Побродив немного по району, Герда пришла к неутешительному выводу: здесь днем ловить было нечего, только даром время потеряла.
Она вернулась к машине и попросила отвезти ее домой.
====== Держись подальше ======
- Как, говоришь, она выглядела? – Грэнзэ нахмурился и сел прямо на пол, продолжая прикладываться к бутылке. Потом ощупью отыскал на столе открытую пачку сигарет и закурил. – Прямо вот так в брюликах на остановке плясала?
Грэй дернул плечом и тоже закурил, недовольно прищурившись. Он понимал, что Грэнзэ все равно напьется сегодня, но не хотел это видеть.
- Да. Стояла и плакала, кажется. Я не рассмотрел. Просто… ну, знаешь, вот как дернуло что-то внутри – жалко ее стало. Дура же, промокнет, околеет или вообще трахнут и зарежут потом. Надо было, наверное, в машину ее посадить, но у меня денег не было.
Грэнзэ дернул бровью и убрал за ухо прядь волос, задумчиво покрутив простую серьгу-кольцо в мочке.
- Забей. Если убили – так туда и дорога. Нечего таким в нашем районе делать – пусть в своих коттеджах ошиваются и слезы льют. А сперва пусть придумают на это причины.
Удивленный резким тоном, обычно спокойного брата, Грэй поднял голову и попробовал поймать его взгляд.
Обычно Грэнзэ довольно терпимо относился к людям и часто помогал тем, кто нуждался в этом больше, чем они сами.
Что на него нашло сейчас?
Или вся проблема в том, что странная девушка на остановке выглядела, как одна из тех, кому повезло нажиться на беде целой страны?
Или проблема в самом Грэнзэ?
«Странно, – Грэй откинул челку и чуть склонил голову набок, поняв, что в глаза брат заглянуть не даст. – Я думал, все прошло уже давным-давно. Неужели его до сих пор это цепляет?»
Кафетерий оказался по совместительству притоном. Днем тут подавали кофе и мороженое, а ночью, за закрытыми дверями, предлагали совсем иной товар.
Грязное местечко, где все было дешево – и выпивка, и девочки, и куча игровых автоматов с бильярдным столом в придачу.
За столиками этого сомнительного заведения встречались главари местных банд, считавшие себя вправе делить район на зоны влияния, торгаши некачественной наркотой и потрепанные цыпочки, желавшие заработать хоть что-то.
Он словно являл собой все худшее, что только есть в таких местах и во всем человечестве, бессовестно предлагая за деньги отраву и даже оружие. Но он приносил своему владельцу хороший доход.
И как Грэй смог понять, торопливо допивая кофе, его брат тоже работал на этого странного типа.
Сэльва Аркей. Не имя, но уже и не погоняло, скорее претензия на иностранную фамилию, которая могла бы вполне достаться от предков-итальянцев, если бы они у него были.
Делец лет 45, умело взявший в оборот государственный кафетерий за небольшую взятку, сунутую участковому, и превративший его в то, чем он теперь являлся.
Грей не знал какие дела могли оказаться у его брата с этим человеком, но Сэльва разрешил им оставаться ночевать на складе, после того как кафетерий, или гордо называемый тут «бар», закрывался.
- Вот мойка, – Юма указывает Грэю на большую глубокую раковину, заваленную чашками и пивными кружками. – Не разбей. За каждый разбитый стакан нас штрафуют.
Грэй ошалело кивает ей, еще толком не понимая происходящего.
Дома он часто мыл посуду за всеми, потому что мать говорила, что она покупает еду и зарабатывает деньги, значит, домашние дела – их обязанности.
Но Грэнзэ пропадал постоянно где-то, и Грэю приходилось мыть посуду самому, чтобы избежать скандала или хорошего подзатыльника от матери.
- Не щелкай клювом, – Юма оборачивается уже от двери. – Через полчаса все нужно чистое – подавать не в чем.
Грэй включает воду, тут же окатив себя ей с головы до ног, потому что не соображает, что напор из прямого крана гораздо сильнее, чем дома, и отскакивает в сторону.
Юма закатывает глаза с кривоватой усмешкой и вздыхает.
- Чучело, – хмыкает она. – И зачем он только тебя притащил?
Грэй сжимает зубы, понимая, насколько она права, но упрямо настраивает воду и начинает мыть стакан.
«Потому что он в меня верит, дура, – хочется ответить ему. – А ты, сколько ни висни у него на шее – родной не станешь!»
- Ты все еще их ненавидишь? – Грэй забрал у брата бутылку пива и отставил ее в сторону. – Может, уже хватит, а?
Грэнзэ мотнул головой, явно гася раздражение, потер виски и с коротким вздохом отрезал:
- Держись от них подальше. Как можно дальше. Особенно от таких вот девушек, которые по ночам в бриллиантах рыдают на наших остановках.
Грэй хмыкнул, вскидывая брови.
- Конечно. Тем более что, полагаю, это не рядовое явление, и больше я ее не увижу.
- И слава всем Богам, какие есть в мире, – Грэнзэ щелкнул пальцами, требуя вернуть ему бутылку. – Чем дальше – тем лучше.
Кивнув, Грэй поднялся и пошел к себе.
«Сколько же лет должно пройти, чтобы тебя отпустило, брат?»
– Ты дурак, Грэнзе, – говорит Сэльва, пересчитывая привезенные диски в уже закрывшемся кафетерии. Дело идет к рассвету, и кроме них двоих в зале никого нет. – С твоим упрямством и мозгами ты мог бы давно разбогатеть, если бы хоть пару раз махнул через границу с наркотой. Что упираться-то? Сам же понимаешь, что жить на что-то надо.
- Ты знаешь мой ответ, – тихо перебивает Грэнзэ.
Грэй стоит за тонкой перегородкой, расставляя на поднос чистые стаканы, и замирает, боясь шевельнуться. Видимо, ни Сэльва, ни Грэнзе не подозревают, что в помещении есть еще кто-то.
Почти перестав дышать, Грэй вслушивается в разговор.
Он никогда раньше не спрашивал брата, почему такой беспринципный в своих заработках, он неожиданно жестко отрицал этот метод быстро разбогатеть. Ведь тогда бы они ни в чем не нуждались…
Грэй давно уже понял, что о своем брате не знает почти ничего.
Может, хоть теперь это изменится.
- Да знаю! – становится слышно, как Сэльва бьет ладонью по столу. – В этом вся твоя проблема. Твои принципы тебе только во вред. Еще и мальчишку с собой приволок! На кой он тебе? И так концы с концами еле сводишь! А он только деньги твои жрет и ничего больше! Пока еще научится, пока станет хоть кем-то! А ты не хочешь нормально заработать. И ему, кстати, тоже не даешь!
Грэй жмурится, вслушиваясь еще внимательнее.
Брат ни разу не упрекал его в том, что он – обуза. Наоборот, всегда показывал, что в свои 12 Грэй способен заработать и позаботиться о себе.
Особенно с тех пор, как научил его разбирать машины.
- Сколько ты из своего заработка ему отдаешь? Треть? – не унимается Сэльва, распаляясь все больше. – Сколько тратишь, чтоб прокормить и одеть? Грэнзе, это все очень благородно и все такое, я понимаю, но тебе не вытянуть все это в одиночку. Склад я больше не могу вам просто так сдавать, сам знаешь, мне тоже аренду платить надо, и потом, цены поднялись. А его можно неплохо продать…
Короткий звон сообщает, что один из стаканов разлетелся вдребезги о ближайшую стену. За этим звуком, как эхо, следует сдавленное рычание, в котором Грэй с трудом узнает голос брата.
- Ты больше мне такого не говори, Сэльва, – странно-мягкие нотки в этой фразе заставляют Грэя вздрогнуть. – Или я с тебя скальп сниму и потом его же сожрать заставлю. Он мой брат и не станет ни шлюхой, ни алкашом, ни долбанным нариком. Я справлюсь! А наркоту свою засунь себе в зад и затолкай поглубже. Я уже сказал тебе, что не стану торговать тем дерьмом, что сгубило Лию.
- Как хочешь, – после длительного молчания отзывается Сэльва и громко вздыхает. – Твой нрав не зря обсуждают у тебя за спиной. Грэнзе, ты прости, но я же о тебе больше думаю, чем о своей выгоде. Не вытянешь ты пацаненка, да и велика ли радость ему в подсобке стаканы драить, а вечерами с тобой тачки разбирать? Жизнь ли это? Какое у него тут будущее? Он с головой, соображает, да и внешностью Бог не обделил. Я же не со зла какого сказал. Он мог бы в богатом доме жить, одеваться хорошо, потом и образование какое-никакое получить…
- Ублажая владельца этого самого дома? – насмешливо перебивает Грэнзэ. – Или молодящуюся старуху с обвисшей дряблой кожей, на которую не встает у мальчика по вызову? Ты это хочешь ему предложить?
Судя по длительному молчанию Сэльвы, именно это он и подразумевал.
Грэя передергивает от отвращения. Никогда раньше ему не приходило в голову, что подобным образом можно зарабатывать себе теплый угол.
- Ну, ты же спишь с бабами за деньги, – фыркает Сэльва, словно защищаясь.
- У них, во всяком случае, стройные ноги и нет отвисшего живота, – брезгливо отзывается Грэнзэ. – И я сам выбираю, с кем и когда мне спать. Все, хорош языком молоть. Сколько я тебе должен за склад?
После долгого молчания раздается глубокий тяжелый вздох.
- Упрямый ты. Живите пока. До конца месяца платы не возьму, а потом тебе придется поискать, куда съезжать, я там планирую отремонтировать все и комнаты сдавать.
- Договорились.
Грэй слышит, как скрипят отодвигаемые стулья, а после раздается хлопок двери.
И становится тихо.
Он долго стоит у стены, слепо уставившись в нее и думая об услышанном.
Значит, его брат на самом деле работает за двоих, и еще сам платит Грэю из своего кармана.
Грэй хмурится. Он не раз спрашивал Грэнзэ откуда тот берет вещи и еду. Грэнзэ говорил, что шмотки отдает младший брат Юмы, а еда остается на кухне кафетерия.
«Врал…»
Грэй вздыхает и ставит очередной стакан на место, возвращаясь к своей работе.
«Зачем ему это? Не из долга же и прочей чепухи?»
Вечером, за ужином, Грэй долго и пристально рассматривает брата, словно впервые увидел.
Грэнзе выглядел старше своих лет. Ему легко можно дать 20. Длинные волосы он убирает в хвост на затылке, отчего лицо кажется более взрослым и жестким. Резко очерченные скулы, прямой нос и плотно сжатые губы выдают его непростой, грубый характер. Брови черные, как смоль, прямые, между ними ранняя морщинка и под ними прищуренные зеленые глаза, сосредоточенно смотрящие в свою тарелку.
Раньше Грэй не обращал внимания на то, что у Грэнзе такое уставшее злое лицо.
За те пять месяцев, что они прожили вне дома, Грэнзэ словно повзрослел на несколько лет.
- Кто такая Лия? – не выдерживает Грэй. – Почему ты мне ничего не рассказывал?
Грэнзэ откладывает вилку и бросает на него резкий убийственный взгляд.
- Уши грел? – только и спрашивает он.
Грэй кивает.
- Я только сегодня понял, что ничего о тебе не знаю. С кем ты живешь? Что тебе дорого и важно, почему ты так мало времени проводишь со мной, и что вообще творится в твоей голове… Я думал, ты встречаешься с Юмой.
Грэнзе сосредоточенно трет пальцами виски, словно у него начинает болеть голова.
- Ясно, – выдает он, полностью игнорируя все вопросы. Встает и выходит прочь.
Грэй бросает вилку и бежит следом за ним.
Грэнзэ сидит на ступеньках отгрузочного крыльца и курит, рассматривая бегущие по небу облака.
- Ты не ответишь? – Грэй садится рядом и отбирает у него пачку сигарет.
Грэнзэ не возражает, только с кривоватой усмешкой смотрит, как Грэй возится с зажигалкой, пытаясь прикурить.
- А что тебе рассказать? – наконец спрашивает он. – О чем? О том, как я познакомился с Сэльвой или Юмой? Как стал тем, чем стал? Почему не ищу способа выбраться отсюда и стать кем-то большим? Грэй, моя жизнь здесь. Я так живу и не хочу иной жизни, и никогда не стану ее искать. Мое место здесь. С меня хватит.
- Кем она была? – Грэй не по-детски смотрит на брата в упор, почему-то уже абсолютно уверенный, что вся проблема заключена в странной девушке, со звучным именем «Лия».
Грэнзе долго молчит, так долго, что Грэю начинает казаться, то ответа уже не будет.
- Я любил ее, а она, наверное, любила меня. Или она любила только шприцы и свой дорогой дом. Свой драгоценный, красивый, сказочный мирочек с лестницами из красного дерева и высшим образованием. Она умерла, Грэй, и ее родители закопали тело в дорогущем гробу из палисандра в землю на семейном кладбище и водрузили там мраморный крест. Они ничего о ней не знали, но она была частью их положения в обществе и осталась статусной вещью, улыбаясь с фотографии на надгробии, добросовестно оплаканная совершенно чужой родней.
- Как же вы встретились, если она была не из наших? – Грэй потрясенно моргает.
Ему в голову не могло прийти, что можно вот так запросто пообщаться с теми, кто живет за чертой их нищеты и грязи. Они же так далеко, за своими коваными заборами в дорогих особняках и шикарных машинах.
Иногда Грэй мечтал хоть раз оказаться в таком вот доме и узнать, какова она – эта роскошная жизнь, но после услышанного сегодня разговора эти мечты стали казаться ему чем-то до тошноты противным.
- Была, – коротко вздыхает Грэнзэ. – Я видел этот мир изнутри, Грэй, там нет ничего красивого и изысканного. Там все мертво, все продается за деньги или за пакетик наркоты. Это та точка соприкосновения, где мы встречаемся с этими разряженными павлинами с насквозь гнилым нутром. Они хотят наших шлюх с их красивыми телами, выпивки, дури, порнухи. В их мире этого как будто бы нет и официально нет этому места, поэтому на тонкой границе сделок наши миры соприкасаются…
- А чем мы лучше? – горько перебивает Грэй. – Отец бросил мать и свалил, она вечно выливала эти упреки на твою голову, а теперь, скорее всего, валяется в грязной койке с таким же алкашом, как и он, и теребит его за вялый член ради пары зеленых купюр. Чем наш мир отличается, кроме того, что у того есть хотя бы красивая обертка?
Грэнзе бросает на него долгий пронзительный взгляд, как ножом режет.
- У нашего мира есть душа, брат, – тихо и очень серьезно возражает он. – Я не продам тебя даже за гору золота, потому что ты дорог мне, и не упрекну ни в чем не потому, что так не принято, а потому что я не хочу тебя ни в чем упрекать. Раз ты все услышал, то пойми, не в деньгах счастье, я заработаю сколько нужно, сниму квартиру, переедем отсюда. Ты станешь взрослым, станешь хорошим человеком и сможешь решать, как прожить свою жизнь. Вот этим мы отличаемся от них, – мы живые и настоящие, хотя в наших с тобой жилах и течет их дурная, поганая кровь…
Грэй вскидывает удивления взгляд.
Это все Грэнзэ только что ему сказал?
Немногословный, злой, сегодня в кафетерии обещавший снять с человека скальп за неуместное предложение?
- Почему дурная?
- Тот алкаш, что сделал нас в пьяном бреду и потом ушел побираться и сдохнуть, был бла-ародных кровей, – язвительно замечает Грэнзе, уставившись в ночь странно больными глазами. – Он пришел сюда из мира достатка и золотой мишуры, пришел, потому что не мог больше там жить, попрекаемый за свою любовь к алкоголю. Непонятый гений, бля. Мы – не такие, как все здесь. Не от сохи. Ты не заметил, что даже в школе отличаешься внешне?
Грэй кивает.
Да, он замечал разницу…
У брата и у него самого были до странного узкие кисти рук с длинными пальцами, совсем не свойственными их рабочему классу.
И лицо Грэнзэ, такое правильное и такое строгое среди грубых угловатых лиц тех, кто всегда ошивается тут.
Грэй знает, что его брат нравится женщинам, но ему и в голову не приходило, что Грэнзэ станет спать с ними за деньги, продавая свою внешность, доставшуюся, как теперь выяснилось, от отца-аристократа.
- Так мы…
- Верно, – Грэнзэ криво усмехается. – Ты поймешь все это через пару-тройку лет, когда на тебе начнут виснуть толпы этих облезлых красоток и совать тебе в карманы купюры, рассказывая, на какие чудеса они способны в постели.
Грэй брезгливо фыркает.
- Нет, брат, уволь, я не хочу такой жизни.
Засмеявшись, Грэнзэ хлопает его по плечу.
- Поэтому я и сказал тебе, что это моя жизнь здесь. А ты выберешь сам свою судьбу и, надеюсь, этот выбор будет достойным. Я дам тебе только один совет, Грэй, держись подальше от таких девушек, которые хороши как фарфоровые куколки и далеки от нас подобно звездам. Поверь – это больно.