- Вас понял, сэр. Но я не видел, чтобы вы разговаривали с кадетом Маркусом, сэр.
- Невнимательность – это порок, кадет. Уборка первого тренировочного зала, исполнять немедленно.
- Есть, сэр!
- Леон, извини! Сегодня опять только мечный бой. Пошли в первый зал?
Откинувшись на стуле, Корракс смотрел трансляцию из первого зала. Минас, не глядя, протирал оружейную стойку, и что-то всё время говорил. В нескольких шагах от него Леон старательно повторял базовые атаки. Периодически Минас бросал тряпку, чтобы поправить Леона руками, но делал это не слишком часто.
У сержанта возникло ощущение, что воспитательный эффект от уборки похерен начисто, но демонстративно выгонять из зала кадета, занятого самоподготовкой, он всё-таки не пошёл.
- Они же нормальными бывают. Сержант Корракс сегодня со мной разговаривал… – Минас запнулся, упоминать лейтенанта Суллу сейчас не хотелось.
- Просто они демонстрируют, что им не страшно, – Леон тоже умел смотреть глазами убийцы. – Ты ведь почувствовал, какие они были тихие сначала? Наставник делает нас Повелителями Ночи, и сержанты нас боятся. И они считают, что это неправильно. А как нас завтра дрючить будут, ты ещё просто не представляешь! – он невесело усмехнулся.
- Делает… Леон, а если капитан спрашивает, и у меня есть ответ, но он не понравится капитану?
Старший парень опустил меч и сделал страдающее лицо.
- Ты опять? Неудержимый Минас на тропе войны! Если у тебя есть слова, которые не понравятся капитану, надо подумать ещё десять раз, нужно ли их говорить. А если речь о занятиях – те же десять раз обдумать, а правда ли ты хочешь их сказать. Некоторым мыслям надо дать созреть в голове. А ещё можно обсудить своё мнение со старшими товарищами, – многозначительно закончил Леон.
- Угумс, – но развивать мысль Минас не стал.
====== Глава 5. Особенный ======
Значение слова «дрючить» Минас представлял себе довольно приблизительно. Как выяснилось, это означало заметное увеличение физических нагрузок и совершенно невообразимый поток ругани и понуканий в адрес кадетов. Оказывается, обычно на тренировках сержанты не используют и половины своего богатого лексикона и фантазии.
Помня данное себе обещание быть внимательным и терпеливым, Минас продержался в этом шквале минут двадцать. Потом терпение кончилось. Как уже было проверено, приказы группе можно отгадывать по поведению других кадетов. Ну не все и не всегда, ну и что. Не сидеть же по горло в этом словесном мусоре? И Минас выключил сержантов из зоны восприятия.
Этот трюк не остался незамеченным. Ещё до завтрака Минас заслужил на вечер мытье душевой – за отсутствие уставных ответов на прямое обращение. Пришлось попытаться быть терпеливым ещё раз, но брезгливость снова победила. Он ещё вчерашнее общение с Суллой не переварил как следует, чтобы подставлять уши под новую порцию сквернословия.
К душевой добавилась тотальная уборка полигона на послезавтра, отжимание во время общего перерыва, дополнительные круги на полосе препятствий во время второго общего перерыва, полновесный удар палкой поперёк спины от Илинго и расписание дополнительных кругов, подтягиваний и отжиманий на все оставшиеся сегодня перерывы от Корракса. В ответ Минас очень вежливо попросил сразу назначить взыскание и за невыученные параграфы устава, потому что учить их ему сегодня будет некогда. Получил указание час читать устав после отбоя. Вслух, на вахте, стоя по стойке смирно.
Когда Руриск, предварительно добившись минасова внимания с помощью подзатыльника, задал сакраментальный вопрос «Ты меня слушал, кадет?» и получил в ответ совершенно честное «Нет, сэр», стоявший рядом Корракс мрачно сообщил, что наказание плетьми к кадетам ещё ни разу не применялось, но кто-то должен быть первым. Однако развития темы не последовало.
Сам Минас, несмотря на все неприятности, был скорее доволен этим днём. Ничего нового сержанты сегодня не давали, а выполнять привычные уже упражнения он отлично умел и без ценных указаний со стороны. Хороший день, хорошая нагрузка и штучные мелкие неприятности взамен постоянного заражающего фактора. Лёгкое чувство собственной неправоты мальчик компенсировал дополнительным усердием, сам себе периодически задавая планки несколько выше привычных. А чувство вины было действительно лёгкое, ведь не всерьёз же от него требовалось целый день выслушивать эдакую дрянь?
Остальные кадеты имели вид хмурый и измотанный. Зачем они все позволили это с собой сделать, Минас не понял, заподозрив наличие ещё какой-то незнакомой и противоречащей здравому смыслу игры. Особенно после того, как Леон прошипел мимоходом:
- Прекращай нарываться, придурочный!
Сержант Илинго, похоже, заделался штатным куратором помывки душевой. И это было очень любезно с его стороны, потому что часть уборки пришлось делать в процессе посещения оной душевой Маркусом с компанией, и вот тут Минас всерьёз забеспокоился. Но Илинго никуда не ушёл, продолжая комментировать действия Минаса к дружному веселью остальных кадетов. А Минас задумался, почему в процессе мытья тюремного сортира он не применил этот же трюк, а выслушивал Рослого и парней из соседней камеры? Поразмыслив, мальчик пришёл к выводу, что такие штуки можно проворачивать только на относительно безопасной территории, тогда как не слушать соседей по камере он просто не решился. Понимание, что присутствие Илинго и всего илиманского выводка он подспудно классифицирует как «безопасную ситуацию», заставило Минаса тихонько рассмеяться. Сержант тут же подтвердил нелепость такой идеи, с рычанием ухватив его за шиворот. Текста сержантского рыка Минас, естественно, не разобрал.
- Да, сэр, – наугад ответил он, и видя, что пауза затягивается, продолжил: – Разрешите продолжать уборку, сэр?
Когда на вахте, прочитав параграфы с десятого по шестнадцатый, Минас попросил разрешения не продолжать дальше, а читать эту же часть повторно, поскольку запоминать такие объёмы текста с первого прочтения он не умеет, Илинго залепил ему оплеуху. Минас молча поднялся с пола, и выжидательно уставился на сержантов.
- Продолжай чтение, кадет, – скомандовал Корракс.
- Прошу прощения, сэр, но всё-таки продолжать дальше или можно повторять?
Корракс перехватил руку Илинго и официально отправил второго сержанта патрулировать коридоры.
Ночью Корракс трижды поднимал Минаса, в исподнем выгонял в холл, где требовал отжиматься и рассказывать свежевыученные параграфы.
На следующий день сержанты несколько успокоились, но Минас, отчётливо утомлённый прошедшими сутками, куда хуже мог переносить даже их обычные высказывания. Зато не только игнорировать раздражители, а просто-таки спать на ходу у него получалось мастерски. А именно к Минасу у сержантов как раз постоянно находились вопросы. В результате, у него опять не было ни одного перерыва, да ещё полоса препятствий вместо обеда.
Тренировка с лейтенантом Суллой сошла за отдых, поскольку вводная опять была одна на всю тренировку, стандартные команды типа «к бою» и «стоп» легко угадывались по интонации, а остальное всё можно было смело выкидывать.
Полигон был огромен и его, видимо, раньше не считалось нужным убирать. А значит, отбой сегодня снова был не для Минаса. Спать хотелось до одури.
Когда он одолел едва ли треть пространства, в зале появился Руриск.
- Перерыв в уборке, кадет. Сейчас у тебя будет урок рукопашного боя, совмещённый с воспитательной беседой. Защищайся хорошенько.
Сержант бил его играючи, регулярно отвешивая обидные шлепки пониже спины, или прихватывая и выкручивая уши. Текст воспитательной беседы Минас честно слушал первые несколько минут и усвоил, что игнорировать приказы плохо. Ещё усвоил, что он – сопливый обнаглевший засранец… и на этом месте мальчик снова выключил звук. Вот сейчас на оскорбления он и вправду мог сорваться, а допускать этого ни в коем случае не следовало. Хотя не слушать, когда регулярно вздёргивают за ухо и в это самое ухо орут «опять отвлёкся, а кадет?» оказалось довольно трудно. Трудно молчать, трудно делать вид, что это всё ещё учебный бой, а не болезненное и унизительное наказание. Было себя очень жалко, рисовались драматические картины скорченного тела на полу… И именно на этой мысли Минас прозрел. Руриск не позволял себе и половины того, что походя отвесил Рослому охранник в тюремном блоке. Это не война. Руриск – не настоящий враг. Ничего страшного – по-настоящему страшного – не происходит. Вечные звезды, это даже не плети, которыми грозился Корракс!
Понимание оказалось настолько ясным и утешительным, что следующий рывок за ухо Минас встретил почти благодарной улыбкой. Руриск замер, поперхнувшись воспитательным текстом.
- Да что с тобой такое?
- Мне больно, сэр? – попытался Минас угадать правильный ответ.
Сержант отпустил его.
- Продолжай уборку, кадет.
Некоторое время Минас видел краем глаза, что Руриск стоит у двери и смотрит. И успел ещё раз улыбнутся, понимая, что боль стремительно утихает, и это совсем не тоже самое, что дубинкой по рёбрам. А потом усталость начала сужать поле зрения, и Минас перестал видеть что-либо, кроме непосредственно щётки и куска пола. А потом надо было выгрести грязь из под широкой скамьи и Минас присел, облокотившись на неё…
И проснулся от жёсткого тычка в бок. Ноги затекли, лоб саднило от долгого контакта с ребром скамьи, а прямо пред носом обнаружилась трёхпалая железная ступня.
- Объясни своё поведение, кадет.
- Прошу прощения, Наставник! – Минас вскочил, и тут же чуть не упал обратно. – Этого больше не повторится! Разрешите продолжать уборку?
- Чего не повторится? – уточнил Сахаал.
- Засыпания в наряде, сэр!
- Я спрашиваю о твоём поведении в течении последних двух дней, – в голосе легионера прорезалось рычание. – У тебя есть вразумительное объяснение?
- Вразумительное, сэр? – Минас серьёзно обдумал этот вопрос. – Я могу умыться?
Брови легионера поползли под шлем.
- Я сейчас плохо соображаю, сэр. Если от меня требуется внятный ответ, а не просто признание своей вины, я хотел бы умыться и немного прийти в себя.
- У тебя две минуты.
- Да, Наставник! – и Минас пулей умчался в сторону душевой. По самые плечи сунулся в поток ледяной воды, отфыркнулся и побежал обратно. Ну и вот, уже совершенно бодрое самочувствие! А раскисал-то: лягу и не встану…
Мальчик вытянулся перед легионером по стойке смирно, ощущая, как вода капает с волос за мокрый воротник, струйками стекает по лицу. “Видок у меня сейчас, наверное!” – Минас чуть было не хихикнул, но вовремя одумался.
- Я слушаю! – рявкнул капитан.
- В течение последних двух дней я добросовестно принимал участие во всех занятиях и тренировках, согласно распоряжениям, поступавшим от сержантов-наставников. Однако, в течение этих дней я неоднократно проявлял невнимательность к словам сержантов-наставников, за что получил серию взысканий. Причиной невнимательности считаю избыточное сквернословие со стороны сержантов, мешающее воспринимать непосредственные указания. Свою вину полностью признаю.
- Избыточное сквернословие? – мягко переспросил Сахаал. – Ты игнорируешь приказы на основании того, что с тобой недостаточно вежливо разговаривают?
- Никак нет, сэр! Просто я не знаю, что из сказанного следует воспринимать буквально, сэр!
- Я по-прежнему не слышу внятного объяснения, кадет. У тебя осталась одна попытка.
Что будет в случае провала этой последней попытки, Минас постарался не представлять. Взгляд почему-то упорно сползал на человеческое лицо, растянутое по наплечнику легионерской брони. Пришлось усилием воли зафиксировать зрачки и разговаривать с узором на нагруднике.
- Слова инструктора – это всегда руководство к действию, на то он и инструктор. Если мне говорят «быстрее» – значит надо быстрее. Если мне говорят «мог бы и лучше», я понимаю, что где-то во мне есть ещё незадействованный резерв, и его надо искать. Если мне говорят «никуда не годится» – я понимаю, что делаю что-то абсолютно не так, как надо. А если инструктор говорит, что я – цитирую – «ползаю, как брюхатая баба по болоту»? Слова, которые постоянно используют сержанты-наставники, я трактую как «никуда не годится». Но если я ВСЁ ВРЕМЯ делаю все НАСТОЛЬКО плохо, почему меня ещё не выгнали? А если НЕ настолько, или не ВСЁ время, то зачем инструктор меня дезинформирует? Когда вместо чётких указаний сержанты постоянно твердят непристойности и оскорбления, я вообще не понимаю, чего они от меня ожидают в ответ.
- И ещё, – в этом месте голос всё-таки дрогнул. – Меня учили с уважением относиться к наставникам. И учили, что сквернословие – есть признак отсутствия дисциплины в словах и мыслях. И я не понимаю…
Минас опустил голову.
- Я не понимаю, зачем они всё это говорят. И я перестал слушать их, Наставник.
- Ваши комментарии, сержант? – капитан отключил трансляцию с регистратора на своём шлеме.
Корракс пожал плечами:
- Из какой-то высокородной семьи, я так понимаю. Избалованный. И, похоже, уже не очень соображает, продолжает выпендриваться по инерции. Я думаю дать ему немного вздохнуть, и ещё через пару внушений он бросит дурить.
- Зачем? – спросил Сахаал.
- Простите, досточтимый легионер?
Сахаал ухмыльнулся.
– Это забавно – такая его непосредственность, но я не увидел изъяна в его рассуждениях о ценности внятных указаний. Я не утверждаю, что он совершенно прав. Но Я обычно высказываюсь предельно конкретно. И теперь я хотел бы услышать твои соображения, сержант. Зачем моему бойцу учиться слушать брань и вычленять из неё приказ?
Ответ у сержанта был. Такой ответ, что Минас бы оглох на год. Посоревноваться в красноречии с дворянским выблядком? Да, капитан, так точно! Именно это я и имел в виду, соглашаясь натаскивать для тебя малолетнее отребье!
Но, в отличие от проклятого мальчишки, сержант умел сдерживаться.
- Я поддерживаю дисциплину, как умею. Если мои нынешние действия вас не устраивают, я жду дополнительных указаний, капитан Сахаал.
- Кадет старается? Пусть получит то, о чем просит. Если не сумеет прожевать – это будут только его проблемы.
Капитан веселился, глядя на застывшее лицо Корракса. Не то, чтобы он специально издевался над этим человеком, но сержанты существуют ещё и для того, чтобы кадетам было, об кого точить зубки. Ну, или обламывать зубки. В любом случае это – тоже учебная схватка, а значит сержантам не будет позволено огрызаться в полную силу.
Минас почти закончил с уборкой, когда на полигоне снова появился капитан.
- Я отдал соответствующие распоряжения. Но сержант Корракс считает, что это будет плохо для дисциплины. Так что имей в виду, с тобой будут разговаривать вежливо, только если ты будешь демонстрировать должное усердие и достаточные успехи. И если ты будешь должным образом внимателен к словам наставников. Это твоя персональная привилегия, дитя, и я буду крайне разочарован, если окажется, что ты её недостоин.
Интонация у капитана была какая-то каверзная, но Минас был слишком потрясён, чтобы обращать внимание на мелочи. Вот так просто, взял и приказал сержантам не ругаться!
- Спасибо, Наставник! И за лейтенанта Суллу спасибо, я ведь так и не поблагодарил! Я буду очень стараться, правда!
– Стадо беременных черепах и кадет Минас, резвее!
- Минас, я не могу тебе сказать, как выглядел сейчас твой выпад, поэтому просто двадцать отжиманий.
- Уроды косорукие! Ах да, перевод же! Кадет Минас, я считаю вашу подготовку неудовлетворительной!
Уже к завтраку присказка «и кадет Минас» стала нарицательной.
- Я знал, что ты – принцесса, но чтобы за одну ночь убедить в этом всех сержантов!!! – ржал Маркус.
- Как, просто скажи, КАК ты умудрился? – цедил сквозь зубы Джелл.
Минас одинаково непонимающе смотрел на обоих. Сержанты устроили цирк, и это понятно. Всегда трудно на глазах у целой толпы взять и резко изменить поведение, почти всегда хочется начать кривляться. Конечно, жаль, что «привилегия» оказалась настолько «персональной». Но может, действительно, с парнями вроде Маркуса по-другому нельзя, он же и сам теми же словами всегда разговаривает?
Ругани стало не намного меньше, зато всё, что касалось его непосредственно, обязательно дублировалось теперь с рефреном «кадет Минас». Выцеплять в фоновом шуме своё имя было легче лёгкого, и можно было и не пропускать важное и отсекать мусор. А если сержанты хотят глупо выглядеть – их право.
- Я фигею с твоей выдержки. Тебе, реально, настолько по барабану? – поинтересовался Вартариан.