Львы. Большие, грозные и красивые, их пятеро, три самца и две самки. Их рев просто оглушал, раскатистый, мощный бас, даже у львиц голоса были глубокими с бархатистыми нотками.
Именно на львиный рык сбежались люди, среди них был и старпом. Он прошел между клетками, проверяя причину паники, пока остальные сгрудились у трапа. Дошел до конца коридора и увидел брошенные в спешке шкуры, нагнулся, проверил, не украдено ли чего. Все оказалось на месте. Странно, что с кошками? Карие глаза обежали ряды клеток и зацепились на двух из них, в одной на полу замерла молодая пантера, с ужасом смотрящая на тюки, в другой пожилой орангутан странно размахивал руками — покажет на тюки, на пантеру, хлопнет в ладоши, махнет рукой в сторону трапа, и снова на тюки, на пантеру, на себя…
Чувствуя себя участником театра абсурда, старший помощник капитана Данила Белозерцев распорядился позвать стюарда Билли, ибо на него указывал орангутан, складывая из рук нехитрую комбинацию «уборщик приходил с леди, уборщик ушел с леди», а Данила, к счастью или к сожалению, знал язык глухонемых.
Привели стюарда, тот с выражением вежливой озадаченности уставился на старпома. Старпом молча ткнул пальцем в сторону тюков и вздернул правую бровь. Стюард Билли судорожно сглотнул и сдался:
— Я ничего не крал, сэр! Я просто показывал м-ммм-меха сс-с-своей знакомой, сэр.
— А что с кошками?
— Н-нн-не з-знаю, сэр, они просто вдруг все посходили с ума, н-нни с того нни с сего вдруг стали орать.
— И когда это случилось, Билли?
— К-к-когда я развернул мех.
— Ну что ж, надеюсь, этого не повторится?
— Нет, сэр, никогда, спасибо, сэр!
Стюард вымелся, а остальным Данила велел расходится, а он здесь разберется. Проводив людей взглядом, старпом подошел к клетке орангутана и на языке жестов спросил:
— «Что случилось?»
— «Страшно, поняла, шкура».
— «Как тебя зовут?»
— «Ван Дейк».
— «Как зовут пантеру?»
— «Ван Дейк не знает, как сложить её имя».
— «Что случилось со шкурами, объясни поточнее?»
— «Увидели шкуры, испугались».
— «Очень хорошо, а почему пантера кушать фрукты?»
— «Пантера жила дома, сняли ошейник, носила ошейник».
На этом странный диалог закончился, Данила открыл клетку и вошел к пантере.
Я все ещё находилась в ступоре, но все же видела, как пришли и ушли люди, как остался старпом, и как он начал «разговаривать» с Ван Дейком при помощи рук, и была рада, что у него появился собеседник, а потом…
Этот удивительный человек, говорящий с обезьянами, вошел ко мне, присел передо мной на корточки, погладил, затем раздвинул шерсть на шее, задрал мне голову, повертел туда-сюда, рассматривая шею. Потом сел на пол рядом, хлопнул меня по спине и со вздохом сказал:
— Вот и где были ветеринары на контрольном пункте? Или в Индии это в порядке вещей — воровать домашних кошек? Вот что, подруга, возьму-ка я над тобой шефство, а то знаю я эти лондонские зоопарки… Там ни одному человеку в голову не приходит, что в клетке может оказаться ручное животное, понимаешь? Это означает, что с тобой будут обращаться как с диким зверем, а нам с тобой это ни к чему, согласна?
Я не отвечала, но с благодарностью слушала его голос и понимала только одно. В этом мире у меня появился ещё один друг. Друг-человек. Я лежала и тихо мурлыкала, бросая на него любопытные взгляды. Высокий худощавый мужчина, лицо длинное и узкое, уши прижаты к черепу, на лбу вертикальная «львиная» морщинка, да и сам он похож на льва, поджарый и гибкий, этакий человек-кот.
Он тоже поглядывал на меня с хитрым прищуром карих глаз, в уголках их веером разбегались весёлые морщинки, короткие, стоящие дыбом тёмные волосы смешным ежиком топорщились надо лбом. Когда мы в очередной раз встретились глазами, он радостно оскалился:
— Слышь, подруга, старая обезьяна не знает, как твое имя складывается, стало быть, у тебя есть имя, попробуем угадать? Молчишь? Ну, значит, согласна. Лета? Черная Мамба? Кали? Не подходит… Как там еще у Киплинга?.. Багира?
Я вздрогнула и резко подняла голову, ты меня знаешь?
— Значит, Багира… А я — Данила, будем знакомы. Ван Дейк, смотри, вот так складывается Багира, понял? Повтори.
Последовал обмен жестами, после чего Данила ушел. Но сначала он завесил тюки со шкурками большим куском холстины, который он откопал где-то здесь же, в трюме.
А потом настала ночь.
Комментарий к
*Название заброшенного храма придумано автором.
========== Часть 6 ==========
В этот день я проснулась с ощущением ожидания чего-то хорошего. Не сразу, но вспомнился вчерашний вечер со шкурками и знакомство с человеком, я помнила, что он разговаривал с орангутаном и гладил меня. Сразу же в груди появилось грызущее беспокойство, захотелось, чтобы этот человек ещё раз погладил меня. Я скучаю по ласке, но ещё сильнее я скучаю по маме Куне, по дому и Аджу. Я все ещё помню его, высокий и плотный, кряжистый, что твой платан, с руками-плетьми, с широкими ладонями, вспомнила его волосы, иссиня-черные, как моя собственная муаровая шубка, и его глаза, вечно смеющиеся, темно-карие, почти черные глаза. Аджу! Где ты? Забери меня домой! Хочу домой, к Аджу и Куне…
Пришел уборщик, новый, не Билли, убрал клетки, задал корма, постоял зачем-то возле меня и ушел.
После короткого сна появился Данила, свистнул, пробуждая и подзывая меня, открыл клетку и показал мне ошейник с цепочкой. Ну, ошейник я с радостью обнюхала, а вот цепочка насторожила, этот предмет мне был незнаком.
Ошейник, узенькая полосочка кожи, привычно охватил мою шею, я стояла смирно, но когда цепь потянула за ошейник, а тот за шею, я запаниковала. Меня никто никогда на тянул за шею, никто ничего не заставлял что-то делать при помощи ошейника, я его только носила, просто носила.
Сначала я уперлась лапами в пол, потом легла и всеми четырьмя лапами принялась сдирать цепочку и ошейник с себя, при этом я тихо урчала и шипела. Данила забеспокоился:
— Ну-ка, тихо, Багира, тихо-о-о… тшшш…
Услышав его шипение, я затихла и внимательно уставилась на него — может ещё какой-нибудь интересный звук издаст? Не издал, но присел и стал гладить и уговаривать:
— Хорошая девочка, славная пантерочка, умная киса, ты ведь пойдёшь погулять, а? На верхнюю палубу? А? Душа моя, пойдём. Пошли.
Он встал, ласково прижимая меня к ногам и легонечко подергивая за ошейник. Постепенно до меня дошло, что означают эти подергивания и шлепочки по боку, меня приглашали куда-то идти, куда-то за цепочкой, и при этом просили держаться рядом. Нда-а-а… Странно, не знала, что ошейник может куда-то дергать, я ж его только носила, как знак того, что я домашняя кошка, и чтобы меня не прибили случайно, если я вдруг выберусь со двора и сбегу в поселок, чего я, конечно, не делала. Я не охотилась ни разу, и для полного счастья мне вполне хватало дворика, и большого, и малого.
По трапу было страшновато подниматься, но с помощью Данилы я преодолела свои страхи и бесконечные переходы-коридоры-лестницы. Ну вот и верхняя палуба. И сбежать-то отсюда некуда… Кругом вода. Проглотив комок, вставший в горле, я повертела головой, ища нужную мне сторону… Вот она, там мой дом… Подошла к борту, поднялась на задние лапы, передними уперлась в борт и, вытянув шею, с тоской всмотрелась в бескрайнюю водную ширь; не видно дома, но он там… Оглянулась на Данилу и жалобно попросила:
— Отпусти меня домой, прошу, отпусти…
Он подошел, встал рядом, погладил по загривку и тихо сказал:
— Смотришь на Юг, там твой дом, да? — и обратился к подошедшему человеку: — Видите, капитан, она смотрит на Юг, она знает дорогу…
— Вижу, Даниил Владимирович, но ничем не могу помочь, кошка продана и принадлежит Лондонскому зоопарку, с ними и договаривайтесь.
— А если она… скажем, не доедет?
— В смысле?
— Ну, сдохла в пути или сбежала.
— Даниил Владимирович! Я на это не подписывался!
— Капитан, я возмещу.
— А мои нервы кто возместит? Нет, старпом, и не уговаривайте!
Я стояла, смотрела на море и краем уха слушала голоса этих двух людей. А море блестело, как чешуя зеркального карпа, которого хозяин однажды привез с рынка. Блестит море, переливается, яркое сверху и темное в глубине, и эта глубина тянула взгляд, завораживала, манила.
И тут я, совершенно неожиданно для самой себя, вдруг ни с того ни с сего сиганула за борт. Короткий стремительный полет, удар, и я с головой окунулась в воду, в мокрую, солёную и вонючую воду. Ооооой! Мерзость така-а-я… Холодная мокрая гадость залилась в уши, ноздри и рот, мои лапы беспомощно баламутили м-м-мокрую гадость и не находили опору… Мама! Тону? Где опора? Спасите!
Верх! Верх там, туда!.. Мощно отталкиваюсь от воды и выныриваю, наконец-то выныриваю на поверхность, откашливаюсь, трясу головой — вытрясти гадость из ушей, срочно-о-о!
Кругом тишина, плескучая такая, полная шорохов, тишина, а потом…
— Багира! Ко мне! Сюда, девочка, плыви сюда! Ребята, навались! Ближе, ещё ближе…
Я завертелась-закрутилась, ища источник голоса. Вот оно — лодка, а там, странно далеко, виднеется темная громада корабля, в лодке четверо, двое на веслах, один на руле, а на носу Данила — тянет ко мне руки. Толкнулась лапами, развернулась, поплыла к лодке. Сильные руки ухватили за шкирку и за основание хвоста и коротким рывком подняли меня на борт ялика.
— Отлично, ребята, разворачиваемся, разворачиваемся… Багира, ты куда???
Он успел перехватить меня за ошейник, так как я снова примеривалась, чтобы сигануть за борт обратно в море. Данила крепко прижал меня к себе, бормоча:
— Да что с тобой, ненормальная ты кошка?
Море вздохнуло, а потом в небо вырвался огромный столб воды и воздуха, как раз между лодкой и кораблем. Я снова испытала острое желание прыгнуть в воду и удрать подальше. Море вспухло и разверзлось, из его глубин на наших глазах выросла гора, с непостижимой скоростью она росла всё вверх и вверх, три, пять… семь метров… Перед нами на короткий миг промелькнул огромный овал глаза, а потом гора стала заваливаться на бок, легла, бесконечно долго скользила мимо и тихо ушла в глубину. Всё? Ой, нет… Гигантский хвост, лопасти его как две лодки, появился и взметнулся над водой, прощально махнув напоследок и подняв тучу брызг. А потом все это многократно повторилось вокруг нас, от прыжков серых гигантов море кипело и пенилось, а киты прыгали и резвились. И люди на корабле и в лодке возбужденно орали:
— Киты! Киты!
А я дрожала в руках у Данилы и честно старалась не бояться, но это у меня плохо получалось, мое сердечко так и пыталось выпрыгнуть из груди. Почему-то опять вспомнилась Куна, которая никогда не видела львов, а только слышала о них, но плохо представляла, о чем идет речь, так как думала, что у льва грива как у лошади. Ох, мама, мне бы сейчас твою наивность и непосредственность. Все это, всего этого слишком много для моей кошачьей головы…
А море кипело и бурлило, и чем дальше, тем шире становилось расстояние между лодкой и кораблем, он и так-то был далеко, а тут стал и вовсе недосягаем. Игры серых китов разделили нас, отрезали друг от друга.
В течение следующих нескольких часов наша лодочка безуспешно лавировала сначала среди громадных туш, потом среди грязно-розовой пены. От их вони дыхание спирало, и вскоре у меня из пасти слюни потекли, так противно было глотать вонючий воздух, тьфу, никому не расскажу, какая у них пахучая кака…
Временами в небе появлялся дымный столбик, и матросы тут же гребли в его сторону, а Данила стрелял в ответ, посылая в небо точно такой же столбик. Но, к сожалению, сигнальные ракеты скоро закончились, и мужчина сказал матросам, что остальные надо поберечь.
Остаток вечера и ночь мы провели в лодке и лишь на рассвете нам стали видны корабли. Я не оговорилась, нас действительно ждали два судна.
“Сара” и “Кобольд” стояли рядом, бортами друг к другу, матросы погребли к нашей “Саре” и по штормтрапу поднялись на борт, так настоял Данила, сказав, что он передаст им кошку. Капитан, свесившись с фальшборта, подозрительно следил за тем, как поднимаются матросы и как Данила, насвистывая, поправляет весло в уключине. Наконец капитан не выдержал:
— Старпом Белозерцев, вы собираетесь подниматься на борт?
Данила задрал вверх невинную моську и, прищурившись, глянул на капитана:
— Что здесь делает “Кобольд”?
— Сошел с курса, услышав сигнал бедствия, старпом.
— А куда он шел, не секрет?
— Не секрет, в Ост-Индию.
Данила оглянулся на меня, я сидела на банке и глазела на судна. Поймав на себе его взгляд, я тут же выгнула спинку, зажмурилась и муркнула ему, мол, вижу.
Данила кивнул мне, повернулся и опять задрал голову вверх, к капитану:
— Как вы думаете, капитан, у Багиры будет ещё один шанс сбежать?
— Вы о чём?
— Вот и я думаю, что нет… Капитан, увольнительную я вам телеграфом пришлю.
— Даниил Владимирович! Что вы делаете?
— Прокачусь ненадолго в Индию, сэр, провожу Багиру до дома и вернусь.
— Старпом Белозерцев, вы нарушаете субординацию! Я укажу это в протоколе…
Матросы с обоих судов с весёлым любопытством следили за перепалкой начальства. На их глазах творилась история, неслыханное дело — человек сбегает с корабля ради пантеры, случай совершенно беспрецедентный!
А Данилка Белозерцев сел на весла, развернул ялик и подгреб ко второму кораблю:
— Эй! На “Кобольде”! Пассажиров принимаете?
К нам со смехом и шутками спустили штормтрап, Данила взгромоздил меня на плечи и, придерживая мои лапы одной рукой, а другой цепляясь за веревочную лесенку, стал подниматься на борт грузового судна. Поднялся, спустил меня с плеч, я прижалась к его ногам. Нас окружили люди, все радостно смеялись, хлопали Данилку по спине, пожимали ему руки, гладили и ласкали меня. Опустевшую лодку тросами подтянули обратно к “Саре”, брошенный капитан криво ухмыльнулся и, как ни странно, отдал честь, Данила радостно отсалютовал в ответ.
Потом была забота, Данилу закутали в плед и сунули в руки кружку с чем-то горячим, мне сперва дали воды в миске, а когда я попила, мне под нос сунули другую миску с рубленым мясом. И, пока я ела, надо мной вился разговор:
— Каперанг Шредер, честь имею! Что за шумиха вокруг пропавшей лодки и сбежавшей кошке, я так понимаю, речь идет вот об этой кошке? О пантере?
— Старпом с “Сары” Белозерцев Данила. Да, герр Шредер, речь идет о пантере.
— И почему, позвольте спросить, столь повышенное внимание к данной особе и превышенная трогательная забота об оной?
— Да вот… Трудно в двух словах изложить. Понимаете…
— Понимаю, человече, в десяти изложи.
— Хм, попробую, мне она с первого взгляда показалась странной, необычной какой-то, все в ней было другое: поведение, позы, взгляды… Прочие пантеры-то, ну, мечутся по клеткам, орут на все голоса, глаза отводят, а эта… Сидит спокойно, молчит, в глаза заглядывает, от людей не шарахается, сама на зов подходит и в руки дается, и, главное, домашнюю еду предпочитает, ну там каши, мясо парное, овощи-фрукты. Из этого нетрудно сложить, что она ручная, выросла в любящей семье. И она просится домой, понимаете? Багира хочет домой. И я подумал, если ей удастся с корабля сбежать, то дальше ей нужна будет помощь, и кто, если не я? Она из Индии, сэр, ей далеко идти, но она знает дорогу, и я готов её разделить с ней. Совершить путешествие домой по дороге Багиры.
Данила замолчал, а я доела, встала, подошла к нему и нежно так потерлась мордочкой о его ладонь, мимоходом лизнув её, а вокруг стояла ошеломленная тишина, и все смотрят, смотрят на нас, как на диво какое…
А потом капитан первого ранга Германн Хельмут Шредер обратился ко всем:
— Ну что, команда, поможем ребятам?
И команда ответила нестройным хором:
— Да!
========== Часть 7 ==========
Нас разместили в небольшой одноместной каюте, что было удивительно для меня, ведь я ожидала, что меня посадят в клетку. Но нет, меня поселили в каюте вместе с Данилой, здесь же поставили миски для пищи и воды, а в качестве туалета показали пожарный ящик с песком на верхней палубе. По крайней мере, я так поняла.