Безусловно, это был важный знак. Предвестие, после которого в ее иллюзиях начала проявляться грубая реальность… Но она не хотела ничего замечать, а, может, обманывала себя, ухватившись хоть ненадолго за этот хрупкий «воздушный замок» забытого счастья – делать что-то для любимого, быть ему нужной. И щедро выплескивала в электронных письмах самое важное и интересное, что довелось пройти за потерянные годы. Снова писала ему стихи, делилась своим творчеством. Впервые в жизни ей нашлось, КОГО поздравить с днем Святого Валентина – всемирным Днем влюбленных. Она «ухнула» свой недельный заработок на бесценные книги «Две жизни» в четырех томах, послав ему вместе с ними и свои первые подарки, в которые вложила всю нерастраченную любовь. А потом еще раз сумела выкроить из скромного семейного бюджета довольно значительную сумму, чтобы в Канаде известный астролог просчитала для него его личный гороскоп, и послала его ему как дар-размышление ко дню рождения. Она мечтала, что его одаренность, развитый интеллект, художественное чутье, его страсть к музыке помогут повернуть его сознание к Свету, что он увидит множество иных радостных путей, кроме волн злобной мести к бросившей его жене, которые словно бетонная стена отгораживали от него всю полноту Бытия.
Но реальная жизнь, пошловато ухмыльнувшись в ответ на ее романтические порывы, не церемонясь, вернула ее с Небес, куда она снова его звала, на жесткую, «без соломки» землю… После некоторых недомолвок он перестал скрывать, что буквально за месяц до ее первого звонка у него появилась «новая знакомая», к которой он уезжает на «уикэнд» и получает там «удовольствие»… Она звала его к душевной Радости, а ему ближе и понятнее были земные удовольствия… Она не знала, как реагировать на эту безжалостную откровенность – с одной стороны, сама же жаждала искренности, а с другой… горько было осознавать, что опоздала со своими эфемерными надеждами. Его «группа поддержки» оказалась в двойном – причем, более осязаемом – преимуществе: первое, новая знакомая жила в той же стране, второе, – и более существенное, – она была на десять ее лет моложе…
Она постаралась принять сердцем, а не умом этот факт как данность, но глухие уколы боли – не ревность ли – не давали ей радоваться новому обстоятельству его жизни. Вообще-то, она ревности по-настоящему и не знала, потому что заранее была всегда уверена, что раз мужчина выбрал другую, значит, та безусловно чем-то лучше нее, так что же еще, кроме смирения, оставалось «вечной сказочной дурнушке»? Ждать, пока превратится чудом в принцессу, что «лягушечья кожа», натянутая, между прочим, на себя самой же собой в виде страхов быть снова отвергнутой или нелюбимой, будет сожжена мифическим царевичем, готовым ради тебя пройти тридевять земель? Слишком красиво и несбыточно, чтобы стать реальностью… А в этот раз против нее играл еще и возраст «соперницы». Какому мужчине понадобится «дуэнья», пусть и мудрая, которая когда-то приходила в жизнь Еленой Прекрасной, когда теперь у него перед глазами – моложавая, всегда готовая к плотским утехам, «кармен»…
Но настоящую боль она все же испытала, и не от мнимого соперничества, потому что уже готова была отступить в сторону, зная, что у любимого теперь все может быть хорошо. Ее сразил факт, что тот, кому она так доверяла сокровенное, похвалялся перед своей «знакомой» ее интимными, лишь ему адресованными письмами. Этого она никак понять не могла, так сильно оскорбил ее его поступок (в котором он, к тому же, беззастенчиво признался в телефонном разговоре), что она онемела на время. И – снова – оправдала его: любовь не судит и не дает оценок. Он же не скрывал от обеих женщин их одновременного присутствия в своей жизни, к тому же, ему, видимо, льстила любовь «умной дамы», письма которой всегда несли массу интересной и новой информации, помимо выражения глубоких чувств. Конечно, ей самой было ближе то, что выразил Владимир Высоцкий в одной из своих песен: «Я не люблю, когда мои читают письма, заглядывая мне через плечо!». И переубедить себя, что подобное поведение – непорядочно, она так и не сумела, хотя к нему все претензии были сняты сразу. Каждый прав на своем месте, полагала она, то есть в меру своего внутреннего развития. Когда-нибудь и он поймет, где чистота истины.
По сравнению с этим, было уже не так больно, что ее мечты – побывать в Испании когда-нибудь и непременно с дорогим близким человеком, стали осуществляться с точностью до наоборот… По насмешке судьбы именно в эту страну он собрался повезти свою новую пассию… Он словно испытывал мазохистское удовольствие, когда рассказывал ей, что и как он ремонтирует в квартире той женщины, как проводит с ней свое время, что они уже обдумывают, как им «съезжаться» и жить вместе… Она не могла понять, зачем он это делает, но была рада и этой своей роли – роли далекой подруги из молодости, с которой приятно поговорить о своих планах на жизнь. Лишь бы ему было хорошо… И вот однажды он открытым текстом сказал: «В первый раз ты пришла в мою жизнь слишком рано, второй – слишком поздно.» Но еще до этого «приговора» несколько раз спрашивал саркастическим тоном: «Что же ты раньше меня не искала?» «А ты?» – хотелось ей спросить его в ответ… Ответов не было, потому что так складывалась жизнь каждого из них. Потому что не они управляли своей судьбой, а она вела их по своему плану…
Как-то в пьяном угаре он даже пригласил ее на свой летний концерт, где должен был играть его джаз-бэнд, в котором он за последние годы стал незаменимым классным барабанщиком. Добавив при этом, что непременно встретит ее, поселит в какой-нибудь гостинице, потом привезет к себе, а его новая знакомая даже приготовит для них обед… Она живо представила себе эту «картинку с выставки» и – мороз пробрал ее до костей. Таким откровенно издевательским показалось ей это предложение… она так ярко представила себе, обладая богатым воображением, как та женщина будет специально обнимать его при ней, вешаться ему на шею у нее на глазах, чтобы показать, кто там главный, что сердце тут же сжалось, подтверждая вполне вероятный сценарий острой болью. При всей силе духа и глубине чувств, она все еще оставалась ранимой и уязвимой в своей беззаветной любви женщиной… Высокая душа боролась внутри со стереотипами личности. Она чувствовала, что та, что ближе к нему физически, закатывает ему сцены ревности и уже созрела для ультиматума «я – или она!», подобного тому давнему, родительскому… И она решила не ждать, пока грянет гром его выбора, прекратить переписку и свои звонки. Не успела – гром все-таки грянул! Воспользовавшись безобидной компьютерной пересылкой слайд-шоу цветов с философскими комментариями, которую она разослала, как всегда, своим многочисленным друзьям через Интернет, и ему в том числе, он написал ей резкое, грубое письмо, поставившее обжигающую, как капля пролитой крови, точку в их новых отношениях, продлившихся всего около трех месяцев. Отравленными стрелами вонзались в ее сердце написанные им, словно вырубленные топором палача, слова, что «все это – бред, а цветы – gavno», и по своей традиции, закончил это послание по-немецки, прекрасно зная, что она владеет только английским… Она сначала растерялась – как художник, а потом уже ее любимый, мог написать такое? Она сразу почувствовала в немецкой речи скрытую угрозу и удар наотмашь, но перевели ей убийственные слова гораздо позже, впрочем, смысл и энергетическая суть их от перевода мало изменились… Он написал, что «все воспоминания умерли, и все чувства – тоже…» Таким образом, он выставил ее из своей жизни во второй раз, с перерывом почти в двадцать пять лет. Он снова предпочел синицу в руке журавлю в небе. Однако, никого нельзя винить за его собственный выбор… Ибо каждый сам себе – и судья, и прокурор, и вершитель своей судьбы. Изо всех сил она старалась не выпасть из равновесия в душе, переключившись, как обычно, из зоны душевных страданий в зону творчества. Она вспомнила о великом Гёте – когда возлюбленная отвергла его в восемнадцать лет, он разразился «Страданиями юного Вертера», когда подобное случилось с ним почти в восемьдесят, он ограничился лишь маленьким стихотворением. Что ж, таковы преимущества обретенной мудрости, которой мы обязаны уменьшением боли от страданий, причиняемых самим себе собственной недальновидностью и земными желаниями.
Полетели месяцы «без него», лишь отзвуками пережитого шли стихи… «Я по тебе по-прежнему тоскую, не видя глаз твоих, не слыша голос твой. Но не ропщу я на судьбу такую – я благодарна ей: ты БЫЛ со мной! Пусть недруги шипят, не понимая, что никогда не станем парой мы с тобой… А ты мне как-то написал «Родная!» и …душ родство скрепил одной строкой.»
Казалось бы, на этом можно было бы и закончить эту повесть о дважды даваемом БОГАМИ шансе украсить мир истинной любовью, как и о несовершенных людях, не сумевших им воспользоваться… Но Жизнь никогда и нигде не ставит окончательную точку, а только многоточие, которое означает вечную смену времен не только в Природе, но в человеческих душах…
Прошел год…
Она много работала в своем маленьком швейном бизнесе, как и в духовной организации с центром в Санкт-Петербурге, ездила на ставшие смыслом всей ее жизни семинары в Россию, много писала – стихов, легенд, статей в русские журналы, начала новую книгу. Семья тоже отнимала достаточно сил, огорчал сын, уже очень тяжело болел муж, приходилось работать за двоих. Только дорогие сердцу мама и внук приносили столько света и радости в душу, отвечая такой чистой любовью, которая помогала исцелять еще не затянувшиеся раны. Они не хотели зарастать и давали о себе знать всегда, когда она думала о нем… Отлученная от любви, от участия в его судьбе, она ни на день не переставала молиться за его душу и посылать ему токи света, спокойствия, тепла, потому что любила его по-прежнему и ни в чем не обвиняла. Только прекрасные сны с его участием перестали сниться…
В середине января наступившего года она вернулась с очередного зимнего семинара, проходившего в Москве, еще не отошла от трудного многочасового перелета, от тех качественно новых состояний души, которые обретала всегда, после работы и общения со своими близкими друзьями и единомышленниками. В Америке не принято звонить по телефону после десяти вечера, американцы много работают, потому и ложатся спать рано, и каждый поздний звонок всегда вызывает тревогу – значит, случилось что-то необычное, раз беспокоят в такое время. Этот телефонный звонок прозвучал в половине двенадцатого ночи… Она сразу подумала о сыне, схватила трубку, чтобы не разбудить домашних, и… обалдела от услышанного будничного «Привет!» до такой степени, что в первую минуту не смогла осознать, кто звонит… Быстрее ума сориентировалось сердце, зачастившее как при тахикардии… Она тихо ответила, что сейчас говорить не может, отложив разговор до завтра… Разбуженным все же родным пришлось соврать, что это ошибка. И это мелкое вранье почему-то покоробило ее больше, чем все прежнее сокрытие своей болезненной тайны, чем сам факт внезапного возвращения, казалось бы, окончательно потерянного, дважды предавшего ее, но все еще близкого человека…
Конечно, ночь полетела насмарку, даже дикая усталость не помогала уснуть, тревога била в виски как удары крови при повышенном давлении, что же там случилось, что он вышел на связь, причем, по домашнему телефону… Семичасовая разница во времени не позволила им связаться на следующий день прямо с утра, но когда он дозвонился ей на работу ближе к вечеру, она уже сумела взять себя в руки настолько, что телефонная трубка больше не вибрировала в дрожащих пальцах… Она постоянно убеждалась в своей длинной жизни, что события и наше представление о них – на деле всегда оказываются совсем не такими, какими кажутся. Потому что срабатывает принцип иллюзорности этого физического мира, и наше субьективное его восприятие постоянно расходится с реальными фактами. Его возвращение к ней по собственному желанию лишний раз подтвердило эту истину. Все, что она себе нафантазировала по поводу его устроившейся личной жизни оказалось абсолютным блефом… На ее вопрос: «Ну, как ты там живешь?» она получила самый неожиданный ответ: «Да, вот, спиваюсь в одиночестве…» «А, как же твоя подруга, разве вы не вместе живете?» – недоумевала она. «Которая из них? Ах, та… Мы давно расстались, дурой оказалась невозможной, говорить было не о чем…» По ходу возобновившегося телефонного общения она все более изумлялась, насколько за прошедшие месяцы его сердце переполнилось ненавистью к людям, к жизни, ядовитой злобой, причем, в своем одиночестве он винил всех, кого угодно, кроме себя самого. Особенно снова и снова доставалось его второй гражданской жене, родившей ему дочь. Ей было тяжело все это выслушивать, но она понимала, что если не дать выхода негативной энергии, его разорвет от этой ненависти, выплески которой увеличивались каждый раз по мере его опьянения. Его депрессия, видимо, носила уже затяжной хронический характер, усугублялась алкоголем и абсолютным отсутствием веры в какие-либо изменения своей жизни. Он без конца повторял, словно заезженная пластинка поврежденного диска, что больше незачем жить, что ему нужно уходить только к своим покойным «великим родителям», что он никому здесь не нужен и не видит никакого смысла продолжать… Причем, зачастую он даже не стеснялся в выражениях, применяя ненормативную лексику и описывая взахлеб довольно гнусные подробности интимной жизни с бросившей его второй женой…
Она начала резко его останавливать, не позволяя, прежде всего, себе скатываться на столь низкий уровень общения. Но чего ей стоило терпеливо и мужественно пережигать в себе всю эту грязь, знает только она сама, ее ангелы – хранители, но главное, – Те единственные, действительно Великие Небесные Родители, которые всех нас создали и радеют за каждое свое дитя в проходимых им испытаниях этого мира. Им-то, прежде всего, она и молилась день и ночь обо всех, и о своем любимом. Она продолжала бороться за него, потому что необратимо изменялась сама, отодвинув личные переживания. Потому что не просто верила, а знала абсолютно точно и глубоко – жизнь вечна, она не заканчивается здесь, в этом мире, где мы временные гости или, вернее, актеры в этой, похожей на многоактовое театральное представление, действительности. Она вела с ним долгие беседы о смысле жизни, о грехе самоубийства, который начинается с негативных мыслей о себе и других, о ценности физического мира и даре Богов – познавать его через разум и совершенное тело, которое человек не понимает и не уважает. Странное дело, порой он соглашался с ней, словно в алкогольной пелене, окутавшей его спящее сознание, появлялись бреши, и сквозь них прорывалось нормальное человеческое понимание, иное отношение к жизни, людям, к ней самой. И она не теряла надежды на чудо, взывая своими сердечными молитвами ко всем силам Космоса, чтобы сберечь от разрушения самое ценное – его бессмертную душу.
Той же зимой, перед ее юбилеем он однажды неожиданно спросил ее совершенно трезвым голосом: «Ты выйдешь за меня замуж?». Она опешила… В первый раз он сделал ей предложение в двадцать лет, как честный человек, который «обязан жениться» на женщине после близости с ней… И вот, второй раз оно прозвучало через четверть века, снова наполнив ее счастьем и такой же невозможностью ответить на него утвердительно… И тогда, и сейчас – она уже была замужем, причем, за одним и тем же человеком… Если в прошлом она была готова бросить все, кроме своего ребенка, и переехать к нему, если бы он серьезно и настойчиво позвал… То сейчас, после сорока лет брака, это было бы сделать еще труднее. Поэтому она предложила ему сначала встретиться и посмотреть друг другу в глаза, прежде чем принимать какие-то решения. Интуитивно она ясно понимала, что зов этот – не от любви, а от одиночества, которое становилось для него все невыносимее. И он тоже подспудно признавал, что она не сможет оставить свою семью именно теперь – там, в эмиграции, где все в буквальном смысле на ней и держится.
И все же они запланировали свою встречу на весну. А любительница игр в человеческую лотерею, судьба «подкинула» им еще один счастливый шанс…
Организация, к которой она принадлежала уже несколько лет всем сердцем, всеми помыслами, с полной отдачей своих творческих и душевных сил, объявила следующий семинар во Франции, а точнее, в Ницце, на конец апреля. И они поняли, что это именно та возможность встречи, о которой они много говорили. В указанное место семинара он смог бы приехать на своей машине и побыть с ней, как тогда, на крымском берегу, несколько дней после окончания групповой работы. Эта идея так вдохновила их обоих, что они жили ей несколько недель, обсуждая все детали, варианты и возможности. «Мы друг без друга тихо умирали, – рождались у нее новые стихотворные строки, – Сбегая от себя в вино иль в блуд. Как карты страны и партнеров тасовали, надеясь обрести хоть что-нибудь. Но лишь тогда, когда, покорные разлуке, замкнули чувства мы под будничным «замком», Нас будто «Сверху» оправдали за все муки… И грянул гром – спасительным звонком!»