— Послушайте, — упрямо гнул свою линию Авнер, — есть ли такая возможность, что также и Ковчег Завета Господня был вынесен для укрытия именно через этот проход?
Аллон улыбнулся:
— Дорогой мой инженер, я считаю, что Ковчег в течение уже многих, многих веков является частью мифа. Но не исключаю любой возможности. Если хотите знать мою точку зрения, — изрёк он, возобновляя продвижение вперёд, — то я лелею мечту, чтобы его никогда не нашли, — при условии, если он как таковой вообще существовал. Вы отдаёте себе отчёт в том взрыве фанатизма, который это спровоцировало бы среди людей?
— Знаю, — согласился Авнер, — но, полагаю, в этот момент нам действительно нужно чудо...
Аллой ничего не сказал и продолжил свой путь, часто нагибаясь под слишком низким сводом. После почти получаса ходьбы они остановились на небольшой площадке, искусственно созданной археологами в преддверии того, что походило на основании пологого подъёма.
— Где точно мы находимся? — полюбопытствовал Авнер.
Аллон извлёк карту из внутреннего кармана куртки и указал точку в направлении Вифлеема:
— Вот здесь.
Авнер, в свою очередь, вытащил военную карту, на которую были нанесены гониометрические рельефы. На ней также была отмечена точка, обведённая кружочком.
— Обе точки отстоят друг от друга самое большее на триста метров, — прокомментировал Феррарио.
— Вот как, — протяжно проговорил Авнер.
— О чём вы говорите? — осведомился Аллон.
— Послушайте, — произнёс Авнер, поднимая глаза к потолку подземелья, — сколько отсюда до поверхности?
— Немного: скажем, от трёх до пяти метров. Почти наверняка этот подъём выходит на поверхность, — объяснил археолог, указывая на точку у основания стены. Затем продолжил: — Здесь, на этом увеличенном плане, мы отметили предполагаемую точку выхода подъёма. Она должна находиться под полом дома в этом квартале.
Авнер притворился, что делает заметки в своём блокноте, а затем передал листок Феррарио. В нём говорилось: «Немедленно дайте указание подготовить команду: люди в камуфляже, никто не должен ничего заметить. И держите их в состоянии готовности действовать в течение ближайших часов».
Феррарио утвердительно кивнул головой и сказал:
— Если я больше не нужен вам, господин Коэн, то у меня есть дела. Мы увидимся позже. — Он вернулся по той же дороге ко входу в подземелье. Авнер же последовал далее за Аллоном.
— У меня есть ещё один вопрос, — заявил он.
— Говорите.
— Где располагался лагерь Навуходоносора во время осады 586 года до н.э.?
— Видите ли, по этому поводу существуют два мнения... — тоном учёного знатока начал было излагать археолог.
— Ваше мнение, Аллон.
— Более или менее вот здесь, — изрёк тот, указав точку на карте.
— Я так и думал, — фыркнул Авнер, — сукин сын! Что за мания величия!
— Простите?
— Я не о вас. Это касается одного моего хорошего знакомого.
Точка, обозначенная Аллоном, на самом деле находилась в непосредственной близости от той, которая была нанесена на его гониометрический рельеф. Место подозрительного радиопередатчика, с большим трудом выявленного Феррарио и его людьми.
— Послушайте, профессор, — возобновил разговор Авнер, — от вас требуются дополнительные усилия, даже если вы очень устали. Я пришлю вам других рабочих, которые будут трудиться под вашим руководством. Необходимо освободить этот подъём завтра к вечеру. Я не могу назвать вам истинную причину, потому что также повинуюсь приказам высшего руководства, но во время, которое нам довелось жить, нельзя оставлять ничего не доведённым до конца.
— Я прекрасно понимаю это, — ответил Аллон, — мы сделаем всё возможное.
Авнер вышел на открытый воздух и отправился в Генеральный штаб, где Иегудай поминутно следил за развитием боевой ситуации на своей объёмной модели. Американский спутник только что определил местонахождение подозрительной установки примерно в ста пятидесяти километрах от Иордана.
— Что это может быть? — спросил Авнер.
— По моему мнению, это радиопередатчик, а тот источник, который мы выявили между Иерусалимом и Вифлеемом, может быть ретранслятором.
— Но с какой целью он установлен?
— У них нет доступа к спутникам, и они вынуждены работать с наземными ретрансляторами. Мы столкнулись с этим во время наступления в песчаной буре. Смотрите: эти две точки образуют идеально равносторонний треугольник с нашей ядерной базой в Беэр-Шеве. Возможно, они готовятся нанести по ней удар.
— Уничтожь передатчик за Иорданом. Это может оказаться пунктом управления огнём, соединённым с пусковой установкой.
— Уже попытались. Но он появился вновь. Возможно, это мобильная конструкция, которая прячется в подземный бункер. А радиоисточник в направлении Вифлеема может направить запущенную ракету.
— На Иерусалим? Не осмелятся. Это и для них священный город.
— А если будет использоваться газ? Ведь и Навуходоносор изгнал из города его жителей. Они могут сделать то же самое... только другими способами... Что ты узнал от своего археолога?
— Интересную вещь. Как добраться на расстояние нескольких метров от вифлеемского передатчика, не пересекая два километра зоны высокого риска под прицелом тысяч снайперов ХАМАСа.
— Это хорошая новость.
— Может быть, я сообщу тебе кое-что получше через несколько часов, если я нахожусь на правильном пути, но пока предпочитаю промолчать. А наше наступление?
Иегудай показал на объёмной модели зоны, в которых подразделения вели бои.
— Первый этап атаки ослабевает: мы вынуждены экономить горючее, а вскоре очередь дойдёт и до боеприпасов. Чуть погодя мне станет ясно, отдавать ли в Беэр-Шеву приказ на запуск наших «гавриилов» с ядерными боеголовками, пока это не окажется слишком поздно.
Авнер склонил голову.
— Я буду действовать этой ночью и держать тебя в курсе.
Он вышел из Генерального штаба и велел шофёру отвезти его в гостиницу «Царь Давид», чтобы выпить пива и привести в порядок свои мысли. Ему подали пиво, и Авнер закурил сигарету. Ещё несколько часов, и ему станет ясно, не подвела ли его интуиция, сохранила ли старая ищейка хороший нюх. Он долго обдумывал каждую возможность, а когда поднял голову, то увидел перед собой Феррарио в полевой форме со звёздочками младшего лейтенанта и портупеей с пистолетом.
— Я всё организовал, команда ждёт лишь вашего приказа.
— Куда это ты собрался в такой форме? — удивился Авнер.
— С вашего разрешения, на фронт. Я попросил направить меня в боевое подразделение.
— А как же рубашки от Армани?
— С ними покончено, господин Авнер, у армейских портных выбор невелик.
— И у кого ты просил разрешения оставить службу у меня?
— Я прошу его у вас, господин Авнер. Столько парней гибнет на фронте, чтобы отогнать врага от стен Иерусалима. Я хочу внести свой вклад.
— Ты уже вносишь его, Феррарио. И делаешь это очень хорошо.
— Спасибо, господин Авнер, но я больше так не могу. Вы теперь сможете прекрасно обойтись и без моей помощи. Прошу вас.
— Ты сошёл с ума! Ведь после окончания университета ты мог бы вернуться домой, но предпочёл эту беспокойную увлекательную службу. И вот теперь хочешь идти на фронт. Конечно, это ещё более захватывающе, но, полагаю, ты отдаёшь себе отчёт в том, что это также и чрезвычайно опасно.
— Я отдаю себе отчёт в этом, господин Авнер.
— Ты не скучаешь по Италии?
— Очень скучаю. Это самая красивая страна в мире и моя родина.
— Но тогда...
— Эрец Израэль[37] — родина души, а Иерусалим — небесная звезда, господин Авнер.
Авнер подумал о Рас-Удаше, о секрете, который по его приказу погребли под горой трупов, и ему захотелось закричать: «Всё это неправда!»
Но вместо этого он с сочувствием произнёс:
— Я сожалею о том, что лишаюсь твоей помощи, но если таково твоё решение, то я не буду ставить тебе препон. Желаю удачи, сынок. Береги себя: если с тобой что-нибудь случится, то целая армия красивых девушек с твоей родины никогда не простит меня.
— Я сделаю всё возможное; но уж вы, если сможете, бросайте курить. — Феррарио поднёс руку к берету, отдавая честь: — Для меня было почётно служить у вас, господин Авнер. — Он повернулся и ушёл.
Его бывший начальник следил взглядом за тем, как Феррарио удалялся шагами, отягощёнными армейскими ботинками, и думал, что итальянцы ухитряются оставаться элегантными даже в лохмотьях, затем опустил голову и уставился на окурок своей сигареты, который медленно тлел между пальцами.
Сара откинулась на спинку своего сиденья:
— Ты действительно решился бы на это? — спросила она, повернувшись к своему спутнику.
— Что?
— Убил бы меня, если бы я не открыла дверь.
— Думаю, что нет. Хотя бы потому, что у меня сломаны оба запястья: мне пришлось бы закусать тебя.
— Но у тебя на лице было выражение человека, который пошёл бы на это.
— Поэтому ты и открыла. Толк был.
— Как ты чувствуешь себя сейчас?
— Транквилизаторы оказывают своё действие: намного лучше. У тебя же довольно бледный вид. Что с тобой?
— Ничего. Я смертельно устала... Уилл?
— Да.
— О чём говорилось в последней части надписи на саркофаге Рас-Удаша?
— Говорилось вот что: «Кто бы ты ни был, если ты осквернишь эту могилу, у тебя будут переломаны кости, и да увидишь ты пролитую кровь тех, кого любишь».
— А почему ты не сказал мне этого?
— Не хотел волновать тебя: именно это и происходит со мной. Кости у меня переломаны и...
— А я и не волнуюсь, Уильям Блейк: здесь всего-навсего дело в совпадении.
— Именно. Это как раз то, что я чувствую.
Некоторое время они хранили молчание, потом Сара поинтересовалась:
— Это были самые последние слова?
— Нет, — изрёк Блейк. — Дальше говорилось: «И это заклинание обязательно будет иметь силу до тех пор, пока солнце не станет заходить на востоке».
Сара взглянула на него с некоторым беспокойством во взоре:
— То есть всегда. Вечное проклятие: солнце никогда не сядет на востоке.
— Не думай об этом, — утешил её Блейк, — это всего-навсего старый магический заговор. — Учёный замолчал, его одолела навалившаяся сонливость, но пока он смежал веки, то заметил, что свет зари, отразившийся в колпаке из плексигласа, начал отступать под натиском сумерек: он обернулся и увидел, как солнце медленно опускается за горизонт на востоке. «Фалькон» ещё не поднялся на свою высоту, но всё равно в этот момент его скорость превышала скорость вращения Земли в противоположном направлении.
Блейк посмотрел на Сару со странной улыбкой и молвил:
— Иногда это случается, — потом уронил голову на грудь и задремал.
Через час его разбудила болтанка самолёта, который попал в зону турбулентности, и Блейк повернулся к своей спутнице, чтобы осведомиться:
— Как дела?
Девушка была смертельно бледна и обливалась потом: археолог заметил на полу кабины пятно крови.
— О Господи! — ахнул Блейк. — Что случилось? Почему ты не разбудила меня?
— Это произошло, когда я открыла дверь... осколок прошил мне левое плечо.
— Боже мой! — воскликнул Блейк. — Какое несчастье, какое несчастье... Но почему ты не разбудила меня? Садись сюда, — попросил он, помогая ей подняться, — садись на моё сиденье. Мне нужно пространство, чтобы заняться твоей рукой и оказать тебе помощь. — Блейк никак не мог успокоиться и, хлопоча вокруг девушки, не переставал бормотать себе под нос: — Что за проклятие, что за проклятие...
С помощью пластыря он, как мог, зафиксировал себе запястья в неподвижном положении и, когда почувствовал, что более или менее скрепил их, вынул из кармана скальпель, разрезал рукав блузки Сары и медленно распустил кровоостанавливающий жгут, который она наложила себе, немного восстановив кровообращение побелевшей и опухшей руки. Блейк продезинфицировал рану, ввёл тампон из марли и наложил пластырь, отёр девушке лоб и настоял на том, чтобы она пила как можно больше.
Беглецы ещё долго летели в темноте на автопилоте, и учёный время от времени вытирал Саре лоб и лицо, смачивая губы апельсиновым соком, который он обнаружил в подсобном помещении самолёта.
В какой-то момент девушка посмотрела на него глазами, горящими от лихорадки.
— Есть такая вероятность, что я потеряю сознание, — с трудом выговорила она. — Я должна обучить тебя, как посылать сигнал с просьбой о помощи и как выброситься с парашютом. Боюсь, что у меня не хватит времени научить тебя приземляться на этом летательном аппарате...
— А как же ты?
— Ты поступишь разумно, если покинешь меня. Если ты потащишь за собой балласт, то тогда и у тебя не останется шансов.
— Не пойдёт, командир, — сказал Блейк, — я больше от тебя ни на шаг. Или мы оба, или никто.
— Какой же ты упрямец: ты же погубишь всё после того, что нам пришлось вынести, чтобы добраться сюда. — Сара нашла в себе силы пошутить: — Ты знаешь, что твоё поведение может рассматриваться как бунт?
— Я отдамся в руки правосудия, когда колеса коснутся земли. До тех пор я не сдвинусь с этого места.
Археолог вновь заставил её попить и всеми средствами поддерживал её в состоянии бодрствования, пока бортовые приборы не поймали сигнал диспетчера центра управления воздушным движением нью-йоркского аэропорта Ла Гуардиа.
— Похоже, мы добрались, — проговорила Сара еле слышным голосом. — Теперь слушай меня как следует: ты должен убедить вышку дать тебе разрешение на посадку и передать твоё сообщение властям. Я сделала всё, что могла: теперь твоя очередь довести дело до конца.
Капитан морской пехоты Мак-Бейн остановил автомобиль перед входом в Пентагон, и караульный провёл его в кабинет генерала Хукера.
— Господин генерал, — отрапортовал запыхавшийся офицер, — диспетчер управления полётами нью-йоркского аэропорта Ла Гуардиа связал нас с неизвестным летательным аппаратом, на борту которого имеются раненые, но который хочет передать сообщение сверхчрезвычайной важности. Полагаю, это что-то, связанное с войной и с террористической угрозой, с которой мы столкнулись. — Он протянул генералу папку, которую держал под мышкой.
Хукер принял досье и начал перелистывать его:
— Ещё один ясновидящий, или духовидец, или кто там ещё может быть?
— Действительно, господин генерал, эти люди знают, что нам угрожают террористы, но им неизвестно, какого рода эта угроза: они случайно проникли в память некоего компьютера через Интернет, увидели подозрительный файл и ухитрились открыть его. Люди поняли, что имеют дело с чрезвычайно изощрённой программой военного типа, и пришли к выводу, что это связано с угрозой, которая парализовала нашу систему отражения военного нападения.
Хукер поднял голову:
— Вы утверждаете, что им удалось то, на чём обломали зубы все наши системы разведки? Вам не кажется подозрительной вся эта история? Если то, что они рассказывают, является правдой, то каким образом им удалось взломать защиту такой мощной программы, как эти личности нашли код входа? Если они наши, то мы узнаем это, а если не наши, то с кем они?
— Господин генерал, я хочу, чтобы вы прошли в оперативный зал, куда я уже передал программу, подлежащую расшифровке, на огромный экран. Учтите, что если они по воле случая оказались правы, то до включения конечной процедуры осталось тринадцать часов.
Хукер закрыл досье, поднялся со своего кресла и последовал за капитаном Мак-Бейном по коридору, который вёл к залу управления.
— Кому принадлежал этот компьютер?
— Некоему Омару Хуссейни...
— Арабу? — встрепенулся Хукер.
— Американцу ливанского происхождения, профессору коптского языка в Институте Востока в Чикаго.
— А где он находится сейчас?
— Неизвестно. Я отдал распоряжение вести незаметное наблюдение за его домом.
— Незаметное? Если то, что вы мне говорите, является правдой, то необходимо выбить дверь и вскрыть проклятый персональный компьютер, который по сию пору водит нас за нос.