- Так вы из столицы - в Сибирь, а потом - к нам, сюда? Тяжело было, наверное?
- А вы как думаете? Холод, ветер, грязь, дорога. Приставака Дурново, безумная герцогиня, три герцога - один злюка и два пьяницы, и дурак врач, и болван пастор, который в упор меня не видел! - пасторша сжала розовый кулачок, и колечко заиграло.
- И вы служили герцогине еще в столице?
- Недолго, - чуть удивленно отвечала пасторша.
- А не захаживал ли к вашим хозяевам граф Левольд?
- Ну, бывал и такой. Щеголь придворный. А на что он вам?
- Дело в том, Софьюшка, что он мой папаша, - с внезапным вдохновением выпалил Мора, - он, конечно, не признавал меня, и в судьбе моей почти не участвовал. Но так хотелось бы сироте услышать хоть что-нибудь о покойном родителе!
- Он помер? - огорчилась Софья, - Вот жалость... Я почти ничего не знаю - я же служила герцогине, в ее покоях. Ну что вам сказать? Родитель ваш очень дружен был с герцогом, и был ну такой весь из себя любезный кавалер, такой... Как игрушка. Знаете, есть фарфоровые куколки, которых ставят на камин? Ваш отец был самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Но будь у вас нос, вы были бы вылитый папаша. У вас его глаза и такие же брови, и он так же, как вы, рисовал на лице белилами эдакую непроницаемую маску - словно прятал за нею что-то.
- Я прячу клейма, - признался Мора, - и надеялся прежде, что это не очень заметно.
- Что вы, почти не заметно. Подберите пудру потемнее, и никто не догадается. Просто у меня острый глаз. Надо же, вы байстрюк Левольда...
- Не выдавайте мою тайну, - взмолился Мора, в глубине души надеясь, что пасторша всем разболтает, - И я навеки отважу от вас поручика.
- О, я буду молчать! - пасторша сжала кулачки, - Только избавьте меня от Булгакова! Я сперва не верила, но если Левольд ваш отец, вы справитесь!
- Т-с-с, это тайна, - напомнил Мора, - а что, граф был так умен?
- Не умен, но гений интриги. Все его друзья между собою были врагами.
- А говорили, что не помните ничего. Спасибо вам, Софьюшка, за доброе слово - про папашу, - Мора не удержался, поцеловал розовую ладошку. Интересно, та дама еще у Готлиба или можно возвращаться? И пригодилась ли им книга?
На другой день Мора взял на поводок легавого Балалая и, как только изящный поручик лениво сошел с крыльца - направился наперерез с дельным видом.
- Ага, мошенник! - обрадовался поручик. В последнее время Мора тщательно его избегал.
- Добрый день, господин капитан-поручик, - поздоровался Мора, - а мы вот скотинке глистов гоняли.
- Твой приворот - говно, - голос поручика зазвенел, - сколько недель прошло? И ничего!
- Вы меня не слушаетесь, вы нарушаете главное правило хорошего приворота, - пожурил Мора, - Вот вы к предмету подходили?
- Подходил... - признался поручик.
- Руками трогали?
- Трогал, - поручик увял, - Что, все пропало?
- Отнюдь, - Мора ослабил поводок Балалая, и пес с упоением обнюхал поручику панталоны, - Асцендент во Льве, луна в восьмом доме. Еще можно поворотить судьбу, но это будет стоить...
- Сколько, кровопийца? - простонал поручик, отстраняя Балалая.
- Гривня. И то себе в убыток. Есть у меня зелье одно, для младшего князя, специально смешал, чтобы вечером отдать. Делает мужчину неотразимым в своей привлекательности.
- Ему-то зачем?
- Его светлость к госпоже Дурыкиной благоволит, но безуспешно.
- А-а, - протянул разочарованно поручик, - я о нем лучше думал. Уступишь зелье?
- Молодой барин побьет меня палкой...
- Не боись. Я сяду с ним в карты играть, он и про тебя, и про все на свете забудет. Уступи, а? Вдвое дам.
Мора поломался еще для виду, и вытащил наконец из-за пазухи зеленый пузырек, заткнутый тряпицей. Поручик выхватил пузырек, отсчитал две монетки и бегом бросился в дом. Мора с Балалаем на поводке неспешно продефилировал к псарне. Готлиб торчал в дверях, наблюдал:
- Что ты дал ему, повесе?
- Аква тофану, - отвечал было Мора, но Готлиб его не понял, и Мора признался, - У конюхов взял пургатив конский и опия туда добавил от души. Может, хоть так дурь из него выйдет.
Конец февраля выдался теплым - словно уже весна. С крыш свисали сосули, солнышко пригревало, вытапливая плеши в ноздреватом снегу. Старый князь каждый день охотился - носился по лесам в компании полицмейстера, и что ни день - помещики предъявляли счета за потраву. Старый дьявол издевательски хохотал (что можно потравить в феврале?), притворялся, что не знает по-русски, и всех отсылал к поручику. По закону поручик, как представитель государыни, обязан был оплачивать все, что его подопечный сломал или испортил. Сам поручик на охоты не ездил, ходил бочком и покряхтывал - видать, приболел.
Мора поручика обходил за три версты, понимая, что из-за жалости к пасторше нажил себе врага. Впрочем, каникулы заканчивались, пришло время собираться в Москву. Гонорар за услуги почтового голубя спрятан был в надежном месте, новых писем князь, поглощенный охотой, отправлять не собирался - значит, пора Море и честь знать. Откроется переправа, ляжет понтонный мост, примчится гонец со столь желанным носом - и можно отправляться в дорогу. Можно отправляться и без носа, если не терпится.
Одно лишь не давало Море покоя. Аква тофана и противоядие Митридата. Безумная мечта овладела молодым проходимцем. Море скоро тридцать, он прожил жизнь, так и не добившись ничего значительного. Зато лишился ноздрей и на пару лет - свободы. А если бы ему принадлежал секрет, который много лет уже считают утерянным? Что там гордая атаманша Матрена - и в Кенигсберге, и в самой Вене раскрылось бы перед Морой множество дверей. Мир лег бы к его ногам, как покоренный зверь. Но как узнать секрет? Что такое сказать загадочному Левольду, блиставшему некогда на царских паркетах, чтоб бывший гений интриги доверился клейменому арестанту? Мора пока не знал. Но и мечта не отпускала.
Мора возвращался с рынка с корзинкой, полной яиц - "я пошла на рынок и купила дюжину их" - так говаривала одна стеснительная поповна. Навстречу ему попалась пасторша - она шла медленно, словно надеялась встретить кого-то по пути.
- Доброго дня, матушка Софья, - поздоровался Мора.
- Здравствуйте, Мора, - просияла черная Венера с глазами зелеными, как у ведьмы, - А я ведь вас ищу!
- Что, отстал поручик? - спросил Мора, впрочем, заранее зная ответ. Но он надеялся на подробности.
- Ах да, отстал! После такого позора, - и Мора впервые увидел, как арапы краснеют, - После такого фиаско он никогда, никогда не решится более взглянуть мне в глаза! Спасибо вам, Мора!
- Что, обделался? - не удержался Мора, - Ох, простите, матушка.
- К сожалению, не успел. Но почти. Он явился к нам с этой своей французской книжкой, и еле успел выбежать на двор. Вся книжка отправилась в жертву Клоацине. Но ведь я искала вас не за этим.
- Что же за известие может быть еще лучше?
- Мора, ваш отец жив!
- Откуда вы узнали?
- О, это тайна исповеди, я не могу сказать. Я рассказала мужу, чей вы сын - уж простите, Мора... И муж мой проговорился, что ваш отец не умер, он в ссылке, далеко в Сибири.
- Это князюшка наш исповедался? - угадал Мора, - Никак его светлость виделся с папашей или письмо получил?
- Нет, что вы, к сожалению, это только слухи. Кто-то проездом из Сибири что-то рассказал - мол, жив, здоров, сидит под арестом.
- Это все равно, что помер, - с деланным смирением отвечал Мора, радуясь, что старый князь не исповедался пастору как следует, от всей души, - где я и где Сибирь? Вряд ли мы увидимся.
- Герцог так же говорил - мы старые, больные, и вряд ли когда-нибудь встретимся. И все бы я отдал за такую встречу.
- Вы что, подслушивали?
- Нет, что вы, - и Мора увидел, как арапы становятся пунцовыми, - я, кажется, сейчас выболтала тайну исповеди. Поистине, язык мой - враг мой. Муж мне это пересказывал - все удивлялся, какое сердце нужно иметь, чтобы простить негодяя.
- Муж ваш тоже, Софьюшка, не подарок - где тайна исповеди? Где не судите, да не судимы будете? - напомнил Мора, - В любом случае, папаша расплатился за свои прегрешения сполна, с князем они в расчете.
- Наверное, вы правы. И спасибо вам, Мора, за отворот.
- Всегда рад служить, - Мора перехватил поудобнее корзинку с яйцами и направился восвояси.
Возле дома Мору поджидал поручик Булгаков, не так давно принесший томик французской поэзии в жертву Клоацине. С тех пор поручик окреп и готов был к серьезному разговору - трость в его руке говорила именно об этом. Мора же как назло был без трости - проклятая спина перестала болеть.
- Попался, негодяй! - с веселой злостью воскликнул поручик, - Будешь знать, как людей травить!
- Да что вы, благородие, да я ни сном ни духом! - зачастил Мора, отступая. Но смиренную маску ему удержать не удалось - взоржал конем. Поручик побагровел, поддернул рукава и с тростью наперевес кинулся на обидчика. "Пропали яйца" - подумал Мора, впрочем, без особой тоски. Кадровый военный оказался бессилен в схватке с житаном, воспитанным кенигсбергской подворотней. Мора поднырнул под занесенную трость, ударил нападавшего по ногам и тут же обрушил поручику на мундир свою корзину со всем драгоценным содержимым. Ворота княжеского дома распахнулись, и на улицу выкатилась карета. Поручик вскочил на ноги, Мора же благоразумно пал в грязь и притворился если не мертвым, то побитым.
- Булгаков, мы к Оловяшниковым на блины. Ты как - с нами? - раздался томный голос, дверца приоткрылась, и показалась розовое личико князя Петера, старшего из наследников старого князя. Разглядев облитого яйцами поручика, томный Петер хохотнул и закатил глаза. Поручик в отчаянии замахнулся на лежащего Мору палкой.
- За что ты хочешь его бить? - спросил молодой князь.
- Мерзавец пытался отравить меня, - поручик опустил палку, так и не ударив Мору - из кареты высунулся сам старый князь, глянул, можно ли вылезти, чтобы не в грязь, и вылезать погнушался.
- Зачем же ты ел из рук моего псаря? - ядовито поинтересовался князь, с удовлетворением окидывая взглядом оскверненный мундир поручика, - Он же цыганва, рваные ноздри, le criminel...
- Я не ел. Он наврал, что смешал приворотное зелье...
- Разве ты не знаешь, что цыганы не ворожат? - поднял подрисованные бровки князь Петер, - Это цыганки ворожат, а цыганы только воруют.
- Вот что, поручик Булгаков, - в голосе старого князя зазвенел металл, - ты повторяешь все ошибки твоего предшественника Дурново. И узнай у своих приятелей, что бывает с теми, кто бьет в моем доме моих слуг. Поверь, тебя ждет сюрприз. Мне некогда рассказывать. Иди в дом, переоденься - а мы дождемся тебя.
Поручик устремился в дом, сдерживая злобные рыдания. Мора поднялся из лужи, подобрал опустевшую корзинку, поклонился господам и спросил невинно:
- А что же бывает, ваша светлость, с теми, кто бьет ваших слуг?