Неси меня, Белая - Львова Лариса Анатольевна 7 стр.


   - Я составил списки. Вот те, кто работал в шестьдесят шестом на лесопилке. Вот родственники умерших. Ты, Олька, с Машуней пойдёшь с ними разговаривать. Запомнишь всё, с фактами я сам потом разберусь. Ну и с дедами побеседую... - с какой-то наглой важностью распоряжался Стас.

   Машка выхватила у него список родственников и поморщилась: там оказалась вредная тётя Таня, из-за которой у всех нас были неприятности два года назад. Рядок фамилий был длинноват, около десятка. Девочка потребовала:

   - Ну-ка, свой покажи!

   Брат отнекивался, но против Машуни ему было слабо. Вот же хитрец - всего два человека себе оставил. Объяснил: это самые важные свидетели.

   - Какой нахал! - пошла в атаку подружка. - Самых хороших себе выбрал. Дед Синюшкиных даже на улицу не выходит, дома лежит. А у Павловых старичок уже не слышит. Попробуй вот с тётей Таней Савельевой поговорить.

   Под Машкиным напором было решено идти завтра всем вместе. По общему списку.

   Вытаивали на сумеречном небесном полотне звёздочки, вкрадчиво и загадочно проступал лунный серпик. Сейчас бы в лес, носиться среди сосен, вымокая в росе. Сушиться у костра, пугая ночные тени криками и песнями. А после в непроглядном мраке идти на уютные огоньки в окнах домов, оглядываясь на косматый туман у чёрного леса. Так нет же, с Криськиной коляской не побегаешь.

   - А вот нам бабка, мать отцова, рассказывала... - начала Машка.

   Всё понятно. Сейчас мы будем рассказывать страшилки. Скучно. Подружкины глаза по-стариковски печально глядят на потемневшую Белую, а Стас сразу придвигается поближе. Он у нас большой любитель разных бывальщин.

   ... Бывают проклятые семьи. В дальней деревне Игловской жила такая. Раз приехала к ним в гости сестра матери с ребёнком. Пошли ребятишки на речку купаться, мальца на берегу оставили - не дорос ещё даже на мелководье плескаться. Жара была страшная, пацанчик и заснул, видать. Потом подул страшный ветер. Буря началась. Песок глаза застилал, ветер норовил к земле прижать. Про малыша все забыли. Может, и кричал он, звал, да разве в рёве бури что услышишь? Насилу ребятня до избы добежала. А дома свету нет - провода оборвало. Взрослые со скотиной управились, ужинать приготовились, керосиновую лампу зажгли. Только тут и хватились: маленького нет. Дико взвыла его мать, бросилась из дома искать ребёнка. А в дверях крикнула: "Если Ванечку не найду, сама сгину!"

   Мужики собрались на поиски только к утру, когда всё стихло. Но никого не нашли. Погоревала семья, все обряды-обычаи справила и дальше зажила. Бабки поговаривали, что быть новой беде. Так и случилось.

   Однажды утром мать обнаружила на заборе белый платок. Такой же пропавшая Дарья носила. Выбросили его за последним домом в деревне. Бабки недовольны остались: сжечь надо было. Через неделю в аварии погиб отец - вёз на ферму комбикорм и перевернулся. Только отплакала-отгоревала семья, как новая беда: старший мальчик упал с водонапорной башни и расшибся насмерть. Извёлась вся родова вскоре под корень. Дом в грозу сгорел от удара молнии... Боятся теперь в Игловской белого платка. Появляется он на заборе перед несчастьем.

   - Семью-то кто проклял? Дарья? - Стас, как всегда, попытался досконально во всём разобраться

   Машуня хотела было ответить, но завопила Криська. Сначала её трясла сестра, потом я. Бесполезно, ребёнок проголодался. Стас вызвался сгонять до деревни за молоком, но Машка запротестовала: сегодня день получки, батя наверняка пьяненький, ещё учудит чего при Стасе. Подружка его любила, несмотря ни на что, любила и стыдилась отцовых "слабостей". Вручила мне сокровище и унеслась.

   Криська чужих рук не выносила. Но прооралась и замолкла. Её тельце сжалось, раздался гулкий звук. От резкого амбре Стас соскочил с лавки и отошёл подальше. Я растерялась: на вытянутых руках, подальше от себя, долго девочку не удержать. В коляску?

   - Ты её это... в реке помой, что ли... - посоветовал Стас.

   - Ладно. Я держу, а ты стягивай ползунки. Двумя руками... ну Стас же!

   Кристина запрокинула голову и изогнулась дугой, вывернулась, завалилась на брата. От двуголосого рёва с черёмухи вспорхнула птичка.

   Пришлось всем троим полоскаться в реке. Девочка замолчала в прохладной воде, а потом стала звонко икать.

   - Придурки! Ой, придурки! Вам старое ведро нельзя доверить, не то что ребёнка! - заверещала примчавшаяся Машка. Схватила сестру, вытащила из-под матрасика в коляске сухую одёжку, моментально переодела Криську и сунула ей в рот бутылку с соской. Девочка по-прежнему икала, и соска вываливалась. Машка зыркнула на нас тёмными от злости глазами и покатила коляску к деревне. Знали, знали мы, какая буря только что миновала наши головы. Поплелись домой: вечер был окончательно испорчен.

   ***

   Ночью неистово замолотили в дверь. Заплаканная Машка позвала бабулю к Криське. Скорую вызвали час назад, машины всё нет, малышке плохо. Бабушка побросала в пакет какие-то лекарства и шприцы, отправилась к Коршуновым огородом. Я виноватой тенью скользнула следом. А Стас даже не проснулся, только стенку пнул ногой, переворачиваясь с боку на бок.

   Анна, зажав рукой рот, смотрела на ходившую ходуном коляску. Всегда решительная Машуня заревела в голос и спряталась в сенях. Бабушка спросила про температуру,сказала положить ребёнка на бок, но ни ответа, ни помощи не дождалась. Стала разводить какой-то порошок. Я заглянула в коляску и отпрянула. Глаза девочки закатились, пальцы вытянутых ручонок скрючились. Через секунду тельце снова задёргалось, старая коляска отчаянно заскрипела. Будто ледяная вода пролилась мне за шиворот, в горле разбух какой-то комок. Подумала: сейчас мы с Кристинкой задохнёмся... Сильные руки взяли меня за плечи и вытолкали в сени.

   В тёмных прохладных сенях пришла в себя и снова приоткрыла дверь. Коляска стояла спокойно, бабуля что-то наказывала Анне. Увидела меня и погрозила: я тебе!

   Так и не легла спать в эту ночь. Вышла во двор и глядела на звёздное небо. Миллионы миров сияли, переливались, плыли над моей головой. Звёзды всегда всё те же, им не бывает страшно или больно. Хлопнула дверь. Это выполз на крыльцо проснувшийся Стас. Поёжился от ночной свежести и спросил: "Олька, а всё-таки кто в той страшилке семью проклял?" "Дурак, - подумала я, - не знает, что бывают вещи пострашнее проклятий".

   Серенькое, словно занедужившее, утро одарило новой неприятностью. Вместо Анны молоко принесла Машка: сестрёнку вместе с матерью увезли в городскую больницу.Подружка даже разговаривать не захотела. Я посмотрела из окна худющую, похожую на прутик фигурку, сутулую костлявую спину, понуро опущенную голову девочки и ощутила, как вина жалит меня прямо в сердце. Подошла бабуля и обняла меня:

   - Даст Бог, всё обойдётся...

   - Это мы Кристю вечером искупали... в Белой...

   - Ну что с вас возьмёшь? - бабушка посмотрела мне в глаза. - Ольга! Сколько раз было говорено: думать прежде, чем делать! Вот результат того, что вы единственные дети в семье... Никакой ответственности... Ох, проучит вас однажды жизнь.

   Я разревелась.

   - Да ладно, бабуля, мы с Олькой вырастем и обеспечим тебя кучей правнуков!

   Это появился неунывающий Стас и уселся за стол - завтракать. Сон и аппетит у братца столь же постоянны, как день и ночь, зима лето.

   ***

   Сегодня мы к соседскому дому подошли не огородом - улицей. Расспорились у калитки, кому Машуню вызвать. Она сама вышла, хмуро на нас глянула: пошли, что ли? Направились сначала к Савельевым; как говорится, пока есть силы - иди в гору, а под горку усталость бежать поможет. Стас пытался Машку шуточками растормошить, но девочка угрюмо молчала. Дома оказалась только мать Татьяны, махонькая, по сравнению с дочерью-великаншей, бабка Луша.

   - Так Танька-то на работе. Отпуск у ей, но краску привезли. До обеда провозится.

   - Баба Луша, может, вам помочь? Воды натаскать или в магазин сходить? - запустил пробный шар Стас.

   - Ага, тебя дожидалися. Без воды и хлеба сидели. Огород песочком поливали, ложку жевали. Пока-то внуки Николавны придут да помогут. Говорите уж, чё надо.

   - Лукерья Андреевна, ваш муж на лесопилке в шестьдесят шестом году работал? Мы об этом поговорить хотели...

   - Дак заходите тогда. Цыть, Черныш. Ишь какой храбрый - на дитёв лаять. Чё ж не лаял, когда сосед Лёха по пьяне в сарай полез - всё думает, нещечко, что я самогон по двору прячу.

   Мы со Стасом переглянулись - баба Луша любила выпить в компании и потом от неё же и страдала.

   В чистенькой летней кухне появился громадный дымчато-серый кот. Строго воззрился медово-жёлтыми глазами на Лукерью Андреевну. Она замахнулась полотенцем, но великан даже ухом не повёл.

   - У, вражья тварь! Танькин любимец. Надзиратель. Целый день по пятам за мной ходит. Присяду, налью стаканчик ... кваску. А он уж рядом. Вылупится и сидит.

   Кот подумал ещё немного и вальяжно развалился на тёплом дощатом полу.

   - Чё рассказывать-то? Брат мой старший там работал. Учётчиком. Посадили - нехватка какая-то вышла. Свояк мастером был, тоже сел. Иван Синюшкин, жив он ещё, ну дом такой кирпичный у магазина, так тоже десять лет зону топтал. Время тако было - весь народ в чём-то виноватым оказался. Проклятое место эта лесопилка. Поэтому и сгорела. Хоть трудно с работой мужикам стало, а мы, бабы, перекрестились.

   - А про убийство знаете?

   - Вон куда гнёте... Понятно. Ну коль Николавна ничё вам не рассказала, так и я не буду. Всё, гости дорогие, некогда мне, ступайте. Щас Танька явится, подпол под картоху чистить будем.

   Дорога, прожаренная солнцем до рыжинки, пылила. Искупаться, что ли? Но при Машуне про речку было страшно говорить. Только успели от савельевского дома отойти, навстречу - тётя Таня. Внимательно посмотрела на нас такими же, как у её кота, круглыми и строгими глазами.

   - Здрассьти, Татьяна Петровна... - пропела Машка. Мы её хором поддержали.

   - Здравствуйте. Зачем к маме заходили?

   - Воды наносить! - браво гаркнул Стас и тут же осёкся: глупо, ой, глупо.

   Но тётя Таня задумчиво и грустно кивнула понурой Машкиной макушке:

   - Тогда вернёмся. Мы с Машенькой поговорим немного, ну а вы... водой займётесь.

   Заняться пришлось вовсе не водой - таскали старую сморщенную картошку, сортировали её во дворе, подметали, проветривали подпол, раскладывали в углах куски извести на газетных листах. Потом нас отправили за полынью - развешать на стенах для запаха и дезинфекции.

   Когда вернулись, остолбенели: тётя Таня вытирала красные опухшие глаза, а Машка совала ей в руки стакан с водой. Кот неодобрительно за ней наблюдал, чуть прижав уши к круглой лобастой башке и подметая пол пышным хвостом. Того и гляди бросится.

   - Про смерть Захарова Василия расскажу, - быстро пришла в себя женщина. - Не согласна с Верой Николаевной и считаю, что правда должна быть правдой, а не тайной. Тем более навредить она сейчас никому не сможет. А вот выводы сделать нужно.

   Мы тут же плюхнулись на узорчатые половики рядом с котом.

   - На лесопилке много чего случалось. Злоупотребления всякие. Кражи. Подумать только: жить среди лесов, валить их для государственных и... - тётя Таня поморщилась -иных... нужд, а стройматериал для собственного жилья выкупать втридорога. Не все это принимали, время тяжёлое... Хотя когда оно лёгким было. Василий что-то узнал и сообщил Платонову Андрюхе, участковому. Отправились они вместе на дежурство. Обход делали, с разных сторон навстречу друг другу, а тут кто-то из местных решил поживиться. Андрюха оружие наставил - пугнуть, а со спины нарушителей Василий что-то крикнул. Они - в стороны, а Платонов пульнул от неожиданности. И случайно в Васю попал. С испугу побежал к Вере, повинился. А у него семья, семеро детей, старики. Выводы делайте сами...

Назад Дальше