддона.
В центре, между водами Средиземного моря и Иудейской пустыней, возвышалась Иерусалимская скала, с золочёным куполом и башнями, опоясанная стенами.
Авнер вздрогнул от звука голоса:
— Красивая игрушка, не правда ли?
И перед Авнером возникла массивная фигура генерала Иегудая с почерневшим лицом.
— Посмотрите-ка, — произнёс он, — ясно, что основные усилия противника направлены на изоляцию Иерусалима, как будто его пытаются осадить, отрезав все пути доступа.
Молодой офицер сел за пульт управления большого компьютера, моделируя по требованию своего командующего передвижения танковых подразделений, атаки и бреющий полёт истребителей-бомбардировщиков, а также показывая возможные последующие варианты любого вероятного атакующего или оборонительного манёвра на каждом участке боевых действий.
Всё было совсем иначе, нежели во времена Шестидневной войны. Несостоявшееся уничтожение на земле воздушных сил противника создало ситуацию равновесия, которая проявляла опасные колебания в течение часов и дней, создавая нечто вроде застоя, с яростными дуэльными перестрелками артиллерии и плотным огнём самоходных реактивных установок.
Периодическое проникновение десантников вглубь территории наводило уныние на гражданское население и нарушало систему коммуникаций. Воздушные атаки на всех фронтах изматывали силы авиации и требовали всё более жёстких усилий от лётчиков вследствие их небольшого числа и отсутствия замены для лётного состава.
— Нам стало тяжело, — признался Иегудай, — в особенности после того, как в конфликт вступил Египет. И положение может ухудшиться. Мы обязательно должны нанести сокрушительный удар по нашим врагам, в противном случае мы рискуем тем, что к ним присоединятся другие. Если у этих затеплится хоть малейшая надежда на победу, то на колесницу победителей попытаются вспрыгнуть и остальные.
— В самом деле, — согласился Авнер. — Иран в настоящее время ограничивается только внешней поддержкой, удовлетворённый своими завоеваниями в Аравии, где он нацелен на охрану святых мест ислама, но более экстремистские силы могут взять верх с минуты на минуту и потребовать непосредственного вмешательства, если будет продолжать действовать угроза, которая связала руки и американцам, и европейцам. Не будем забывать, что иранцы также поклялись взять Иерусалим. А ко мне ещё поступили сигналы о брожении в бывших советских исламских республиках.
Он замолчал, словно погрузившись на мгновение в какие-то тревожные размышления, а затем спросил:
— Какова вероятность того, что нам придётся прибегнуть к атомному оружию?
— Эту карту мы выложим на стол последней. — Взгляд Иегудая остановился на Беэр-Шеве. — Но это может стать неизбежным. Ситуация такова: мы будем стараться контратаковать противника повсюду, где он продвинулся вглубь нашей территории в направлении столицы, и к завтрашнему дню будем знать, стало ли успешным контрнаступление.
Если нам не удастся существенно отогнать врага, это означает, что в течение двадцати четырёх часов, начиная с завтрашнего вечера, ситуация может ухудшиться, резко изменившись в его пользу и приблизившись для нас к необратимой точке. Вот в этот момент нам не останется иного выбора.
Авнер опустил голову:
— К сожалению, из Вашингтона не поступило никаких новостей: ситуация в Америке остаётся всё такой же. Им не удаётся обнаружить местонахождение диверсантов, они не знают, где установлены бомбы, и в настоящий момент нет оснований считать, что в ближайшие сутки ожидаются какие-то перемены. Мы можем рассчитывать только на свои силы, если исключить призыв папы римского к прекращению огня. Но боюсь, он не даст особого результата.
В этот момент открылась автоматическая дверь бункера, и появился Феррарио, явно возбуждённый:
— Господа, — сообщил он, — спутниковые приборы прослушивания обнаружили станцию связи на нашей территории. По мнению американских экспертов, речь может идти о главном координационном узле всей операции «Навуходоносор». Если наш главный компьютер подключится к спутнику, то это место будет указано на нашем виртуальном театре. Смотрите.
Он приблизился к офицеру, который сидел за пультом управления, и передал ему ряд указаний для настройки на военный спутник, находящийся на околоземной орбите. Менее чем через минуту небольшой синий сигнал начал мигать на объёмном макете.
— Но это между нами и Вифлеемом! — озадаченно воскликнул Иегудай. — Почти у нас под носом.
— Между нами и Вифлеемом... — с расстановкой повторил Авнер, как будто перебирая свои мысли. — Только самонадеянный спесивый ублюдок мог разместить координационный узел связи между нами и Вифлеемом... Абу Ахмид!
— Это невозможно, — усомнился Иегудай.
— Наоборот, я думаю, что это так, — возразил Авнер. Затем он обратился к Феррарио: — Где Аллон?
Феррарио посмотрел на часы:
— Должен ещё быть в туннеле.
— Немедленно отвези меня к нему.
— Кто такой Аллон? — поинтересовался Иегудай.
— Археолог, — бросил Авнер, направляясь за своим офицером. — Тот, который знает всё о Навуходоносоре.
Глава 14
Дверь с лёгким скрипом открылась, и в комнату прокралась тёмная фигура, оказавшаяся довольно высоким мужчиной с сумкой в руке.
— Селим? Это я, — проговорил он. — Наконец-то добрался.
— Зачем спрашивать ассистента, когда на месте находится профессор, доктор Олсен? — раздался голос из сумрака.
— Кто это? Кто здесь? — воскликнул человек, отпрянув назад.
— Ты не узнаешь своего старого друга? — вновь прозвучал голос из темноты.
— Бог ты мой... Уильям Блейк. Это ты, Уилл? О Господи, ну и сюрприз, но... что ты делаешь здесь, в темноте... Давай, брось свои шуточки, покажись. — Внезапно зажглась лампочка, и Боб Олсен оказался прямо перед Уильямом Блейком. Тот сидел в кресле с дырявой обивкой, положив руки на подлокотники, а рядом на столике лежал пистолет.
— Я здесь, Боб. Как это ты попал в Египет в такие смутные времена? Да ещё в это место, совсем неподходящее для археологических изысканий?
— Уилл, я работал в Луксоре и приехал сюда, потому что Селим обещал помочь мне добраться до нашего посольства. Ты знаешь, я проделал огромную работу, как и обещал тебе, искал свидетельства, поддержку: пытался выяснить кое-что с египетскими властями, которые оказали мне своё содействие... Я взялся заново возбудить твоё дело на факультете и добьюсь этого, поверь мне. Если мы только выберемся из этого ада, клянусь тебе, что тебя восстановят в твоей должности... ты обретёшь признание, которого заслуживаешь...
— Ты, Боб, тоже заслуживаешь признания за то, что приложил столько усилий на благо своего несчастного друга.
Олсен пытался не задерживать свой взгляд на пистолете, всем своим видом стараясь показать, что опасный предмет его не волнует, просто это — единственная вещица, которая привлекает внимание слабым поблёскиванием в сумрачной комнате. Он отвёл растерянный взгляд в сторону, и напряжённость сложившейся ситуации начала подтачивать его напускное спокойствие. Когда Олсен заговорил, в его голосе сквозил испуг:
— Что ты хочешь этим сказать? Что означает этот иронический тон? Послушай, Уилл, что бы тебе там ни нашёптывали, я не...
— Хочу сказать, что ты предал моё доверие и мою дружбу настолько, насколько это было возможно; к тому же ты ещё и состоишь любовником моей жены. С какого времени, Боб?
— Уилл, ты не должен придавать значение злостным сплетням, которые имеют единственной целью...
— С какого времени? — неумолимо повторил Блейк.
Олсен попятился назад:
— Уилл, я... — От нервного тика у него начало конвульсивно сокращаться веко левого глаза, и ручейки пота потекли по вискам.
— Вот почему ты так усиленно пробивал мне финансирование: хотел освободить себе поле действий, пока я был в Египте.
— Ты ошибаешься, я делал это искренне, я...
— О, уж насчёт этого я тебе поверю. Ты знал, что это верный путь. И в действительности именно ты организовал слежку за мной кем-то из твоих институтских друзей в Каире, а когда узнал, что у меня назначена встреча, науськал египетскую полицию... Таким образом я выбывал из игры, а ты наложил бы руку на папирус. Но в тот раз у тебя ничего не вышло: папирус не принесли на встречу. Я же тем временем стал конченым человеком: ни дома, ни должности в институте, ни научного открытия, так ведь? Рано или поздно папирус всплыл бы вновь; речь шла о том, чтобы немного набраться терпения — и открытие было бы твоим. Подумать только! Египетская версия библейского Исхода, единственный не еврейский источник самого важного события в истории Востока и Запада. Неплохо. Именно ты стал бы директором Института Востока, преемником Джеймса Генри Брестеда. Слава, популярность, прибыльные контракты с издателями, а также и Джуди в постели...
Олсен залепетал, во рту у него пересохло, и он тщетно облизывал губы языком:
— Уилл, поверь мне, это все ложные измышления. Тот, кто наговорил тебе подобных вещей, хотел только рассорить нас друг с другом для своих тёмных целей... Подумай, я ведь всегда был твоим другом...
— Правда? Хорошо, я согласен поверить твоим словам. Однако теперь давай покончим с тем, что у меня есть высказать тебе. Времени хоть отбавляй: никому не известно, что мы находимся здесь. Селим явно сочувствует мне. Кто-то убил Али Махмуда, человека, владевшего папирусом Брестеда, незадолго до того, как он должен был отдать его, да ещё подослал по ложному следу полицию... Ты не припоминаешь никаких таких своих действий, Боб? Но Али не умер. Звучит странно? Человек с тремя пулями в теле. Но видишь ли, Боб, эти египетские крестьяне — крепкие ребята, потомки рода фараонов. Бедному Али, наполовину истекшему кровью, из последних сил удалось добраться до места встречи, и перед смертью он сообщил Селиму, кто застрелил его: человек с рыжими волосами и усами. Человек с сумкой с серебряными застёжками. Не эта ли сумка, Боб? Не та ли это сумка, которую ты держишь в руке?
— Но... это чистое безумие, Уилл, — забормотал Олсен. — Ты не можешь всерьёз поверить, что я...
— Не поверю, пока ты не покажешь мне, что находится в этой сумке.
Олсен прижал сумку к груди:
— Уилл, я не могу сделать этого... В этой сумке лежат сверхконфиденциальные документы, которые я не имею полномочий...
Блейк положил правую руку на пистолет:
— Открой эту сумку, Боб.
В этот момент от грохота разрывов содрогнулись и зазвенели стёкла и люстра, на мгновение комната озарилась стробоскопическим отсветом взрывов, за которыми тотчас же последовали рёв реактивных двигателей и ритмичные звуки выстрелов зенитных орудий. Израиль ещё обладал силами нанести удар в сердце Египта. Ни один из мужчин и глазом не моргнул. Олсен наклонил голову:
— Как хочешь, Уилл, но ты совершаешь огромную ошибку... здесь документы, которые...
Обе серебряные застёжки открылись одна за другой с металлическим щелчком, рука Олсена молниеносно скользнула вглубь сумки и извлекла оттуда пистолет, но ещё раньше, чем он успел поднять его на уровень для прицела, Блейк рывком схватил свой и нажал курок. Всего один выстрел, прямо в сердце.
С лестницы раздался звук поспешных шагов, и через минуту в дверях появились Сара и Селим.
— Боже ты мой! — вскричала Сара, чуть не споткнувшись о труп Олсена, распростёртый поперёк комнаты.
— Как видишь, у него был с собой пистолет, — мрачно уронил Блейк. — И он попытался воспользоваться им: мне не оставалось другого выбора. — Лишившаяся дара речи Сара ошеломлённо воззрилась на него.
— Пора трогаться, — заторопился Селим. — Грохот от авианалёта и ответного огня противовоздушной обороны должны были заглушить выстрел, но мы не можем оставить его здесь.