Надо предположить, что к той поре Раскольников что-то осознал и понял, поскольку на родине уже раскручивался маховик репрессий. Во всяком случае, после Бизерты в Советский Союз он не поехал, а вернулся в Париж, где исполнял одну из высоких дипломатических должностей. Когда последовал категорический приказ вернуться домой, Раскольников его проигнорировал и опубликовал в заграничной прессе открытое письмо Сталину, которое предварил такими словами:
«Я правду о тебе порасскажу такую, что станет хуже всякой лжи…»
Естественно, что Раскольникову такое письмо стоило жизни. Вскоре он внезапно умер. По одной версии – выбросился из окна, по другой – скончался от менингита. Оба приема «ребятами» из НКВД были хорошо освоены, поэтому предположение, что Раскольников умер по своей воле, думаю, маловероятно. Времена были не для постельных кончин, особенно когда речь заходила о видных политических фигурах.
Среди тех, кто ездил с Раскольниковым в Тунис, выделялся самый молодой. Он обращал внимание внешностью подвижного и радушного армянина. Это был Иван Тевадросович Тевосян (кстати, земляк адмирала Исакова), знаменитый впоследствии организатор и руководитель металлургической промышленности, один из первых инженеров советской формации.
Сталин лично внес его в список членов делегации, дав поручение проявить особый интерес к линкору «Генерал Алексеев». Помимо высококлассных пушек, тот обладал одной из лучших в мире броневых защит. Броневые плиты достигали толщины 400 мм и катал их до революции Ижорский завод. Но к тому времени секрет их изготовления был утерян.
Советский Союз уже начинал широкомасштабную программу строительства крупных боевых кораблей, и «Алексеев» больше был нужен как объект, с которого можно было снять пушки и броню. Однако, как я уже говорил, с передачей Бизертской эскадры ничего не получилось, что еще более обострило проблему изготовления броневых плит, особенно для новых советских линейных кораблей.
В начале 30-х годов Тевосян был назначен управляющим объединением заводов качественных сталей и ферросплавов, и чтобы наладить производство брони, стал по всей стране искать молодых и способных металлургов. Одним из первых в поле зрения попал его однокашник по Горной академии Василий Емельянов, талантливый инженер, специалист по выплавке высококачественных металлов. В ходе встречи, которую Тевосян проводил уже в должности начальника спецуправления по производству брони, Емельянов был назначен его заместителем по научно-исследовательским работам, с поручением немедленно подготовить в правительство доклад о развитии новой отрасли.
Доклад Емельянов подготовил, и выяснилось, что дело практически малоподъемное. Судите сами – вес готовой броневой плиты достигает 70 тонн. Чтобы ее получить, необходимо иметь слиток тяжестью более полутораста тонн, а чтобы ковать, надо установить прессы силой до 15 тысяч тонн. Далее прокатка, а это сверхмощные станы и т. д., и т. п. Ничего этого в стране не было – ни кранов, ни станов, ни мартенов. Было только одно неуемное желание. Впоследствии Емельянов, надолго переживший Тевосяна, вспоминал, что это был человек, способный решать проблемы любой сложности, и он их решил.
К тому времени лучшие броневые плиты изготавливали немцы. На крупповских заводах отливали слитки в 150 тонн, причем в момент розлива в цехе присутствовало только руководство предприятия и смена. Посторонних – ни Боже мой! Немцы свято хранили секреты изготовления тяжелой брони, не подпуская к ним никого. Попытки каким-то образом купить в Германии технологии встретили решительный отказ. Германцы хорошо помнили прошлую мощь русских линкоров и принимать участие в их возрождении у них не было никакого желания.
Однако концентрация усилий на каком-то отдельном направлении, столь присущая советской экономике, давала всегда неплохие результаты. Научную концепцию производства брони помог разрешить академик Абрам Федорович Иоффе, впоследствии автор «пионерских» исследований по теории полупроводников. Он предложил помощь и привлек к этому делу целый сонм молодых и талантливых ученых из возглавляемого им Физико-технического института.
Денег на броню не жалели. Ускоренными темпами реконструировали старые заводы, куда закупалось лучшее зарубежное оборудование. Было немало споров о выборе технических направлений, причем иногда на таком непримиримом уровне, что Тевосян однажды отвел Емельянова в сторону и предупредил, чтобы тот не слишком горячился:
– Поступили заявления, что главный инженер и директор завода обвиняются во вредительстве. Будь осторожен в выводах, высказываниях и оценках!
Это был так называемый Южный завод, впоследствии известный как Днепродзержинский, где в доменном цехе в ту пору начинал работать Леонид Ильич Брежнев. Надо сказать, что броневая проблема, как и любое новое дело, вызвала активность немалого количества шарлатанов. Однажды в спецуправлении по производству брони появился мужик, словно сошедший с полотен художников-передвижников. С окладистой рыжей бородой, в смазных сапогах, холщовой косоворотке, он пробился к большому начальству (тогда оно не отгораживалось охраной, поскольку террористов в помине не было), представился Деренковым и заявил:
– Вас инженеры обманывают, чтобы набить цену себе и металлу. А я могу предложить броню по целковому за пуд. Сделана по старинному рецепту без всякого никеля и хрома.
Деренков представил для испытания образцы, так называемые броневые «карты», и что самое невероятное, при отстреле все попадания они выдержали. Мужика представили к ордену и начали лить броню по его методу. Однако шел сплошной брак. Тут же подключились «органы», запахло большим вредительством.
Емельянов пишет:
– Выкрутились кое-как, объяснив, что заряды при отстреле «карты» были сырые…
Другой изобретатель пошел еще дальше, предложив метод «лед и пламя». То есть помещать в центр изложницы холодильник, отбирать у расплавленной стали тепло и тем самым укреплять ее броневые свойства. За идею автор потребовал большое вознаграждение и, что самое интересное, получил его. В конце концов, все снова оказалось блефом, а «изобретатель» – мошенником.
Как видите, «пускались во все тяжкие», чтобы достичь желаемого. Корабли уже закладывались на стапелях, а проблема с броней еще никак не решалась. Наконец на Южном заводе все было готово для изготовления корабельных плит весом до ста тонн. Изготовили невиданных размеров изложницу, куда должны были сливать сталь, чтобы получить гигантский объем.
Собрался весь завод, под оркестр и кумачовые флаги подали из мартеновской печи первый ковш. Зрелище было невероятное. Емельянов, командовавший операцией, вспоминает, что из цеха никто не уходил, ждали, пока слиток остынет. Наконец кран поднял глыбу и все увидели грязную поверхность с раковинами и трещинами. Брак! Вместо ожидаемых орденов – снова объяснения в НКВД.
Тогда пошли по домам старых рабочих. Ведь лили же здесь броню до революции! Как и каким способом? Наконец нашли «носителя» секретов – древнего старичка, бывшего мастера сталелитейного цеха. Уговорили, но тот сразу сказал, что без молебна и свечей даже не подойдет к изложнице. Секретарь парткома было протестующе забузил, но Емельянов показал ему постановление ЦК о сроках и ответственности.
– Молебен мы с тобой еще как-то переживем, – сказал он. – А вот срыв поручения ЦК вряд ли…
Дед пришел на розлив, как на пасху, долго крестился, а потом, взяв в руки по пучку свечей, скомандовал: «Давай!» и стал бросать свечи прямо в раскаленную струю. В итоге слиток получил отменный, с гладкой серебристой поверхностью, хоть на выставку.
– Вот видишь, дело святое, без молитвы обойтись нельзя! – сказал дедушка, надевая ношеный картуз на потную лысину. Парторг от досады заперся в кабинете и залпом выпил бутылку водки. И только к утру Емельянов, не спавший всю ночь, догадался, в чем дело. Сгорающий стеарин предохранял поверхность металла от окисления. Следующая плавка была уже без брака, хотя и без молитвы.
Эти и другие истории с изготовлением брони Василий Семенович Емельянов рассказал впоследствии своему однокашнику по Горной академии, знаменитому писателю, автору легендарной «Молодой гвардии» Александру Фадееву. Тот загорелся идеей и сел писать роман под названием «Черная металлургия». Но книгу так и не написал, запил «по-черному», а в конечном итоге написал в ЦК письмо по типу Раскольникова. После этого лег в постель на даче в Переделкино и застрелился из именного нагана, который получил за бои в пользу Советской власти в Приморье…
Судьба советских черноморских линкоров была не менее трагичнее царских. Во время Великой Отечественной войны они были объектом жестоких фашистских бомбардировок. Одно славно – первые прицельные выстрелы по врагу, не дожидаясь приказа свыше, сделал в ночь с 21 на 22 июня 1941 года черноморский линейный корабль «Парижская коммуна», бывший царский «Севастополь». Его плотный огонь не допустил немецкие бомбардировщики к кораблям флота, чем навсегда вошел в историю отечественных военно-морских сил…
Броненосец «Потемкин», корабль, взбудораживший Российскую империю. Построен в г. Николаеве, спущен на воду осенью 1900 года, став первым кораблем Российского флота с котлами на жидком топливе. Водоизмещение почти 12,5 тыс. тонн, длина корпуса – 115,4 м, ширина – 22,2 м, осадка – 8,4 метра. Скорость – 16,7 узлов, экипаж – 788 матросов и 28 офицеров. Вооружение – четыре 305 мм орудия, масса каждого – 43 тонны.
Командир во время восстания – капитан 1-го ранга Евгений Голиков. Убит матросом Афанасием Матюшенко, тело выброшено за борт. Через два года, в Севастополе, Матюшенко был повешен.
«Императрица Мария», линкор, затонувший в Севастопольской бухте. Построен на Николаевской верфи в 1915 году, 22,6 тыс. тонн водоизмещения, 168 метров в длину, осадка – 9 метров, скорость – 21 узел, экипаж – 1220 матросов и офицеров.
Флагманский корабль командующего Черноморским флотом адмирала Колчака. Проплавав чуть больше года, корабль погиб от взрыва пороховых погребов. Колчак лично руководил спасением моряков, однако 225 человек так и утонули.
Линкор «Император Александр III» был спущен на воду в Николаеве в апреле 1914 года, водоизмещение – 22600 тонн, длина – 168 метров, осадка – 8,4 метра, скорость – 21 узел, экипаж – 1220 человек. Основное оружие – башенные орудия калибра 305 мм.
В мае 1918 года перешел из Севастополя в Новороссийск, но не подчинился приказу Ленина и вернулся в Севастополь, где уже «банковали» немцы. Воевал против большевиков, а в ноябре 1920 года возглавил караван кораблей, занятых на эвакуации белых войск из Крыма в Константинополь. В 1936 году уведен в Брест (Франция), где был полностью (кроме пушек) разобран на металл.
Линкор «Екатерина Великая», построен и спущен на воду в Николаеве 6 июня 1914 года. Водоизмещение – 23,5 тыс. тонн, длина – 168 метров, осадка – 9 м, скорость – 21 узел, экипаж – 1220 человек. Основное оружие – 12 орудий 305 мм калибра.
В 1918 году потоплен в Новороссийске эсминцем «Керчь». В 1930-х годах была предпринята попытка поднять линкор, но ЭПРОН извлек только две башни главного калибра. Для дальнейших работ необходимо было освободить погреба от снарядов и пороха, для чего надо было пробить лазы в днище. Но попытка закончилась мощным взрывом боеприпасов главного калибра и окончательно разрушила корпус затонувшего исполина. Он и сейчас лежит на дне Цемесской бухты в виде груды металла. Кто-то даже предложил разрезать его на мелкие кусочки и реализовать как сувениры. В наше «базарное время» мысль, конечно, очень интересная…
По дружному мнению современников, Алексей Крылов, блистательный морской офицер, был красавец писаный и лютый сердцеед. Высок, строен, чертовски обаятелен. Дамы млели… Это верное, но неполное впечатление. В морских делах Алексей Николаевич Крылов (уже в царские времена академик) слыл крупнейшим специалистом в области устойчивости корабля. Он прожил длинную жизнь и в глубокой старости, будучи уже отставным советским адмиралом, был эвакуирован в Казань, где пребывал в обществе внуков-школьников, впервые оказавшись без активного дела. Однажды попросил у ребят чернильницу, перо, толстую тетрадь и сел писать воспоминания. Старший внук, впоследствии знаменитый Сергей Капица, никогда не скрывал удивления, когда дед за полтора месяца написал более пяти сотен страниц, без единой правки, чётким каллиграфическим почерком, и не только, кстати, о морских делах. Вспомнил, например, как сосед, помещик Приклонский, за день выпивал 8 (восемь) стаканов водки и так пятьдесят лет подряд, оставаясь в полном здравии и светлом уме.
Это Федор Раскольников, один из «могильщиков» Черноморского флота, в гардемаринской юности. Всё еще впереди, а самое главное – фраза, обращенная к Сталину:
– Я правду о тебе порасскажу такую, что будет хуже всякой лжи…
Она и приведет его к смерти на Лазурном берегу Франции, где он скрывался от длинных рук НКВД. Выбросился с пятого этажа (а может быть выбросили)… Кто сейчас что знает?
Старший лейтенант Владимир Кукель, командир эсминца «Керчь», выполнивший приказ Ленина о потоплении черноморских кораблей в Цемесской бухте, за что был удостоен ордена Красного знамени и звания капитана I ранга. Но это не спасло его от расстрела, случившегося 19 сентября 1938 года в Хабаровске. Через 20 лет Кукель был реабилитирован…
Контр-адмирал «белого флота» Михаил Беренс (младший брат «красного адмирала» Евгения Беренса), командующий русской эскадры, ушедшей из большевистской России в Бизерту (Тунис). Там он пытался сохранить боеспособность кораблей. Категорически не общался с родным братом, тоже адмиралом, без всяких условий перешедшим на сторону большевиков, став первым Командующим Морскими силами Советской республики.
Михаил прожил дольше брата, умершего в 1928 году и торжественно погребенного на Новодевичьем кладбище. Будучи в эмиграции, бывший командир линкора «Петропавловск» (в советское время знаменитый «Марат») зарабатывал на жизнь шитьем дамских сумочек. Прах русского адмирала, умершего во Франции в январе 1943 года, погребен в Тунисе.
Не осуждай меня, Прасковья…
Под сенью подмосковных вечеров
Сейчас, пожалуй, немногие помнят, что до 1965 года 9 мая как праздник Победы не отмечался. Так, отделывались торжественными собраниями в Кремле, на одном из которых Хрущев появился в мундире с двумя звездочками на золоченом погоне. Еще в сорок третьем году ему, как члену Военного совета Сталинградского фронта, было присвоено звание генерал-лейтенанта, но щеголять в том «облекло» пришлось недолго. После освобождения Киева его снова отправили «на гражданку» и уже в должности Предсовмина Украины, затем – первого секретаря ЦК компартии республики, до конца войны заниматься восстановлением порушенной до фундаментов «батькивщины».